— Я не признаю никакой вины, — отрывисто сообщил он. — Я выполнил все, за что мне было заплачено. То, что вы рассчитывали получить больше оговоренного, это ваши ожидания, а не моя обязанность. Однако… нас давно связывают прочные и взаимно выгодные отношения, истинная дружба, которую следует сохранить. Только ради этого я верну вам часть оплаты. Ту, что вы полагаете внесенной сверх полученного.
— Нет, мой друг, — сумрачно вымолвил гость, и в его голосе, кажется, скользнула искренняя печаль. — Этого недостаточно.
— Тогда идите к своим демонам, и будь, что будет, — разозлился мэтр. — Если мое намерение поступиться многим ничего для вас не значит, пусть дружба сгорит в адском пламени!
— Вы не понимаете, — сказав это, гость сделал шаг и вернулся, наконец, в поле зрения. Лицо женщина разглядеть не могла, но сам облик безымянного человека представлялся траурным, непреклонным. Совсем как Раньян в те времена, когда Елена боялась его до дрожи в коленках.
— Не понимаете, дорогой друг. У нас экстраординарные обстоятельства. Месяц назад Империя страдала от неопределенности двоевластия, а сейчас две стороны превратились в три.
— Кому вы это… — начал, было, глоссатор, но мрачный воин резким жестом оборвал его, властно рявкнув:
— Молчите и слушайте!
Ульпиан внезапно повиновался, кутаясь в мантию, как старушка в старый платок.
— Вы знаете, мы ведем обширную переписку с другими торговыми гильдиями. И можно сказать с уверенностью — зерно этого посева мертво. Вымерзло на все восемь сторон света. Кое-какой урожай, возможно, удастся собрать на оконечностях мира, там, где ближе к морю, теплее и больше снега. Но его не хватит даже на посевы. Старые императоры очень плохо разделили Ойкумену, границы губерний, всех четырех, пролегают по «Золотому поясу», и на тех границах уже идут бои. Поместное дворянство начало делить землю и поля, пока императорская власть слабее пьяницы в луже. Война неизбежна, это понимают все. Нас ждет не межевая усобица, не частный конфликт и даже не столкновение тетрархий. Самое позднее к началу осени самые полные амбары опустеют, и начнется безжалостная схватка всех с каждым. А для того, чтобы вести эту войну, потребуются деньги.
Трагический пророк шагнул к Ульпиану, буквально навис над юристом и вымолвил, отчетливо разделяя слова:
— Очень. Много. Денег.
— Я понимаю, — тихо сказал правовед.
— В этой войне победит тот, кто сумеет купить больше стали за серебро и золото. Больше рыцарей, больше горской пехоты.
— Я понимаю, — повторил Ульпиан. — Никто не хочет платить…
— Да мы бы заплатили хоть Сибуайеннам, хоть ледяным карликам из ада! — приглушенно воскликнул безымянный. — Но за результат! За профит! За безопасные дороги. За развешанных по деревьям разбойников-бетьяров. За беспошлинные границы. За суды, которые судят по закону, сколь угодно плохому, но закону! А не по воле барончика или драного князя, что взял на меч пару городов и плюет на всех. Мы хотим, чтобы наше золото принесло выгоду для оборота и торговли, для цехов и гильдий. А разряженные петухи выбросят его на ветер! Это будет очередная война королей, война благородных.
Слово «благородных» гость произнес так, будто плюнул.
— Мы не хотим ее оплачивать. Но Сибуайенны твердо намерены содрать штрафы со всех, кто попадает под имущественный ценз, и сжечь деньги в глупых битвах. Затем они снизят ценз, поднимут ставку, и не знатным придется снова платить, чтобы конге и гастальды собрали новые армии. А затем взносы на выкуп из плена благородных господ. И снова, и снова.
Гость будто опомнился и заговорил очень тихо, так, что Елена с трудом улавливала слова и больше угадывала, чем слышала:
— Дорогой Ульпиан, все будет происходить очень быстро. Колеса механизма закрутятся, как только юного самозванца… или истинного императора привезут в королевскую столицу. И нам придется действовать еще быстрее, чтобы парировать выпады противников. Так что квалифицированного заключения о незаконности новых поборов недостаточно. Нам нужны не просто мудрые слова, но их вес, авторитет. Так, чтобы верные задумались, колеблющиеся заколебались еще сильнее, а нестойкие сменили знамена. За это мы платили, на это рассчитывали. И вы все прекрасно понимали. Но мы не получили оплаченный товар, причем в тот час, когда нужда в нем особенно высока. Поэтому уже поздно возвращать деньги, приносить извинения и клясться в дружбе. Нет, дорогой господин, боюсь, выбор для вас будет куда серьезнее.
— Но поймите, я не могу выступить против короля открыто! — в свою очередь возопил глоссатор. — Особенно теперь, когда я наступил на хвост церковной своре! С этой их аферой по передаче храмовых земель в частное владение без возврата и выкупа! Да, церковь беззуба, но лишь против дворянства, и то не всего!
Черный кивнул, показывая, что знает, о каком вопросе идет речь.
— Во времена Старой Империи толкователь законов мог возвышать голос невозбранно и стоял выше любых господ, — продолжил юрист. — Но та славная пора миновала. Теперь если ты не носишь цепь дворянина или не пользуешься покровительством сильного и знатного человека, судьба твоя в любой час может оказаться легче пуха. Особенно когда речь идет о таких вопросах и таких деньгах.
— Не надо сгущать патоку, не все так печально. Всем нужны суды и адвокаты. Подобные эксцессы случаются редко.
— Но случаются! А у меня слишком уж много врагов. И если потеряю королевское покровительство…
Юрист умолк, не закончив предложение.
— Да, вы его потеряете, — сумрачно констатировал посланник. — Но обретете наше. Или наоборот. Боюсь, вам придется выбрать сторону.
«Придется» было произнесено с явным ударением, неотвратимое как удар водяного молота.
Охренеть, подумала Елена, пользуясь очередной длинной паузой. Вот это страсти-мордасти, тайны мадридского двора и прямо-какой-то финансовый детектив. От новых сведений голова шла кругом, хотелось вскочить с лежанки, быстро записать в цере услышанное хотя бы тезисно, а то что-нибудь да забудется.
— И когда же от меня ждут ответа? — сардонически осведомился Ульпиан.
— Когда въедете в городские ворота. Или вы отправитесь прямиком в башню известной вам гильдии, или… не отправитесь. В любом случае, выбор только за вами.
— Вы подступаете с ножом к горлу, — возмутился Ульпиан.
— Даже не извлек из ножен, — парировал гость. — И как истинный сын Церкви Пантократора я верю в свободу выбора. Поверьте, мне жаль выступать глашатаем трудностей, но мы идем во тьму большой смуты, где приходится заново измерять и взвешивать своих покровителей. А иногда менять их. Выбирайте мудро.
Собеседники и еще немного поспорили, к досаде Елены теперь они говорили тише, так что женщина не расслышала толком ни слова. Судя по всему, юрист настаивал, а посланник упирался, как скала в морском прибое. В итоге разговор закончился с равным неудовлетворением обеих сторон.
— До встречи, — бросил напоследок гость, заворачиваясь в плащ и накинув капюшон. Елена так и не разглядела его лицо в деталях, поняла только, что неизвестный был вроде бы темноволос, коротко стрижен и брит.
Ну, дела, подумала женщина, вытягиваясь на лежанке и стараясь не скрипеть досками. Удивительные дела… Кажется, они едут в то еще место, где ступать надо осторожнее чем на Пустошах. А нужно ли туда ехать? — в очередной раз спросила она саму себя. Не лучше ли выбрать момент и сдернуть? Перетолковать с Пантином, попробовать уговорить его. Или…
Так, в сложных этических раздумьях, переваривая услышанное, женщина незаметно для себя и крепко заснула, теперь уже без сновидений.
Глава 6
— Одна из тягчайших ошибок с длинным оружием — «клевок», — назидательно поучал искупитель, опершись на указанный инструмент, как античный воин. Барнак из Гигехайм склонил голову и почтительно слушал. Его наставник размеренно кивал, будто соглашаясь с каждым словом Насильника по отдельности.
