– Был когда-то другом, – ответил он нехотя. – Ну, поехали?
Я смотрел, как он прячет в сумку карту, в самом деле удивительную, нарисовали ее недавно, может быть, именно по заказу Фицроя, он не только успел за эти пару дней отыскать местных чародеев, якобы не существующих в столице, но и убедить их что-то сделать для него…
Из королевского дворца выскочил запыхавшийся слуга в одежде королевского двора, огляделся, увидел нас, замахал руками.
– Глерд Юджин!.. Глерд Юджин!
Я как раз вставил ногу в стремя и поднялся в седло, Фицрой вздохнул, я обернулся с великой неохотой.
– Чё?
Слуга подбежал, шапки на голове нет, так что поклонился ниже, чем рядовому придворному.
– Глерд Юджин, простите великодушно, однако ее величество увидели вас в окно… изволят что-то сказать на дорогу.
Фицрой буркнул тихонько:
– «Сказать» на королевском языке значит «велеть».
– А куда денешься, – ответил я. – Тут самодурство и самодержавие. Я недолго, ты пока не пропей коней.
– Иди-иди…
– И не проиграй, – напомнил я.
– Да иди же!
– И не отдай за интимные услуги, – добавил я.
Он воздел глаза к небу.
– С ума сошел! Я вообще никогда не плачу. И сам не беру. Это бесчестно. Разве что конями…
Слуга дождался, когда я двинулся в сторону королевского дворца, забежал вперед и знаками показывал гвардейцам, что все под контролем ее величества и все по монаршей воле.
Когда поднялись на этаж, стража отступила от двери королевского кабинета, а слуга распахнул ее передо мной с церемонным поклоном.
Королева так и стоит у окна, глядя задумчиво на широкий двор. Я прошел до середины зала, когда она замедленно и неспешно начала поворачивать голову в мою сторону. Я уже приблизился на расстояние двух шагов, а взгляд ее холодных рыбьих глаз наконец-то уперся в меня, не позволяя подходить ближе.
Я поклонился.
– Ваше величество?
– Уже уезжаешь, – сказала она с неодобрением. – Жизнь в столице тяготит?
Я поморщился.
– Ваше величество, я сибарит и гедонец. Или гедонизист, не помню. Есть такие нации. И мое призвание – лежать на диване, пить вино и смотреть на танцы голых женщин. Но вы мне подсунули земли и крепостных, что подвергаются набегам! Я бы плюнул на все и вернулся, если бы кто-то там мог их защитить. Но – некому. Потому сперва всех побью, потом вернусь отдыхать и нежиться. Врагов побью, не крестьян! А мне пусть приготовят диван поширше и помягче.
Она посмотрела с некоторым непонятным выражением в глазах.
– Эти земли ты сам выбрал… Тебя даже отговаривали.
– Все равно виновата королева, – отрезал я. – Значит, плохо отговаривали! Провоцируя на сопротивление.
– Вот как?
– Точно, – заверил я. – И вообще, ваше величество, для вас новость, что всегда во всем виновата власть?..
Она поморщилась.
– Даже в засухе или слишком… долгих дождях. Знаю. А ты?
Я огрызнулся.
– Что я?.. И я, как все люди. Все виноваты, только не я. А как жить иначе в душевном комфорте?.. Кстати, ваше величество, я получил благодарность за помощь вам от вашего поклонника.
Она насторожилась, что-то учуяла в моем не таком уж и ехидном голосе.
– От кого?
– От принца Роммельса, – ответил я с удовольствием. – Как его называют широкие народные массы, пока что далекие от демократии. Он почему-то рад, что вы удержали пошатнувшуюся… или не пошатнувшуюся, но все-таки власть.
Она смерила меня таким лютым взглядом, что я задержал дыхание, но она лишь процедила:
– Он никакой не принц, а просто разбойник.
– Спасибо, – сказал я с чувством, – что не вдарили. Но, может быть, в чем-то прислушаться к оппозиции?.. Ваш режим можно назвать умеренно тираническим с заметными элементами демократии, а Дейнджерфилд установил бы военную диктатуру. Как одни военные хотели установить в нашем королевстве в декабре, но получилось только в более южных странах, где их ласково называли хунтой… В общем, этот принц, что не принц, вдруг в чем-то прав, выражая потаенные и низменные чаяния народа?.. Если дать всем свободу… мир станет лучше?
Мне показалось, ее мраморно-чистое и аристократически бледное лицо начало наливаться красной гнева.
– Глерд, – произнесла она с придыханием, – я усомнилась в вашей разумности.
– А в искренности? – спросил я живо.
– Искренним вы не бываете даже с собой, – отрезала она. – Вы не видите разве, что простой народ вовсе не желает того, о чем вы говорите, сами не понимая своих слов! Они счастливы пахать землю, продавать зерно и ни о чем не думать больше!.. Маги счастливы заниматься тем, чем занимаются!.. Воины не хотят ни пахать, ни заниматься магией, но с удовольствием скачут вдоль границ и оберегают мирных крестьян от разбойников!.. Каждый на своем месте!.. Вы хотите сделать всех несчастными?
– Ваше величество, – ответил я смиренно, – понимаю, эволюция лучше, чем революция. Но это так долго…
– Королевство, – напомнила она, – не деревня. Здесь ничего нельзя делать быстро.
В дальней двери появился глерд Иршир, некоторое время торчал столбом, затем начал подавать королеве какие-то знаки. Она бросила в его сторону недовольный взгляд.
– Ладно, идите, глерд Юджин. Но вы знаете, куда можно вернуться в любой момент.
– А это куда?
Она поморщилась.
– Те покои закреплены за вами. Когда бы вы ни изволили явиться.
– Ого, – сказал я. – Не ожидал. Спасибо!
– Вы много чего от меня не ожидали, – ответила она с надменностью. – Но я от тебя ожидаю. Иди-иди!
Я поклонился, отметив, что она снова перешла на «ты», и, сдерживая усмешку, пошел к двери.
Герцог поспешно отодвинулся, слишком нарядный, а я прошел по коридору и побежал вниз, пренебрегая солидностью глерда.
На втором этаже наверх поднимается Форнсайн, он сразу вперил в меня злой взгляд, меня да не заметить среди чинных и величавых, я думал, что разминемся на достаточной скорости, однако он остановился и отвесил настолько смиренный поклон, что больше похож на издевательство.
– Глерд Юджин, – произнес он ровным голосом, – беру обратно свои поспешные слова, что вас плохо подготовили.
– Что, – спросил я с иронией, – у меня подготовка хорошая?
Он ответил уклончиво:
– Вы не собирались долго засиживаться в слугах, потому так плохо играли эту роль. Облик знатного глерда вам идет больше.
Я прищурился, впился в него взглядом.
– Хотите сказать, что это только облик? Но не совсем мое?
– Простите, глерд, – ответил он с едва заметной иронией, – я не могу судить о том, чего не знаю.
– Но все-таки?
Он ответил нехотя:
– Есть несостыковки… Хотя это больше на ощущениях. Вы не тот, за кого себя выдаете даже сейчас.
Я проговорил с нажимом:
– Это не так важно, глерд. Важнее то, что я поддерживаю королеву… пусть и с оговорками. А вот ваша роль в заговоре Дейнджерфилда остается пока неясной.
Он запнулся, помолчал, глаза погасли, сам как-то съежился, наконец проговорил с запинкой:
– Ее величество великодушно простили всех, кто колебался или даже участвовал, но не был на главных ролях. Как видите, меня даже не сослали в отдаленное имение.
Я сказал безразличным голосом:
– Ее величество почему-то считает вас неплохим вроде бы профессионалом. Думаю, только потому вы еще не на виселице. Но учтите, я вас таким не считаю!
Он поклонился.
– Как вам угодно. Только вы, как бы вам это поделикатнее напомнить, еще не королева.
– Ее величество не вникает в мелочи, – сказал я и ощутил, что нагло брешу, королева все видит и замечает. Хуже того, это знает и Форнсайн. – Я как-то объясню…
– Вы уже лишили меня лучшего работника, – сказал он.
– Мага?
– Он был не только маг, – ответил Форнсайн. – Хорош был и как воин, и как лазутчик и вообще умел и делал очень многое.
– Другого найдете, – обрубил я. – Учтите, теперь я за вами присматриваю лично. Даже издали.
Он ответил с легким поклоном:
– Как и я за вами. Желаю здравствовать, высокий глерд!
Я смотрел ему вслед и чувствовал, как просыпается темная тревога. Очень даже сомневаюсь, чтобы желал мне здравствовать. А возможностей у него, если честно, все же больше, чем у меня.
Впрочем, я еще не сказал своего последнего слова.
На крыльце кто-то отпрыгнул, кто-то поклонился, я все еще темная лошадка, вдруг да лягну, невзирая на длинный ряд предков.
Фицрой уже верхом прогуливает коней шагом, с ним раскланиваются намного любезнее.
Я издали помахал рукой.
– Все закончено. Можно ехать.
Он спросил живо:
– Ну что королева?
– Обещала, – ответил я, – помахать платочком.
– Ух ты, – сказал он с восторгом. – Такая женщина… Ну тогда влезай в седло красиво, не горбись, на лице задумчивую печаль, не суетись, как суслик, ты же теперь глерд.
– Постараюсь, – ответил я.
Когда выехали из ворот дворцового сада и пустили коней по тесной улице, он сказал с укором:
– А чего даже не оглянулся?
