их в сеть, сотканную из его, Санькиных, энергетических нитей и раскинул её по территории от Дерпта до Мариенбурга. Получилось что-то похожее на рыбацкий бредень. Да и не мудрено. По образу и подобию создаёт не только Бог, но и человек, подражая в своих поделках увиденному ранее.
Санька протянул свой «бредень» до Риги, но он оказался пуст. В него не попали не только клеймёные тёмным пламенем волколаки, но и простые, оставшиеся после ухода с Александром светлые. И это означало лишь то, что и оставшихся дома братьев Крока «рекрутировали» в армию противников Руси.
На «протяжку бредня» Александру потребовалось довольно много времени. Его сеть постоянно растягивалась и связи между узлами, куда он вложил усреднённые параметры аур оборотней, прерывались. Саньке приходилось подтягивать их ближе друг к другу и снова скреплять.
Вроде бы простая работа требовала от Александра большой концентрации внимания за своим размноженным «сознанием». Как не называй эти энергетические сгустки «поисковиками» или ещё как-то, но это был его энергия, размноженная многократно и разбросанная по ноосфере на большом расстоянии от него самого. По сути, это был он сам, растворённый во глобальной сети.
— «Как бы не получить размножение личности», — часто думал Санька.
А вы говорите насущные, или ненасущные проблемы и скачущие, как воробьи по куче, мысли… Как им не скакать, когда Санькин разум одновременно и уже давно был там-сям, тут-сют…
Первого волколака Санька поймал в свои сети только на третьи сутки кропотливой работы. И это был обычный оборотень. Его аура не отличалась от ауры светлых оборотней и прятался он в глубокой норе, вырытой копателями янтаря на берегу Балтийского моря недалеко от замка Лохштед.
Крок, когда ему сказали, что его братья-оборотни исчезли, не особо удивился.
— Их там и так было совсем мало. В каждом лесу не больше одной семьи, но чтобы оборотень-одиночка прятался на берегу моря? Это что-то невероятное.
— Жить захочешь… — Санька не закончил банальную фразу.
— А в замках хорошо искал? — перебил Крок.
— Да вроде, — пожал плечами князь и тут же продолжил. — Поговорить бы с ним. Испугается он меня. Поговори ты?
— Да как же я… Ты же говоришь, далеко это?
— Перекину я тебя. Там ещё темно. Это у нас светает, а там только через час солнце встанет.
Крок задумался.
— Что сказать то?
— Сказать то? Хочешь, я вместо тебя поспрашиваю?
— Не-е-е… Лучше я сам. Очень противно знать, что внутри кто-то сидит и твоим ртом шевелит. Бр-р-р…
— Ну, смотри… Спроси, как он там очутился и где его родичи. Если что, я тоже появлюсь… Вместе и поспрашиваем. Ты, главное, сразу его успокоишь и скажешь ему, что я ничего худого ему не сделаю.
— Заберём его? — с надеждой в голосе спросил Крок.
— Если захочет, — снова пожал плечами князь.
* * *
Арвик всю ночь просидел в норе. Он выходил только лишь для сбора выброшенных морем рыб. Даже охотиться на чаек у него желания не было, хотя от рыбы его уже тошнило. Целый месяц он не ел нормального мяса. Что чайки, что морские выдры так же воняли рыбой, как и сама рыба. Даже ещё противнее.
Нора, в которой Арвик нашёл прибежище, была прикрыта плоским камнем копателем янтаря, которого Арвик сожрал дня через три после заселения. Копатель пришёл на берег ночью и оттащил камень, одним краем насаженный на крепкий кол, вбитый в песок.
С обратной стороны камня было выдолблено большое углубление, за которое можно было потянуть и закрыть отверстие, когда залезешь в нору, что и попытался сделать копатель. Вернее, не попытался, а залез, только в норе его встретил Арвик.
На целую неделю Арвику хватило нормального мяса, а потом в его меню была только рыба и лишь изредка — чайки и выдры. Песчаный берег не благоприятное место для охоты «с подхода», ни тебе кустика, ни тебе веточки, а близлежащий к берегу моря лес, живностью, кроме белок и бурундуков, не изобиловал.
Поэтому Арвик выходил только ночью и собирал на кромке прибоя выбрасываемую волнами рыбу. Приливом его следы смывались, а тропинку от моря до норы Арвик заметал веткой. Люди долго шарахались по берегу. Они искали пропавшего копателя. И приходили многократно, потому, что Арвик поначалу наследил своими огромными волчьими лапами на берегу знатно. А ору люди так и не нашли. Хорошо, что «копатель» прикрепил с одной стороны камня большой комок морских водорослей, которые, при закрытии камнем норы, скрывали след от камня на песке. А так бы Арвика вычислили бы сразу, потому, что первые следы вели именно к камню.
Он слышал, как люди топтались на «крышке» и рассуждали, куда же пошёл оборотень, утащивший их Томаса. Поисковики склонялись к тому, что оборотень специально подходил к камню, чтобы, спрыгнув с него подальше, запутать следы.
Только после того, как Арвик перестал вылезать из норы, а про нору друзья «пропавшего» Томаса не знали, знали только, что он ходит на берег песчаной косы собирать «солнечный камень», спасательная команда от поисков отказалась. Однако люди не отказались от того, чтобы поймать оборотня и приходили сюда время от времени. Арвик видел их следы и слышал голоса, а потому, сидел тихо, как мышь под веником.
— Это я, брат, — сказал Крок, подойдя к камню. — Вылазь, поговорить надо.
Крок чувствовал собрата и знал, что и собрат чувствует его так же.
— Что вам от меня надо? — раздался из-под камня приглушённый и плаксивый голос. — Неужели нельзя оставить меня в покое?
— Вылазь! — приказал Крок.
За камнем совсем по-щенячьи заскулили.
— Я не от тёмной силы, — брезгливо скривившись, произнёс Крок. — Вылазь, расскажешь, что здесь произошло. Куда все подевались?
Скуление затихло. Камень чуть сдвинулся и из образовавшейся щели спросили:
— Ты кто?
— Конь в пальто, — ответил Крок.
Ответ выскочил сам по себе. Крок сказал, и сам себе удивился. Когда-то давно так ответил ему Санька. Фраза оказалась заразной. Плита отодвинулась дальше и из норы выглянула голова Арвика, находившегося сейчас в человеческом обличии. В волчьем состоянии он не пролез бы в нору.
— Какой же ты, к бесам, конь? — удивился Арвик. — Откуда ты, брат, что не знаешь, что у нас тут случилось?
— Из-за Эридана[1] я, — сказал Крок. — А ты откуда и почему в
