из вас тот старый комок шерсти, что бросил вызов Князю Тишины, самому Махише?!
— Это я … — раздается голос откуда-то снизу, из лежащих вповалку тел. Старик с козлиной бородой поднимает руку и кряхтя — встает на ноги.
— Я умоляю — говорит он и прижимает руки к груди: — я вас прошу, Савелий Иннокентьевич, пожалуйста, останемся цивилизованными людьми. Я готов сдаться и предоставить все исследования и активы в ваше распоряжение, только отпустите моих людей…
— Раньше надо было думать, уважаемый Шива Петрович — отвечает атаковавший меня мечник: — вы же понимаете, что у нас протокол. Если я вас всех сейчас не арестую, мне влетит. Может даже премии лишат или там вообще уволят. Я — асур подневольный, что мне говорят, то я и делаю. Просто исполняю приказы.
— Между прочим такой вот подход уже не считается оправданием — говорю я и эти двое поворачивают голову ко мне и удивленно округляют глаза.
— С Нюренбергского процесса установлено, что исполнение преступных приказов есть преступление и не является смягчающим обстоятельством — уточняю я, заживляя рану на груди: — так что это ваше «я только приказы исполняю» — это не оправдание.
— Как?! — говорит атаковавший меня мечник и поднимает свой клинок снова. Я успеваю заметить, что он черен как ночь и невероятно острый. Кажется, что сам воздух кровоточит, касаясь его лезвия. В самом деле, думаю я, что за бред, еще немного и я начну думать виршами, даже не стихами, а именно виршами и одами — как там — Хитрость задумав, тогда им сказал Одиссей многомудрый… надо завязывать с метафорами в своей голове, так и до шизофрении недалеко, а окружение у меня так и подталкивает плохим белым стихом начать говорить.
В это мгновение мечник исчез. И появился вновь, но уже опутанный моими кровавыми нитями, протянутыми между нами. Тут-то мне и пригодился бы белый стих, что-нибудь вроде «Помыслом злым и желаньем убийцы, был вдохновлен ты и смерть мою в сердце лелея, поднял свой меч и вперед устремился что ветер, чтобы ударом клинка поразить мою печень. Но многоопытный муж, Синдзи который зовется — нити свои протянул, чтоб в ловушку, ноги твои вдруг попали и тело оплетши, словно стальные оковы, замысел твой на дурное был остановлен». Однако в отличие от многоопытного мужа Одиссея, который мог позволить себе травить байки, уже находясь дома — я был только в начале своего путешествия. Потому, не мудрствуя лукаво я попросту остановил сердце мечника, найдя его своим кровавым клинком. Он мечник, значит и смерть от клинка для него привычна. Должна быть.
— Это невероятно… — говорит старичок с козлиной бородкой: — это невероятно! У нас появилась надежда! Ты все-таки функционируешь! Ну-ка… протокол исправления ошибок… Код девять-семь-один, сигма! Режим боевой аватары! — и он выжидающе смотрит на меня.
— Старик — говорю я, уже утомленный всем происходящим бредом: — не знаю, чего ты там хочешь, но это у тебя не работает. Скажи, ты не видел здесь… — я достаю из кармана фотографии Майко и Читосе: — вот этих двоих?
— Нет. — отвечает он, даже не взглянув на фото: — но это сейчас неважно.
— Как интересно… — сужаю глаза я: — а что же, по-твоему, сейчас важно?
— Ну например армия асуров, стоящая вон на тех холмах и желающая убить нас всех? — предполагает он: — Клянусь мирозданием я отвечу на все твои вопросы и помогу во всем, что ты захочешь, только помоги нам!
— Что? — я отрываю взгляд от него и оглядываюсь. Во все стороны — степь. Палящее солнце над головами. Стрекочут цикады в своем ликовании. Под ногами — тело мечника с нелепо раскинутыми в стороны руками и темным лезвием, истончающимся под лучами солнца. Вдали, на холмах — темная масса. Армия? Прикладываю ладонь к глазам, чтобы не слепило солнце и вдруг совершенно отчетливо, так, словно поднес к глазам мощный бинокль — вижу. Вижу каждого воина в армии, вижу вздувшиеся вены на лбу их предводителя и распяленный в крике рот.
— У нас примерно минут десять до того момента, пока они доберутся до нас — говорит старичок: — Десятый из Мечников Асур был самым быстрым, вот потому он и … — тут старик кивает взгляд на тело у нас под ногами: — самым первым и помер — констатирует он.
— Но остальные победы не будут такими легкими, Дурга — предупреждает меня он: — и хотя я, черт побери, совершенно не понимаю почему ты не починяешься кодовым фразам и даже диагностику ошибок провести не могу…
— Так не должно быть — присоединяется к нему другой из ученых: — она или функционирует исправно, полностью, как и должна быть, или совсем не должна работать. Ты что-то напутал!
— Сам знаю! — огрызается старик: — но ты же сам видишь что происходит! А у нас нет времени! С ней надо заключить сделку!
— Ты с ума сошел! — возражает ему оппонент: — Она! С ней! Нет никакой «она» или «с ней»! Это — вещь! Это — инструмент! Это наш клинок! Ты еще с трусами своими договорись!
— Полегче — предупреждаю я: — сам ты вещь. Сейчас как дам в лоб — полетишь вверх тормашками. Кроме того, я — мужского пола, господа ученые.
— Вот! Вот! — потирает руки старичок, словно и не слышит меня: — вот! Этого в ней не было заложено! Поистине, есть многое на свете, друг Гораций…
— Что и не снилось нашим мудрецам — заканчиваю я фразу: — я понял, вы — мои галлюцинации.
— Это почему еще? — обижается старичок и я терпеливо объясняю почему. Во-первых, загибаю палец я, если бы я все-таки попал на Курукшетру и вы на самом деле древние боги, а ты, с козлиной бородкой — Шива Петрович… Шива Пурушевич — морщась, поправляет меня старик и я киваю. Хорошо. Не суть. Суть в том, что мои галлюцинации знают то, что знаю я и не больше. Вот откуда индуистским богам знать Шекспира, а? Какого такого Шекспира — недоуменно моргает старик, никакого Шекспира мы не знаем. Ну как же, а фраза про Горация и … — говорю я,
