местной хоккейной командой.
Когда я подошёл к ним, они ничего мне не сказали. Один из них выкатился вперёд на своих крутых коньках и с новой хоккейной клюшкой. Он посмеялся надо мной, а затем ударил меня клюшкой по голове, разбив бровь.
Я испугался и отскочил назад, точно шайба. Лёд подо мной проломился. Я оказался под водой и начал беспомощно барахтаться. Сначала было очень холодно, но некоторое время спустя стало тепло, а затем жарко. Я выбился из сил и просто вытянул руки, пытаясь ухватиться за что-нибудь.
И мне повезло. Я смог вцепиться в ледяной край проруби и усилием воли подтянуться, высунувшись из воды.
Тогда я закричал, пытаясь привлечь внимание, но те парни просто стояли и наблюдали за моими мучениями с искривлёнными лицами.
Своим криком я привлёк несколько пожилых мужчин, что помогли мне выбраться, когда у меня перестали шевелиться ноги и я весь посинел.
Те типы меня запомнили, те, что с клюшками.
Мне наложили два шва на бровь, и когда шрам немного затянулся и отёк спал, я вновь столкнулся с хоккеистами у ворот школы.
«Эй, плешивый щегол, — обратился ко мне один из них. — Предкам скажешь, что сам в воду прыгнул».
Так я и сказал, хотя папаша и не спрашивал.
Почему-то эта история вспомнилась.
Я в очередной раз щупаю Лерину крохотную бровь, когда сворачиваю в новый двор.
Издалека я замечаю девушку, что бежит мне навстречу. В свете фонарей я не сразу распознаю облик милой Светланы Васильевны. Но когда та приближается, я притормаживаю. Она и сама сбавляет скорость, выдернув один наушник из уха.
— Добрый вечер, — говорит она, и я киваю в ответ.
Затем она суёт наушник обратно и проносится мимо.
Я делаю ещё несколько шагов вперёд, планируя продолжить свой путь, но неожиданно даже для самого себя разворачиваюсь назад, чтобы догнать её.
Когда я на бегу приближаюсь к Свете, она окидывает меня взглядом и опять достаёт один свой наушник, но не останавливается.
— Что-то случилось? — спрашивает она слегка запыхавшимся голосом.
— Не, — отвечаю я, махнув рукой с дурацкой улыбкой. — Можно составить компанию?
Она молчит, лишь поглядывает на меня, легко нахмурившись, и сделав так примерно раза три, после чего возвращает наушник обратно в ухо.
Поравнявшись с ней, я продолжаю бежать.
Мы всю дорогу молчим.
Как же я ненавижу ранние подъёмы.
Вырубив будильник, я сажусь на кровать и ещё несколько минут медитирую над тапками с розовым пушком. Позор, блин.
Мать всю жизнь мучилась с какой-то штукой на букву «ц», иногда чуть ли не на стену лезла и орала, как ей тяжело из-за этого долбанного «ц». А ещё корила себя за то, что в очередной раз ходила по полу (в Муторае собачий холод даже летом) без носков.
Я один из тех типов, что предпочитает учиться на чужих ошибках, если это возможно.
Поэтому, да, блин, я надеваю тапки с розовым пушком.
Дальше череда банальных процедур: я делаю зарядку, немного разминаю руки, ноги и самое главное — спину. Спина — это каркас всего тела, от спины растут конечности, и именно спину мы подставляем, когда парочка скинхедов валят нас на землю и топчут ногами. Я выучил это раньше, чем азбуку.
Намутив хороший завтрак, я плотно заправляюсь, надеваю спортивный костюм и собираю волосы в хвост.
Тетради в универ я не ношу, больно много чести. Всё, что надо знать, — запишет Овечкина, на крайняк — Лера скатает у старосты, когда вернётся на пост владельца тела. Я верю, что моя миссия на данный момент — не дать этому телу развалиться окончательно. Со своей задачей я справляюсь просто прекрасно, мне так кажется. Я сыт, умыт и одет. Чутка опаздываю на пару, но это так, фигня.
Я выхожу из дома в удивительно хорошем расположении духа, держа в руке Пашину распечатку.
Благодаря его инструкциям я смог добраться до нужной улицы, а оттуда доехать до остановки под названием «Кривые котлы».
Мысленно смакуя идею своего возвращения в Муторай, я вхожу в здание универа, нахожу двести третий кабинет и сразу дёргаю за ручку.
— Чё? — я в недоумении. Заперто, блин.
Я начинаю дрючить эту несчастную ручку так, будто она кинула меня на деньги. И даже стучусь кулаком, мало ли, заело.
Но всё это не ошибка — об этом мне намекает взгляд седого и высокого пенсионера в костюме-тройке, что открывает дверь и вырастает в проходе.
Он глядит на свои наручные часы, а затем на меня, будто я потревожил его в обеденные часы.
— Вы не ладите со временем, да, девушка?
— Ох это время, — я пытаюсь отмахнуться от его тупого вопроса, выдавив улыбку. — Ну, вы же понимаете, у девчонок с ним проблемки. — Меня так и подмывает дёрнуть его за ус, когда мужик начинает хмурится.
— Я не впущу вас.
— Да что ты, — усмехаюсь я.
— На моих лекциях не будут присутствовать бестактные и вульгарные барышни, вроде вас. Если вы настолько не заинтересованы в учёбе, то я советую вам отчислиться и найти профессию в соответствие с вашими приоритетами.
— Чё?..
— До свидания. — Он захлопывает дверь прямо перед моим носом, и я снова слышу этого деда уже приглушённо.
Вот ведь старый козёл.
Я бью по несчастной двери и краем глаза замечаю дуэт пацанов, сидящих смирно на ближайшей лавке.
Судя по их униженному виду, они, как и я, тоже получили свою порцию оскорблений от хуевого профессора.
Но я не какой-то там кусок дерьма, по которому можно проехаться катком из завуалированных и высокопарных унижений. Он же по-любому назвал меня шлюхой? Я ему устрою!
Застегнув олимпийку, я двигаю на выход.
Уже на улице я огибаю это несчастное здание и ищу взглядом подходящее окно.
Со времён школы во мне осталось много авантюризма.
Я нахожу нужный кабинет и начинаю приглядываться к засаженным кругом деревьям. За зеленью здесь ухаживают особенно скрупулёзно. Каждый кустик выстрижен, будто все эти растения ежегодно отправляют на конкурс «Цветущий город». Москвичи, блин. Типичный большой город.
Попятившись назад на пару метров, я закатываю рукава и пригибаюсь к земле.
Ну ладно, думаю я, хрен меня кто вышвырнет!
Взяв хороший разгон, я взбираюсь на сгорбившийся дуб, или чё это за дерево… чёрт его знает.
Для меня главное, чтоб манящая к окну второго этажа ветка оказалась
