Я объяснил несложную технологию. Сеня задумался.
— Ладно, мамка поставила варить на вечер компот. Пока не видит, я там твою капу сварю, гони апельсин.
Вот теперь он протянул руку, но я убрал свою.
— Утром стулья, вечером деньги, — улыбнулся я.
— Вообще-то, наоборот! — возмутился Сеня.
— Ничего не знаю, апельсин мой, условия тоже мои.
— Ладно… — Сеня огляделся. — За мной!
Мы проскользнули в святая святых столовой — кухню. Сеня вел себя крайне осторожно и делал все, чтобы остаться незамеченным. Из него определенно получился бы хороший Джеймс Бонд. Решительно взяв меня за руку, толстяк провел меня к плите, где стояла алюминиевая кастрюля необъятных размеров с непонятными буквами и цифрами на боку нарисованными тяп-ляп рыжей краской. И сейчас она медленно закипала.
— Подходит? Можешь сварить здесь, — буркнул он. — Только быстро, мама за картошкой пошла, скоро вернется. Тебе пару минут хватит?
— Вполне, — подтвердил я.
Вода не успела вскипеть, то самое, что мне и нужно.
— Кран где? — уточнил я.
— Зачем ещё? — Сеня с каждой секундой нервничал всё больше.
Он озирался так часто, что я заподозрил, что на две минуты его и не хватит — голова отвалится.
— Капу остудить.
— Вон там, быстрее только, блин, говорю же — матушка меня убьет!
— Не мельтеши, а стакан есть?
— С ума сошёл! В мойке, а там дежурные! — Сенькин шёпот уже с перепуга превратился в сип.
Ясно… я решил не заморачиваться. Опущу капу прямо в кастрюлю. Ну а чего, резина новая, никто и никуда ее не засовывал, поэтому компоту не повредит. Тем более, что Сенина тревога начала уже напрягать.
Сказано — сделано.
Я вытащил капу и подчеркнуто аккуратно сунул в горячую воду. Держать ее там следовало не дольше тридцати секунд, чтобы не испортить. А половины минуты будет вполне достаточно, чтобы резина как следует размякла. Засекши время, я вооружился половником, чтобы с его помощью вытаскивать капу обратно.
В нос ударил запах апельсина. Сеня не стал откладывать дело в долгий ящик и решил фрукт прямо сейчас слопать.
— Открывай холодную воду, — скомандовал я я, когда пришло время капу доставать.
Сеня молча сходил к крану, воду открыл. А я, ловко вытащив капу половником, бросился ее под эту самую воду подставлять. Через пять секунд закрыл кран. Ну все, управился. Взяв капу, я вставил ее в рот, аккуратно прижал пальцами. Зафиксировал. Не скажу, что она встала как влитая, по первой у меня даже появился рвотный рефлекс, но это дело исправимое. Достаточно подрезать у нее кончики.
Сеня наблюдал за моими манипуляциями с любопытством.
Мы почти закончили, когда с другой стороны кухни раздались шаги и оханья. Видимо, мать паренька несла картошку.
— Валим, Миха! А то меня матушка накажет!
Сеня потянул меня за руку. Мы побежали к выходу, но на пути случилось непоправимое. Сеня наступил на шкурку от апельсина, им же самим брошенную. Ну и начал размахивать руками. Я понял, что сейчас пацан распластается по полу, и решил его подстраховать.
Не помогло. Если бегемот падает, то его уже ничто не остановит.
Через секунду мы оба оказались на полу, а падая, Сеня задел кастрюлю с кипятком для компота. Та благополучно грохнулась, хорошо ещё, что не нам на головы. И кипяток волной разлился по полу, чудом нас не ошпарив.
Падая, кастрюля зацепила тарелку с сухофруктами. Тарелка разбилась, а сухофрукты разлетелись по полу, угодив в разлитую воду. Вот такой вот вышел компот.
— Бли-и-и-ин… мне крышка… — обреченно выдавил Сеня, потирая отшибленный зад.
Вообще, имей я в иные вводные, а не тело школьника, то остался бы да помог матери Сени ликвидировать всё это безобразие. Но обстоятельства складывались иначе… за такую инициативу мне попросту прилетит, а возможно, даже выгонят из лагеря. Мамка у Сени, видать, была крайне строгая. Вот тебе и сварил капу на свою голову, буквально.
Поэтому сопротивляться Сене, который тащил меня из кухни прочь, я не стал. Только оглянулся напоследок на устроенный кавардак. Осколки, яблоки, изюм, вода — и кастрюля на боку посреди всего этого. Приношу извинения поварихе заочно и в мысленной форме. Надеюсь, пацаны-дежурные помогут ей прибраться.
Мы выбежали из кухни, а затем и из столовки, остановились за углом.
— Фух, — выдохнул Сеня. — Пронесло!
Он сделал ещё два очень тихих шага и заглянул в кухонное окно, тут же присвистнув.
— Чего там?
— Матушка, похоже, здорово злая.
Я заглянуть через окно не мог при всем желании — роста не хватало.
Сеня перевел взгляд на меня.
— Это все ты со своим апельсином виноват, — обиженно заявил он. — Не знаю, где мама теперь будет брать сухофрукты для компота.
Допустим, что не я перевернул кастрюлю и не я бросал апельсиновую шкурку прямо на пол. Но Сеня прав, если бы я его не подбил, то ничего бы и не было. А за свои поступки всегда надо отвечать. В конце концов, кто из нас взрослый мужик — я или он?
— Газве, — прокартавил я, забыв вытащить капу. — Тьфу. Говорю, разве у твоей мамки нет запасов в кладовой?
— Нет… — вздохнул Сеня и погрустнел ещё больше. — Как думаешь, ее теперь уволят?
Уволить не уволят, но если сухофруктов больше нет, то вышло вдвойне нехорошо. Выходит, я из-за своей капы подставил женщину. Что ж, раз накосячил, то надо исправлять. Не сегодня, правда, сегодня и так дел выше крыши. А вот завтра можно подумать на этот счет.
— Когда ей компот нужен? Не в курсе? — уточнил я, засовывая капу в карман.
— Сегодня на обед был уже компот, теперь, наверное, завтра, в смысле, на обед, — Сеня пожал плечами.
Ну раз на завтра, то у меня еще есть время выкрутиться.
— Давай так, бандит. Я что нибудь придумаю.
— Да что ты придумаешь?.. — Толстяк махнул рукой.
Теперь я пожал плечами:
— Запомни, безвыходных ситуаций не бывает.
— Так Мюнхаузен говорил, но он был большой врун…
— Я не барон и я не врун. Не ной. Что-нибудь придумаю…
На этом разошлись. Удрученный Сеня развернулся и зашагал прочь. У меня было расписание, и просто так шарахаться по лагерю нельзя. Не исключаю, что Тамара уже обнаружила мое отсутствие, хотя прошло-то всего минут десять.
Я двинулся к беседкам. Беседок было несколько, все крытые, с длинными деревянными скамьями и такими же длинными столиками. В каждой беседке помещался один отряд. Все отряды, кроме легкоатлетов, были на своих местах. Нас же, как самый большой отряд, Тамара только рассаживала. Так что я вовремя.
— Так, семь, восемь, — она считала воспитанников по головам. — А где наш Михаил?
— Вот он, — сообщил я из-за спины старшей пионервожатой.
Тамара резво развернулась и поймала меня взглядом:
— Садись давай!
Я присел, снова оказавшись рядом со Шмелем. Похоже, он меня ждал. Стоило мне присесть, как Дима затараторил.
— Короче, сказал пацанам, что ты вечером нам страшную историю расскажешь.
— С чего бы вдруг? — я спешно пристраивал капу в карман, чтобы не выпала, и немного отвлёкся.
На столе лежали вырванные из тетради листки в клетку и карандаши. Некоторые уже вовсю строчили письма родителям.
— Ну так ты ежа-матерщинника видел! А Васек, — Шмель кивнул на пухлого паренька в конце стола, тот, высунув язык, старательно выводил каракули, — сказал, что однажды вызывал пиковую даму. Прикинь!
— Ясно. Разберемся. Тебе что сказано? Писать? Так вот пиши, — я похлопал по листку бумаги ладонью. — Как день прошёл, да что на обед давали.
Шмель начал писать, а я посмотрел на свой лист. Я-то писать никому не собирался. Что писать? Как я приехал? Может, в следующий раз и напишу… Хотя тут дело такое, я знать не знаю, какой у Миши почерк. Что если он будет другой?
Поразмыслив, я остался сидеть, не притрагиваясь к листку.
— Тамара Ипполитовна, а можно в туалет?
Руку поднял паренек, сидевший слева от Шмеля.
— Потерпеть не можешь? — поморщившись, выдала она.
— Неа.
