За попытками насытиться, объедая убитого подельника, Кхугла застал волк. Зверь заглянул на порог, явно привлеченный запахом крови и мяса. Остроухий силуэт появился на фоне проема — более светлом по сравнению с шалашом изнутри. Видно, снаружи уже помаленьку начало светать.
— Пшел вон! Мое! — рявкнул Кхугл, отвлекаясь от трапезы. Точнее, попытался рявкнуть как можно грознее.
Но из-за недостатка сил с невольным презрением к самому себе услышал в собственном голосе стон, чуть ли не мольбу.
— Пшел! Пшел! — снова выкрикнул разбойник, срываясь на визг.
Впрочем, по крайней мере, громкие звуки заставили волка остановиться. С полминуты он оценивающе смотрел на другого хищника — двуногого. Два чувства боролись в звериной душе. С одной стороны он ощущал слабость последнего живого обитателя шалаша. С другой — чувствовал и решимость, готовность двуногого биться за свою жизнь и добычу.
Решающим для волка стало осознание того обстоятельства, что и живой двуногий, и его пожираемый собрат были не единственными, годными в пищу, кусками мяса в этом шалаше. А значит, зверь мог утолить голод и более легким способом — не вступая в схватку с существом, ничем ему по большому счету не угрожающим. Не тратя на это бессмысленное противостояние время.
И потому волк осторожно ухватил зубами за лодыжку ближайший к порогу двуногий труп да выволок его наружу.
Кхугл же продолжил отгрызать куски мяса от ног мертвого сообщника. До тех пор, пока не почувствовал долгожданное тепло и тяжесть в животе. Признаки сытости.
Дождавшись их, разбойник оставил свое занятие и, в обнимку с целительным шаром, переполз на свою лежанку. После чего провалился в темный, как собственная душа, лишенный сновидений, сон.
* * *
Проснулся Кхугл на удивление ярким солнечным днем — бодрый и полный сил. Боль, терзавшая его ночью, даже не вспоминалась. И настроение главарю не испортили даже трупы, коими полнился теперь шалаш. Трупы, уже начавшие пованивать и разлагаться, да привлекшие к себе мух. Небольшие и зеленые, те целыми ватагами кружили над телами разбойников, громким хором жужжа. Словно радовались обильному пиршеству.
Ни мешать мухам, ни, тем более, соперничать с ними из-за завтрака Кхугл не собирался. Найдя, что в поедании человечины нет ничего страшного, обнаружив в данном процессе даже некую прелесть, разбойник ни в коем случае не собирался жрать тухлятину. Зачем травиться, если можно поймать себе что-нибудь свеженькое — Кхугл уже чувствовал в себе для этого достаточно сил. К тому же проголодаться он пока не успел, и потому не видел смысла спешить с новой трапезой.
Убитых подельников Кхуглу было жаль — но, разумеется, не настолько, чтобы лить над их останками слезы.
Тем более, в свое время господин на летающей повозке утверждал, что если понадобится, он мог бы оживить любого из ребят своего приспешника в качестве существа тупого, не слишком ловкого, но безоговорочно послушного. Любого… да хоть, даже, наверное, и всю шайку скопом. По разумению Кхугла, для господина этого, небеса покорившего, почти не существовало невозможного. Главное, чтобы мухи… а также хищники покрупнее не объели трупы слишком сильно.
С другой стороны не так уж это важно — воскрешать прежних подельников. Некоторых Кхугл предпочел бы и вовсе больше не видеть живьем. Рудю того же. Уж эта-то рыжая образина отправилась к Морглокху заслуженно.
А коль эти некогда благодатные земли теперь далеко не процветали, немало могло найтись желающих сменять скромный удел честного труженика на ухабистую стезю лихого человека. И из желающих этих, полагал Кхугл, собрать новую шайку не составит труда.
Опять же можно было и в одиночестве промышлять. Да, в одиночку, без помощников, труднее. Все придется делать самому. Но в то же время, когда ты один, гораздо легче скрываться и прятаться, уходя от погони. И никто не оспорит твое главенство.
Правда, выполнять задания господина на летающей повозке в одиночку может и не получиться. А лишаться такого покровителя Кхуглу не хотелось.
Так что, выйдя из шалаша на свежий воздух, да сладко потянувшись, вдыхая его полной грудью, разбойник решил, что шайку все-таки придется либо новую сколотить, либо оживить старую. Вскоре. Но прежде хотелось сделать еще кое-что, на взгляд Кхугла не менее важное.
Поквитаться с юным, но таким боевитым чужеземцем, вырезавшим его ребят. И едва не заставившим распрощаться с жизнью самого Кхугла.
Силы свои разбойник не переоценивал. Парнишка тот с мечом обращаться умел, даже всей ватагой удалось его пленить по счастливой случайности. Кое-кто, ныне кормивший мух, уж больно метко бросал камни. И удачно попал.
Теперь же, один на один Кхугл вовсе не имел против странствующего мечника шансов. Даже если засаду устроит. Или сумеет незаметно подкрасться и ударить в спину… попробовать ударить, если точнее. Последнее вообще было сомнительно, треклятая девка наверняка успеет заметить. Завизжит, хахаля своего предупреждая.
Но на стороне Кхугла был господин на летающей повозке. Сила, против которой никакой меч не поможет. А боевым умением своим сопляк-чужеземец вообще… хе-хе, разве что подтереться бы мог.
Потому план мести, созревший в голове Кхугла, в том и заключался, чтобы навести господина на этого мечника и его девку. Не ради золота навести — кому, как не Кхуглу было знать, что платил обладатель летающей повозки только за пленников, доставленных ему. А не тех, которых пришлось отлавливать самостоятельно. Все, чего хотел оставшийся в живых главарь, это утолить жажду мести. Потому как понимал: ничего хорошего этой парочке, угоди они в лапы господина, ждать не приходилось.
Как именно навести… или, скорее, натравить господина с летающей повозкой на его несостоявшегося убийцу, Кхугл тоже долго не думал. Подаренный господином шар мог не только исцелять. Для связи с ним тоже годился. Если, конечно, господин не врал. А разбойник привык доверять своему покровителю. Как же не доверять тому, кто по сути-то спас твою жизнь?
Итак, Кхугл намеревался сообщить господину на летающей повозке о девке, которая бы подошла ему как никакая другая из местных — вон ведь какая не по-здешнему ладная, чистенькая и здоровая! А также о ее спутнике, который может помешать, и от которого лучше избавиться. Примерно тем же способом, каким избавляются от тараканов и мух.
Но прежде следовало найти эту парочку. Хотя бы примерно определить их местонахождение, чтобы господину не пришлось долго искать. А ища, либо злиться на Кхугла (что для последнего было крайне нежелательно), либо решить бросить поиски. Что также не устраивало разбойника.
Немножко подумав, память свою на помощь призвав, Кхугл вспомнил, что мечник и его девка шли вдоль просеки. По дороге, где его шайка промышляла последние пару-тройку лун. Не составило труда вспомнить и направление, коим они двигались. И не было никаких причин считать, что, освободившись, парочка чужеземцев не вернется на прежний путь.
Просека вывела Кхугла из леса к полю, за которым располагалась деревня. С жителями которой главарь и вся его ныне мертвая шайка имели несчастье познакомиться чуть больше луны назад.
Выглядевшие на первый взгляд мирными рохлями, крестьяне становились злющими как голодные псы, если кто-то посягал на их небогатое имущество. Ну, кроме кхонаса, конечно. Узнав, что некто грабит прохожих на лесной дороге, да, тем паче, не досчитавшись пары коров (уведенных прямо с пастбища), жители деревни устроили облаву. Смогли даже убить одного из ребят Кхугла. Остальные сумели скрыться в лесу, куда соваться крестьяне не рискнули. Но и разбойники после этого случая стали осторожней. Уж, по крайней мере, скотину больше не крали. И вообще старались жителям деревни на глаза лишний раз не попадаться.
Тем более не стоило привлекать к себе их внимание теперь — когда Кхугл остался один-одинешенек. Никакой господин на летающей повозке и никакой целительный шар не спасет, если мужики поднимут его на вилы, зарубят топорами или вздернут на суку ближайшего дерева. О, покровитель главаря погибшей шайки едва ли вообще успеет вмешаться.
