— Я сейчас принесу картину, лиер, — наконец решился отец и деревянной походкой пошел к стене у стойки.
— А вы маслом не рисуете на холсте? — переключил внимание на Машу лиер.
А у меня в груди как будто пружина распрямилась. Он к ней обращался на вы и официальному имени. Она не впустила его в ближний круг, как меня! Почему то это оказалось для меня важно, хоть я и не мог это объяснить….
— Рисую. Только больше акриловыми, но маслом тоже умею.
— А можно вас попросить нарисовать мой портрет?
— Я даже не знаю. У меня нет ничего, кроме меловых карандашей…
— Ну я не тороплю. Просто обговорить заранее… Я хорошо заплачу…
— Ну почему бы и нет… Я правда даже и не знаю, сколько у вас стоят такие картины….
— А какого размера вы можете нарисовать?
Мааша задумалась, потом обрисовала руками прямоугольник три локтя на два. еще подумала и увеличила каждую сторону на пол локтя.
— Вот такую примерно, с большей не работать еще. Просто по пояс? Или в полный рост? или на коне, как Ивера? Мне понравилось рисовать лошадь.
— А можно на коне, в доспехах?
— Да, конечно, — кивнула Маша и сверкнув глазами, добавила, — но на коне, с доспехами и красивым фоном — дороже.
— Назовите цену, лиера, только назовите.
Маша на секунду зажмурилась и выпалила.
— Пять серебряных империалов.
Я даже опешил от такого запроса, а лиер напротив, расслабился, обрадовавшись.
— Ты чего тут встал, — зашипел на меня вернувшийся отец, — живо отошел! Вот, лиер, прошу…
Отец подал картину дворянину, и тот приняв ее, махнул рукой пожилому спутнику.
Тот поднялся из-за соседнего столика и позвав отца за собой, пошел в сторону стойки. Я подошел следом.
— Вам одной монетой или чешуйками? — чопорным тоном уточнил мужчина.
— Одной, если не сложно, — ответил отец.
Дальше я не слышал, так меня с кухни позвала мама. А ведь Ивер был прав…. Маша уже начала менять нашу жизнь… Если так дело пойдет, мы сможем наконец закрыть кредит этой осенью…
Глава 10. Волки! Волки!
Утром за завтраком, не обнаружив за столом Машу, я узнал, что она с рассветом встала и разбудив лиера, вытащила его на улицу, в огород, со словами, что там свет лучший. И уже часа два его рисует.
Потом, к обеду, на трех телегах приехала толпа плотников, рудознатцев и несколько приказчиков, и работы привалило. Дрова, что должно было хватить на три дня улетели в момент и пришлось снова браться за топор. Яник только успевал бегать в огород, к колодцу и несколько раз в деревню.
После обеда уехал Сайзен, довольный, как кот, укравший крынку со сметаной. Похоже мы сильно занизили стоимость рисунков Маши. Но для нас и этот империал — был подарком с небес. За завтраком обсудили возможность продажи оставшихся двух рисунков, но мама была категорически против, желая оставить рисунки, как семейную реликвию.
К вечеру, порядком уставшие, уже было расслабились, но проехавший мимо таверны в Дубовую крестьянин, сообщил о еще одной толпе работников, идущих пешком. Однозначно у нас будут ночевать. Верхние комнаты оказались все заняты, пришлось нам с Яником разбирать завал в летней пристройке, которую мы уже года три как использовали в качестве сарая для ненужных вещей. Уже затемно разместили мужиков на тюфяках с соломой, смастеренных на скорую руку и без сил упали в кровать.
Проснулся я от непонятного, мелодичного гула. Моя комната одной стенкой примыкала к кухне, от чего у меня всегда тепло, и сейчас я явственно слышал из-за стены…пение?
Было очень рано, обычно в это время мы еще спим, разве что Лаура может ставить тесто. Но это точно не она, ее обычно и слыхать… Быстро натягиваю штаны, рубаху и босиком быстро выхожу за дверь. Точно, поют! Машин голос! Она поет с кухни? Повернув за угол, я замер, увидев у входа в кухню дядю, босиком в одной рубахе, до колен. Его комната почти что напротив кухни и он явно услышал первым. Но замер я не потому что столкнулся с дядей, а из-за того, какое у него было выражение лица. Скулы резко выделялись и лицо казалось таким… беззащитным что ли? Правда он таким был всего пару секунд, услышав меня дядя вновь стал невозмутимым и суровым. Повернув ко мне голову, Ивер жестом показал мне не шуметь и подозвал поближе.
Маша действительно пела. Прямо при мне она закончила петь одну песню и запела другую, более задорную и подвижную. И начала пританцовывать. При этом она…. пекла блины?! Да, она сразу на трех сковородках пекла блины! Да так эффектно! С одной сковороды снимала блин, водила кругами по сковороде палочкой с наколотым куском сала, заливала тесто, крутя сковороду. Затем тут же хватала вторую сковородку, махала ей, от чего блин взлетал и переворачивался в воздухе, и тут же снимала “урожай” с третьей, забрасывая его в тарелку и проводя по нему круговыми движениями рукой! Маслом, что ли смазывала? А в коротких промежутках пританцовывала, делая смешные движения локтями и… хм… бедрами… ну тем, что выше…
Мы так засмотрелись и заслушались, что даже упустили момент, когда Маша повернулась и заметила своих зрителей. Но, к счастью девочка нисколько не обиделась, только мило покраснела и весело воскликнула.
— Ой! Вы проснулись? Я увлекаться и громко петь?
— Нет, не волнуйся, мы же рано встаем, — тут же успокоили мы ее, — ты блины что ли делаешь?
— Да! Яник вчера хвастать о блинах у какого-то Ганита, а Норд сказать, что ваша мама не умеет их делать. Я решила попробовать сделать блины старый способ. Хочу победить маму Ганита.
Ну да, блины у мамы и правда не получались. То подгорают, то комком, то толстые, непропеченные… Пока была жива бабушка, она учила другую невестку, жену старшего брата отца, которому и должна была отойти таверна. Но они все не пережили чуму, выкосившую половину деревни пятнадцать лет назад. Отец с матерью не собирались возглавлять таверну, они готовились стать крестьянами, как неожиданно на них упало все это хозяйство. Маме пришлось переучиваться… Впрочем как и папе… Основные блюда, из тех, что часто просят гости — она готовит неплохо, хотя Лара все готовила куда лучше, с детства выросшая на кухне, а вот что-то не часто спрашиваемое — у нее получалось… ну в общем, не хочу обидеть, но так себе… Блины — были больной темой.
— Ого какая гора! — Не удержался Ивер от возгласа, и я к нему присоединился.
Горка была с пол локотя высотой, этакая кривая башенка, покосившаяся во все стороны. Но такая румяная, аппетитно поблескивающая маслом башенка из ровных, один к одному блинов…
— Ой, да вас такая толпа — улетай все в момент! — рассмеялась Маша, довольная произведенным эффектом, и тут же треснула деревянной ложкой по руке Ивера, — Куда! Садить за стол, там кушать!
Ивер расхохотался как безумный, отскакивая от печи, подкидывая на ладони стыренный с верха горки блин, уворачиваясь от еще одного удара лопаткой. Маша возмущенно на него смотрела, но было видно, что происходящее ей нравилось.
— Вкушнотиша! — пробормотал он через секунду, сунув весь в рот, тряся поднятым кверху большим пальцем и направляясь к выходу, — пойду оденусь и приду завтракать!
— Можно тоже попробовать? — взмолился я, чувствуя как рот наполнился слюной, — и тоже пойду одеваться и умываться…
— Ладно, только один. И потом приходите, я чай заварила.
— Что заварила?
— Чай. Это как сбитень, но по другому. Другие травы, по другому немного делается. Пить надо с медом. И это, принеси сметану с погреб. А то я туда боюсь идти — там темно. И так яйца пришлось у петуха отбирать…
— Ты сама забрала яйца из курятника? И петух тебя не тронул?
— Ну он пытался… кстати, его бы тоже надо выпустить…
— ???
— Ну он… был против… и я его накрыла маленьким бочонком. А чего еще делать? Яйца только там и в подвале.
С ума сойти. В подвал, вход в который у нас дома, она пойти боиться, хотя там лампа стоит, только зажги, даже в темноте спускаться не надо, а к петуху, который не одного хорька уже забил и которого все мои друзья боятся, как огня — Маша выбрала меньшим из бед… Как его выпускать то? Он же первого кого увидит — на лоскуты порвет!
