сейчас очень пригодишься.
Обратно приходилось идти в гору. Удары по камню за спиной становились всё тише.
Поэтому я сумел различить позади себя другие звуки.
Шаги.
Я обернулся. Приподнял фонарь.
На «паралич» потратил едва ли не половину оставшиеся в резерве маны.
Ждать пришлось недолго.
Вскоре на край освещённого пространства вышла низкорослая человеческая фигура. Мертвец. Без головы. Точнее, голову он держал в руке — в другой сжимал зачехлённый клинок. Блеснули в глазницах серебряные монеты — отразили свет фонаря. Фигура, облачённая во всё ещё нарядную одежду, замерла.
Я аккуратно развеял заготовленное плетение — вернул магическую энергию в ауру. Улыбнулся. Ударил себя ладонью по лбу.
Сказал:
— Совсем забыл о тебе подруга.
Мертвец в ответ промолчал.
Только шаркнул ногой. В его позе мне почудился упрёк.
Я поднял руку в шутливом защитном жесте.
— Ладно-ладно, — сказал. — Прости. Задумался. Моя вина — признаю. Но обратно возвращаться не буду. Даже не проси.
Огляделся.
Ни одной пустой полки.
Шагнул к ближайшей нише, сдвинул её обитателя подальше от края. Сколько она тут пролежала? Даже не истлела одежда.
Взметнулось облако пыли.
Я помахал рукой, отгоняя пыль от лица. Чихнул. Сплюнул.
— Давай, забирайся, подруга, — сказал я. — Здесь широкая полка — места на двоих хватит. Как говорится: в тесноте, да не в обиде. Вдвоём вам даже веселее будет.
В подтверждение того, что с пентаграммой я не напортачил, покойница послушно выполнила моё распоряжение. Улеглась рядом с той, кто служила роду Силаевых за несколько сотен лет до неё. Положила на живот меч и свою голову, свесила ногу; замерла.
— Вот и молодец.
Я бросил в неё плетение «разрыва». А после ещё и «скан» — чтобы убедиться, что не оставил душу бедняги скучать внутри мёртвого тела.
Она мне помогла — я не хотел бы ответить ей подлостью.
— Вот и хорошо.
Магической энергии осталось на одно-два слабых плетения.
Но сейчас это не казалось мне такой уж трагедией.
Я уже представлял, как проведу вечер. Надеялся только, что сумею собрать на свой концерт побольше слушательниц. Хотя пока у меня на примете имелись лишь две — Мышка и её сестра. Впрочем, Варлаю с Кишиной тоже можно пригласить на концерт. Ведь ночью мана пригодится, если Росля поможет мне опознать владелицу светящихся серёжек.
Прежде чем пойти дальше, примостил рядом с плечами покойницы её голову. Без шлема — тот остался в прошлой нише.
Подумал, что не мешало бы её там закрепить.
Но… махнул рукой.
— Так сойдёт, — сказал я.
Девчонка уже не обидится.
А вот маны у меня лишней нет. Ведь кое-кому другому сегодня голову как раз придётся открутить. Это будет правильный поступок — вполне в стиле обладателя белого плаща.
«Причём нужно сделать это поскорее, пока она не натворила очередных глупостей, — добавил я мысленно. — Хватит уже этих покушений на мелкую. Не буду же я присматривать за Мышкой вечно».
Боярышня Алаина пришла в мою комнату перед ужином.
Мышка всё ещё была бледная, но тщательно причёсанная и нарядно одетая, похожая на куклу. Не сказав ни слова, она обняла меня, уткнувшись носом в мой живот. Потом пролепетала о том, что любит меня.
И за руку повела в столовую.
Её хмурая охранница молча следовала за нами попятам.
В столовой вечером собралась уже привычная для меня компания. Во главе стола уселась боярыня Варлая. По правую руку от неё разместилась её беременная жена Кишина. Дети Варлаи — Росля и Алаина — справа и слева от меня. Почтила вниманием дом сестры и боярыня Меркула.
Мелкая уселась ко мне вплотную. Непривычно тихая и малоподвижная. Ела мало. Приходилось подкладывать еду в её тарелку. То и дело чувствовал на руке прикосновения её холодных пальцев.
Несколько раз поймал на себе взгляд Рослевалды.
Когда наши глаза в очередной раз встретились, щёки девицы приобрели цвет спелой клюквы. Росля вздрогнула, уткнулась носом в тарелку.
Забавно. Моё пение и наша прогулка явно не прошли для Мышкиной сестры бесследно.
Не оставила меня за ужином без внимания и боярыня Меркула.
Со свойственной ей ядовитой иронией поинтересовалась, не жмёт ли мне одежда её сестры. Не узнал ли я, где жил раньше. И не спешу ли я вернуться домой.
С вопросами о том, удалось ли мне вспомнить о себе хоть что-то, обратились ко мне и две другие боярыни — в их словах услышал искреннее беспокойство.
Состроил боярыням в ответ грустную мину, покачал головой.
Вот тогда-то Росля и сообщила о том, что я пел ей на незнакомом языке. Красивом. Непонятном. Возможно, я иностранец. Боярышня даже сумела вполне сносно воспроизвести несколько фраз на эльфийском.
Талант! И умница.
Вряд ли бы я лучше сумел свернуть к теме пения.
В столовой тут же возник лингвистический спор. Даже не подозревал, что Силаевы знатоки языков. На миг ощутил, что очутился на заседании Большого учёного совета Бергонии: боярыни сыпали названиями стран и регионов, перечисляли населявшие их народы и языки, на которых те изъяснялись — ну точно, как зануды бергонские профессора.
Споры завершились тем, что в столовую принесли карауку. Служанка вручила её мне. Одарила строгим взглядом, призывая обращаться с инструментом бережно.
Силаевы позабыли о спорах, повернулись в мою сторону.
Старшие женщины горели желанием услышать незнакомый язык. Младшие — моё пение. Я же хотел пополнить запас маны.
— Кира… можно… ту песню? — попросила Рослевалда.
Улыбнулся.
Поставил «замок» на резерв. Не хотел сыпать во время пения иллюзиями, как тогда, в кафе, под «Гимн весны». Уж очень много та расходовала энергии.
Под ироничные комментарии Силаевой старшей проверил настройку инструмента.
Пальцы Мышки вцепились в мой кафтан.
Подмигнул мелкой.
И повинуясь просьбе Росли (глаза девицы возбуждённо блестели), начал своё вечернее выступление с «Баллады о первой любви».
* * *
Внутренние часы подсказали, когда время перевалило за полночь.
Я слез с кровати, подошёл к двери.
Сегодня вновь остался ночевать у Силаевых. Надеялся, что в последний раз.
Но для того, чтобы задержаться здесь, у меня была веская причина. Я собирался ночью пополнить свой запас маны. Не крохами энергии, что наполняли резерв в процессе приватного исполнения песен. Намеревался заполнить его полностью. И чётко представлял, как и где это сделаю.
Прислушался.
Если слуги династии и несли вахту около моей комнаты, то ничем себя не выдали. Тратиться на «скан» или «обнаружение жизни» не стал. Надеялся, что любопытство не заставит слуг боярского
