Дональд, которому похоже тоже надоел этот кабинет, с готовностью вскочил и взял меня за предплечье — мол, не дергайся при ходьбе, парень. И мы вместе покинули это подземелье.
— Слушай, Дональд, — задал я ему один простой вопрос, пока мы поднимались по лестнице, — а какой у меня статус сейчас?
— В смысле? — не совсем понял он.
— Ну всех же наших людей передали, как я понимаю, с вашего авианосца на наш корабль, а я у вас застрял почему-то… я кто — задержанный, подозреваемый, военнопленный?
— Почему, это ты и сам хорошо знаешь, — ухмыльнулся он, — а что по поводу статуса… можешь считать себя покойником, если уж так приперло.
— В смысле? — тут уже я не очень понял.
— В самом прямом… сейчас дойдем до казармы — там тебе отдельное помещение выделено, и я покажу доказательства.
Казарма оказалась в пешей доступности от лаборатории, оборудована она, похоже, была в бывшем здании аэровокзала… при входе имел место огромный холл, по бокам две лестницы наверх, а наверху ряд комнат с номерами от 101 до 122. Вот в эту самую последнюю Дональд меня и определил, там была двухъярусная койка, стол со стулом и унитаз, отгороженный перегородкой от остального пространства. Я сразу на окно посмотрел — выходило оно на бетонную полосу аэродрома и имело крепкую стальную решетку. Ну чего, стандартная камера в СИЗО.
— Ага, это чтобы ты ноги отсюда не сделал, — пояснил Дональд, видя мой интерес. — А теперь про покойников, если тебе так интересно.
— Интересно, конечно, — подтвердил я, — не каждый день узнаешь, что ты уже на том свете числишься.
— Так вот, — Дональд прошел к столу и вынул из внутреннего кармана кителя свернутую пачку бумаги… это фотографии оказались.
— Смотри, Питер, — он начал выкладывать передо мной эти фотки одну за другой. — Это ты за сутки до обмена…
Да, там были запечатлены все вчетвером в каюте авианосца — Ираклий, Серега, Виталик и я, о чем-то беседуем.
— Это, — он вытащил следующую карту из колоды, — обмен пленных, если так можно выразиться.
Тут было изображение уже троих наших ребят без меня, а напротив те двое американцев, что свалились на борт корейского десантника.
— А это вот объяснение того, что ты в обмене не участвовал, — показал мне третье фото Дональд.
Здесь был синий мешок с молнией, и в разрезе этой молнии виднелась моя физиономия с закрытыми глазами.
— А это фотокопия акта о смерти, который мы передали вашим ребятам.
Я прочитал, что там написано было, шевеля губами… фотка получилась неразборчивая и размытая, но в целом можно было понять, что со мной, Петром Балашовым, на борту авианосца «Дуайт Эйзенхауэр» случился внезапный сердечный приступ, в результате которого я и скончался на месте.
— Зачем вам этот цирк понадобился? — спросил, наконец, я, слегка отдышавшись. — Просто сказали бы, что задерживаете меня до выяснения обстоятельств, да и дело с концом.
— Распоряжение сверху такое поступило, — скупо пояснил Дональд.
— А тело советская сторона не потребовала выдать? — спросил на всякий случай я, хотя ответ и так понятен был.
— Потребовала, как же, — ответил он, — только у нас свой регламент — ответили им, что не положено.
— Таким образом, — подытожил я сказанное, — по всему получается, что я теперь на небесах и должен договориться с апостолом Петром насчет того, в какую мне дверь идти…
— Можешь Энрико считать Петром, — еще раз ухмыльнулся Дональд, — если будешь хорошо себя вести и заинтересуешь его контору, он тебе откроет двери куда надо.
Он собрал фотографии, засунул их обратно, потом прошелся по камере до окна и обратно и, наконец, начал прощаться:
— Ты посиди пока здесь, а если что срочное понадобится, жми вот на эту кнопку, — и он показал, на что жать.
— Пожрать бы чего-нибудь не мешало бы, — напомнил я, — в животе урчит уже.
— Я распоряжусь, — кратко бросил мне Дональд и исчез, заперев за собой входную стальную дверь.
Это явно не та дверь, что ведет в рай, с сожалением подумал я, обследовав ее периметр. Максимум в чистилище через нее попадешь. Проверил койку и животных не обнаружил. За отсутствием других занятий, подтащил стул к окну и начал рассматривать окрестности… ничего там особенного видно не было, кроме взлетной полосы и бетонного забора за ней. Где-то совсем далеко колыхались под ленивым бризом пальмы, подтверждающие, что это не Курилы и не Камчатка, там максимум, что росло бы, так это каменная береза или сосновый стланик. И тут вдруг постучали в стенку слева…
Я подошел к ней и внимательно рассмотрел — обнаружил дырку диаметром в 3–4 сантиметра, заткнутую какой-то ветошью. Вытащил ветошь и сказал в получившуюся коммуникационную амбразуру:
— Хай, бро — ху а ю?
Тут же выяснилось, что по тут сторону стенки сидит еще один подопытный кролик Стенфордского института по имени Цой.
— Ух ты, — перешел я на корейский, — ты в натуре из Чосона?
— Когда-то родился там, — признался собеседник, — но уже двадцать лет в Штатах живу. А ты кто? И язык откуда знаешь?
— Так из России я, но русский наполовину, отец из ваших был.
— Ясно, — ответил Цой, — а здесь ты как оказался?
— Это длинная история, — ответил я, — на час примерно. Но в итоге меня сейчас проверяют на нестандартные особенности организма.
— Ты тоже, получается, экстрасенс? — уточнил у меня он.
— Ага… а ты что умеешь делать?
— Вижу будущее, — честно сказал он, — процентов 90 моих видений оказываются верными.
— Иди ты… — поразился я, — а насчет меня, например, ты что в будущем видишь?
Он немного подумал и ответил, что ему надо войти в непосредственный контакт с собеседником, чтобы что-то разглядеть в этом будущем.
— Но если в целом, то с тобой, кажется, все будет очень неплохо, — добавил он. — А у тебя что за необычные особенности?
— Болезни у людей могу диагностировать без анализов и разной аппаратуры, — признался я, — и кое-что потом вылечиваю, тоже сам, без таблеток.
— Как филиппинские хилеры что ли? — спросил Цой.
— Ну примерно… — не стал вдаваться в подробности я, — только на Филиппинах шарлатан на шарлатане, а у меня реально люди на ноги вставали.
— Меня можешь продиагностировать? — спросил он.
— А чего, попробую… — неуверенно ответил я, — через стенку я это ни разу не делал, так что результат не гарантирую… встань и повернись к стене левым боком.
— Встал, — доложил он.
Я сделал попытку включить свой внутренний рентген, получилось откровенно плохо… но где-то на пределе чувствительности я разглядел кое-что, что мне сильно не понравилось.
— Повернись другим боком и наклонись к полу, — скомандовал я.
В этой проекции видно было лучше… но сообщить ему результаты я не успел, потому что загремел ключ в двери, она распахнулась и оттуда раздалось «Выходи». Это оказался совсем не Дональд, но такой же здоровенный, как и он, сержант-негр, отдаленно похожий на чувака, который играл главную роль в «Зеленой миле», как уж его звали-то… Дункан что ли. Успел шепнуть Цою «извини, брат» и вышел в коридор, сложив руки за спиной по старой привычке. Дункан закрыл дверь и указал мне на выход.
— А что случилось? — спросил я у него. — Опять в лабораторию вызывают?
— Рот закрой, — веско посоветовал он мне, — здоровее будешь.
Я и последовал его мудрому совету, потому что каждый кулак у этой горы мускулов был если и меньше моей головы, то ненамного. Он вывел меня на свежий воздух, но пошли мы не налево, к этому бетонному кубу имени Энрико Спалетти, а почему-то направо по асфальту, изрядно покореженному и разбитому. Дорожка эта закончилась еще одними железными воротами, в которые Дункан немедленно постучал. Ворота заскрипели и автоматически открылись, а мы с ним вдвоем оказались во внутреннем дворике красивого особнячка в колониальном испанском стиле.
Глава 17
Мазератти кватропорте
