Моя голова лежала на подушке из серой ткани, набитой чем-то мягким. Слишком странное нововведение в интерьер унылой темницы, но меня больше интересовало кое-что другое: что со мной сделали эти твари?
Левое крыло было вывернуто в сторону и приподнято. Правая задняя нога образовывала прямой угол в колене, смотря лапой куда-то в бок. Оба сустава, что в крыле, что в колене — они не двигались, как бы я не напрягал мышцы. Оперившись на локоть, опустил голову и прошёлся по роговым отросткам культёй, дрожащей от нараставшего гнева. Отростки были на месте, но лучше от этого не стало.
Меня искалечили! Пока скверна выкручивала мне сознание, эти твари выкручивали моё тело! Суки! Убью! Где эти твари, ну⁈ Я их всех разорву на мелкие ошмётки…
Я долго материл орков и их трижды проклятых священных зверей, пока гнев окончательно не отступил, оставив после себя лишь пустоту. Ничего не хотелось делать: ни есть, ни спать, ни дышать, ни жить. Лишь один вопрос крутился в голове: за что? За что мне всё это? Что я сделал такого? Неужели что-то подобное заслуживает разумное существо, считать дни, когда за тобой придут и распотрошат как свинью⁈
Я сильно зажмурился, отгоняя дурное наваждение и медленно успокаиваясь. Эмоции никак мне не помогут. Лог…
Почему в лог-файле не отображаются негативные состояния, а они должны быть, как минимум от переломов. А тут ещё эти «осквернения души» проходят без видимых последствий.
Размышляя о скверне — я активировал самоисцеление и отправил всё в левый глаз. После третьего сеанса исцеление прекратилось, а мана не хотела концентрироваться в области глаза и исцеление не запускалось. Для проверки отправил заряд исцеления в левую культю. Сработало. Вновь направил в глаз, и ничего. А магические светильники под куполом шатра своими гранями своими гранями едва подрагивали отблесками тусклого фиолетово-синего света.
Зрение наконец-то восстановилось. Это чертовски хорошая новость, так необходимая мне в это мрачное время. Окончательно же я повеселел, как только отправил оставшиеся заряды маны в искривлённый сустав задней ноги. «Магическое исцеление» работало.
Хотелось бы узнать имя твари, сотворившей со мной подобные зверства. И так понятно, что орки испугались моего быстрого восстановления и решили напакостить. Но кто именно? Ставлю на отсечение остатки хвоста, что это был муж Кагаты.
Вскоре послышались шаги. Я приготовился к не самому лёгкому разговору, и даже к драке. Но в шатёр зашла лишь одна Кагата. И замерла.
Изучающе я пробежался взглядом по её одеждам, подмечая каждый завиток и все узоры вышитыми нитками, в былую яркими и цветастыми, но со временем поблёкшими. Я останавливался на каждой складке её одежды, пытаясь понять, что это: платье из валяной шерсти или же пончо с юбкой, и зачем под этим всем штаны. Я рассматривал золотое украшение на её лодыжке, в сантиметров десять высотой, с витиеватыми узорами по краям и выдавленным изображением в центре: мордочку кошки окружали две птичьих головы с длинными клювами.
— Здравствуй, Кагата.
— Ру… — та запнулась, опустила голову и заговорила дрожащим голосом. — Рушсаа́р ну душсаа́р. Ты наконец очнулся.
— Да. Как видишь, — я говорил спокойным голосом, отчего орчиха ещё сильнее занервничала.
— Я… Я должна… Всё ли у тебя в достатке?
— Прости? — эту фразу от неё я давно не слышал.
— Я должна убедиться, что ты готов к приводу животных.
— Что-то случилось, у тебя всё хорошо?
— Да, у меня всё в достатке, — от волнения орчиха выпалила как скороговорку. — Я могу привести животных?
— Ну, приводи, если срочно надо.
Кагата стремглав выбежала на улицу. За отогнутым пологом виднелась ночная тьма, а в ней маячил огни, словно кто-то расставлял по кругу факела.
Спустя пять минут Кагата вернулась с мешком и ножницами и первым барашком, которого я сразу же схватил челюстями.
— Что-то случилось у тебя?
— Нет, я… — вновь замялась та. Спрятав руки за спину, она опустила голову и уставилась себе под ноги, как нашкодивший ребёнок.
— Что нет, если да.
— Ты закончил? Тогда я приведу следующего, — Кагата протараторила и выбежала из шатра сразу, как только я отбросил в сторону мёртвого барана.
— Что случилось? — спросил я, когда второй блеющий шерстяной шарик оказался в моей пасти.
— Нет, у меня… ничего не случилось, — Кагата вновь встала в свою любимую позу и опустила голову.
— Ну как не случилось, если по тебе видно, что что-то произошло! Что-то случилось в племени? — меня всё происходящее начало бесить, а в сердце закралось подозрение, что именно сегодня меня выпотрошат как индейку, а эти бараны — последний ужин перед смертью.
— Нет, древне… в племени всё хорошо, и подготовка к шакруу́т ну шуу́т идёт своим чередом.
— К чему? — я отбросил тушку в сторону.
— Я приведу следующего, — девушка чуть не взвизгнула и молнией выскочила из шатра.
Что с Кагатой? И к какому ритуалу готовятся орки, к ритуалу преображения? Нет, он проходит весной, да и названия не разные… Точно, сейчас праздник вознесения зверей. Тогда, в чём проблема? Орчиха, что, лично выкручивала мне ноги-крылья?
— Вот, это последний, — Кагата подвела барана. Я схватил его, но перекачку жизней не запустил.
— Посмотри мне в глаза.
Кагата вздрогнула, опустив голову и заведя руки за спину.
— Кагата, — я повысил голос, а бедная орчиха чуть не втянула голову в плечи по самую макушку.
— Ты можешь посмотреть мне в глаза? Ну, или хотя бы в один глаз. Посмотри на меня! — к втянутой голове добавилась мелкая дрожь.
— Ка-га-та! — процедил я по мыслеречи. От страха у орчихи поджались коленки, она рухнула на землю.
— Я не хотела, — ответила та. И заплакала.
— Что ты не хотела? — я наконец запустил откачку жизней из барашка.
— Я не хотела, я не смогла. Я шлаа́сур, я не смогла.
— Что ты не смогла?
— Я не смогла со… — запнулась Кагата и закашляла.
— Посмотри на меня! — сказал я командирским тоном. Это сработало.
На меня смотрели покрасневшие от слёз зелёные глаза, а по щекам скатывались прозрачные крупные капли. Дыхание медленно восстанавливалось после сильного кашля, но каждый вдох был неполным. Тонкие губы подрагивали, а во рту друг об друга стучали зубы.
— Что ты не смогла? — спросил я мягким и спокойным голосом. Заодно медленно положил тушку барана на землю, стараясь не спугнуть орчиху резкими движениями.
— Я… Я не смогла сдержать своё слово, — она вновь опустила голову и захныкала.
— Вот ты сейчас плачешь, это услышит твой муж, зайдёт сюда и…
— Не зайдёт, — отрезала Кагата. Она хотела продолжить, но вместо этого ещё сильнее зарыдала, закрыв лицо.
— Почему не зайдёт?
— Все воины… заняты… на подготовке. Твой покой охраняет… лишь шхуу́с ну шаттаа́.
— Кто?
— Магический инструмент. Он… — вновь закашляла орчиха, полностью сбившись с мысли.
— То есть, мы одни?
— Да, — та практически сжалась в клубок.
— Тогда почему ты плачешь, раз никто не войдёт в шатёр и не ударит тебя? — орчиха вдруг резко дёрнула плечами. — Почему ты плачешь, что случилось? Какое слово ты не смогла сдержать? — я напирал в надежде, что Кагата придёт в себя.
— Твой ритуал.
— Мой ритуал? — не понимаю, что происходит в черноволосой голове Кагаты. Она об острый угол стукнулась недавно?
— Ритуал, когда ты охотился. Когда познал магию, — дрожа всем телом, Кагата медленно подняла голову и посмотрела на меня заплаканными глазами. В них отражался страх, смешанный с отчаяньем. Она смотрела на меня, ища прощения и толику сочувствия.
— И что с ним? — я отказываюсь верить в столь абсурдную причину истерики.
— Я не смогла сдержать своё слово и рассказала о нём, — Кагата всхлипнула и опустила голову. Судя по задрожавшим плечам — она вновь собиралась зарыдать.
— Кому?
— Дактоо́ ну думкаа́д Суттаа́к ду да́аксат руу́кта шуу́сса раншуу́т, — ртом проговорила Кагата. Сквозь хрипоту от недавнего кашля и постоянных слёз в её голосе чувствовалось что-то детское, даже немного писклявое.
