Сосредотачиваясь, приходя в норму от шокового удара, я начал понимать, что меня просто бросили. Снегов поспешил отступить, оставив даже своих погибших товарищей. Но больше всего беспокоило не это. Когда мы только влипли в эту смертельную ловушку, до смены цикла оставалось больше двух часов. Близился вечер. Но сейчас все указывало на то, что меньше чем через час просветлеет горизонт и взойдет солнце. На востоке уже была заметна светлая полоска как признак приближающегося рассвета. Выходит, что я смог пережить смену цикла. Оказался меньше чем в километре от стен башни, и смог выжить. Еще раз, глядя на оплавленные камни и спекшийся песок я невольно подумал, что ошибся с подсчетом. Быть может, смены цикла не произошло вовсе? Костюм, конечно же, проявил себя с лучшей стороны, но защитить меня от огромной молнии бьющей из самой башни, он бы наверняка не смог. Мне было достаточно вспомнить громовые раскаты, сотрясающие укрепленный бункер, и частоту ударов молний, чтобы понять, что в этом бушующем огненном аду я бы не выжил.
Но к черту лирику и риторические вопросы. Я остался жив, увы. Придется и дальше бороться за существование. К сожалению, для своих недавних спутников, я больше ничего сделать не могу. Ни похоронить, ни даже доставить их останки в лагерь. Мне бы самому сейчас собраться с силами и попытаться выйти к первому бункеру. Вынув нож, я срезал еще тлеющие именные нашивки с костюмов погибших. Бережно положил в карман и, встав в полный рост, постоял так немного, отдавая дань уважения погибшим.
Идти в лагерь совершенно бессмысленно. Бункер ближе, и там есть системы связи и транспортный тоннель. Вот уж точно для кого-то станет большим сюрпризом мое появление.
Нельзя стоять на месте. Нельзя медлить. Нужно двигаться, действовать. Я сейчас сам по себе. Меня уже наверняка списали, вычеркнули из списка живых и занесли в реестр покойников. Не будет спасателей, не будет помощи. После случившегося Емельянов, да и Терентьев наверняка отменят все выходы. Любые попытки приблизиться к башне отменят, не допуская новых потерь.
Убедившись, что избавился от максимального количества испорченных и ненужных вещей, я еще раз осмотрелся, поднял с земли тубу химического света и пошел на восток. В темноте, рядом с такой громадиной, было очень непросто ориентироваться. Я ведь даже не был уверен, что иду в правильном направлении. Насколько я мог вспомнить, пока мы неслись на вездеходе, труба тоннеля, проложенного от лагеря до первого бункера все время находилась справа от нас. Пират то и дело подруливал на запад, то есть левей от тоннеля. Отметив направление следов вездехода, расположение самой башни и сторон света, я почему-то был уверен, что не ошибся в выборе. Буду двигаться в этом направлении, пока не наступит рассвет, а уж при свете дня смогу найти надежные ориентиры. Скорость движения по такой местности, налегке, максимум три километра в час. Но рассчитывать надо всегда по самым минимальным цифрам.
Дышалось легко. Воздух казался свежим и чистым. Я был удивлен тем фактом, что вот уже который цикл подряд приборы все чаще показывали совершенно нормальную атмосферу. Если прежде бывали и кислотный туман, и превышение радиации, ядовитые газы, пониженное или повышенное давление, то теперь все как будто приходило в норму. Редкий цикл выпадал так, что необходимость в защитном скафандре была просто условием для выживания. В целом радиационный фон самого объекта и так был всегда повышен, но в допустимых пределах. Я уже не переживал на счет того, что если смогу добраться до бункера, то непременно буду вынужден сидеть в многодневном карантине. Пока ученые-очкарики будут брать у меня анализы, просвечивать, прощупывать, высеивать всякие микрофлоры, я еще больше возненавижу тот день, когда согласился на эту работу. И ведь понимаю, что это неизбежная плата за безопасность, и не только мою собственную, но все равно стараюсь не думать о тех многократных и неизбежных пытках, что мне предстоят. После того, что я пережил, это будет вроде щекотки.
Светало очень быстро. Я не мог точно определить время, лишь чувствовал, что не позже шести. Сейчас, когда гудящая голова немного приходит в норму, мне следует проявить максимум сноровки. Неудачный был выход, что и говорить. Двое ребят погибли. На пустом месте, внезапно. Не знаю, с чем в действительности была связана такая поспешность, но отряд майора заплатил за это высокую цену. Мы двигались на сигнал аварийного маяка. В момент начала огненной бури, все еще работающий сканер продолжал отмечать ту самую точку, где находился источник сигнала. Я сейчас двигался примерно в том же направлении. Был ли смысл продолжить поиск? Маловероятно, что кто-то из десантной группы смог выжить в нескольких сменах цикла и активировать аварийный маяк через столько недель после исчезновения. Но направляясь сюда, мы должны были это выяснить. Сейчас мое собственное выживание уже не так актуально. Думаю, что не один десяток спутников сканируют в данный момент пространство мертвой зоны вокруг башни. Как только взойдет солнце Самохин наверняка запустит очередной беспилотный аппарат, в надежде обнаружить выживших. Он не поверит докладу майора. Нарушит инструкции, но все равно попытается сделать хоть что-нибудь. Не удивлюсь, если даже застану Петровича в первом бункере, если доберусь, конечно.
Я присел на небольшой возвышенности, внимательно оглядываясь по сторонам. Отстегнув от крепления на вороте тяжелый шлем, стал осматривать местность, наполнившуюся сумеречным светом. Полоска горизонта на востоке становилась все ярче. Ничто не мешало сосредоточиться, применить все свои уникальные способности, и даже не понять, а почувствовать, что именно делать дальше.
Ветер усиливался, поднимая в воздух мелкую стеклянную пыль. Но я стараюсь не отвлекаться, сосредоточенно вслушиваюсь и всматриваюсь в окружающее меня пространство, пытаюсь не упустить ни одной мелочи в этой звенящей, мертвой пустоте.
Послышался короткий хлопок. Мне было трудно определить, как далеко, но я был уверен, что мне это не почудилось. Вот еще, чуть более длинный. Здесь так тихо и пусто. Нет даже мух и мошкары, вечно звенящих в траве цикад, оглушающих бесконечным треском и без того живое пространство степи. И этот хлопок не мог быть признаком еще одной огненной волны, или иной напасти из арсенала сюрпризов приготовленных таинственной башней для любопытного человечества. Звук исходил с севера. Со стороны стены. Я мысленно отметил точку, куда следует идти, и тут же встал, не позволяя себе расслабиться.
Стеклянная корка скрипела и трескалась под ногами, как тонкий октябрьский лед. Я уже даже чувствовал по звуку шагов, удержит ли мой вес хрупкая поверхность или расколется, цепляя ногу в ловушку, с острыми как бритва краями.
Еще один хлопок. Теперь еще более заметный и четкий. Ветер все сильней, он подгоняет меня в спину, толкая в сторону высоких, пугающих своим величием стен. В сером, сумеречном свете замечаю неясное движение. Словно бы всполох огня на однотонной бурой поверхности стеклянного поля. Стараюсь не суетиться, не прибавлять шаг. Осторожность — прежде всего. За небольшой складкой местности опять вижу неясный всполох. Теперь уже отчетливо и ясно видно кусок яркой оранжевой материи, трепещущей на ветру.
Тело десантника лежит в неестественной позе. Изломанное, запыленное. Оглядываясь по сторонам, с опаской подхожу с наветренной стороны. Белые ленты строп парашюта тянутся на несколько метров вдоль направления ветра. Изодранный купол разметало лоскутами по камням и трещинам. Вижу и чувствую запах огромного бурого пятна запекшейся крови. Военный костюм, точно такой же, как был на офицерах в отряде Снегова. На вид кажется целым. Но я понимаю, что это не так.
Подойдя вплотную, подсвечиваю место химическим фонарем. Подробности только подтверждают мою догадку. Несчастный просто разбился. Либо скрутило стропы парашюта, либо не раскрылся полностью. Могло сбить случайным сильным порывом ветра, а может просто потерял управление и рухнул с высоты без сознания.
