голос, как ворон прокаркал.
— Ты человек? Почему так выглядишь? И как я здесь очутился? — решил озвучить весь список вопросов Виктор Германович.
Карачунья поставила миску на «журнальный столик» взяла с него ту саму пиалку, вновь полную какой-то гадостью, пахнувшей болотом и молча ему протянула.
— Пей. Человек. Людей из леса гоняю, чтобы не губили. Про тебя потом поговорим. Сейчас пей.
Пиалка оказалась под носом у Сашки, и чтобы не нюхать, пришлось испить из её кубка. Рот связало сразу. Точно отрава. Потом тепло побежало. Как после рюмки коньяка по пищеводу. А после глаза сами стали закрываться.
— Баба Яга! Ха-ха, — последнее, что услышал Виктор Германович. Это, судя по всему, кикимора веселилась, что её — природную нечисть с какой-то сказочной бабкой спутали.
Проснулся или очнулся Кох в темноте. На этот раз он был какой-никакой дерюгой прикрыт. Выпутавшись из-под неё, он попытался на слух определить есть ли хозяйка землянки дома. Храпа богатырского слышно не было. Хотя не факт, что кикиморы храпят, может они посвистывают. Но свиста тоже не было. В дырку на потолке какой-то свет всё же попадал и зрение понемногу к нему привыкало. Сашка поднялся с топчана. Теперь желудок и мочевой пузырь гнали его совместно к ямочным удобствам. Добрался, чуть пошатываясь, до двери Сашка и приоткрыл её. И чуть назад не выпал. Не от страха. От красоты. Придерживаясь за дверь, он вышел в летнюю, стрекочущую сверчками всякими, ночь и задрал голову. Лепота! Лепота-то какая. Всё небо было в мириадах звёзд. Прямо над лесом на западе висела почти полная чуть откусанная слева луна и яркой полосой перечёркивал небо, деля его пополам, Млечный путь.
— Лепота! — не заметил, как вслух произнёс.
— Знамо дело, — блин, чуть под себя не наделал. На куске бревна сидела вся зелёно-чёрная в лунном и звёздном свете кикимора Анна.
— Напугала, — сообщил ей новость Кох.
И сам удивился своему голосу. Нет не голосу, а слову. Он его чётко произнёс.
— Делай свои дела и поужинаем. Тебя ждала, сидела. Горазд ты спать барчук.
На этот раз размазня пахла мясом. Специалистом Виктор Германович в этом вопросе не был, но судя по вкусу и волокнам это был заяц.
— Анна, а как я сюда попал? — выскребая остатки на дне решил, что самое время прояснить ситуацию, Сашка.
— Ирод этот тебя в мешке в озеро скинул. Ты и утоп.
— Так я нежить теперь? Зомби? — не поверил Виктор Германович.
— Зомби? Это обзывают тебя так? — повернула свои страшные очкастые глаза к нему шишига Анна.
— Мертвец оживший…
— Ха-ха! Мертвец. Нет. Нерусь эта уехал сразу, а я тебя вытащила и воду из тебя вылила, да откачала. Задышал. Без сознания был, так много не попало. Воды-то. Легко откачала. За что князь тебя сюда?
Виктор задумался. Можно ли всё этой кикиморе рассказывать? Хотя? А кому ещё?
Глава 9
Событие двадцать четвёртое
— Откуда Вы знаете, яд это или не яд? Вы еще даже не попробовали.
фильм «Что сказал покойник»
— Отравить? — кикимора Анна практически без движения и эмоций на страхолюдном лице слушала повествование Сашки — дурня, пока он не дошёл до подслушанного разговора об отравлении матушки — княгини. Тут она выгнулась вся и титьки вперёд выпятила. Ну, это как в фильмах, качки выходят на подиум и напрягают грудные мышцы. Шварценеггеры недоделанные. У кикиморы Анны титьки были поменьше шварцнеггерских. Те, значит, выходят и начинают мышцами играть титьки приподнимая, ух, титьки так титьки. А тут два острых бугорка выпятились из-под зелёной дерюги. Долго шишиге этой качаться до Шварца.
— Да, вроде как, тётка этой Тамары — Татьяны дала им зелье, которым человека можно отравить, а доктора и не поймут. Скажут, что причина смерти естественная. Сердце, например, остановилось. Или удар апоплексический. Инсульт, — Сашка так увлёкся, что и забыл, что он хреново пока некоторые согласные буквы выговаривает.
— Исуль? Заморское слово должно? — карачунья титьки убрала. — А как получилось, что нелюдь эта тебя утопила?
— Свадьба же была. Я потом через несколько дней услышал разговор за стеной и пошёл к двери подслушать, думал они назовут дату. Когда травить станут матушку. А дверь заскрипела и грузин меня ударил кулаком в лицо. А потом я очнулся, когда, ты мне руки развязывала.
— Исуль просто сделать, — кикимора, бросила взгляд на стену за топчаном.
Виктор Германович тоже повернул туда голову, там была конструкция. Из верёвок сплетена, как бы это назвать? Сетка что ли. И вставлены несколько кусочков доски. Вроде как полочка получилась. И на этой полке стояли кружки глиняные и горшочки небольшие. Страшные колдовские зелья — должно быть. Из пауков, жабьих лапок, сердец невинных младенцев и ногтей мертвецов сваренные.
— А ты ведьма?! — чуть отстранился от зелёной шишиги Кох. — Колдунья?
— Сам ты ведьма, дурень. Я — Анна. — Да, чего уж, исчерпывающий ответ и неубиваемый аргумент. Разве ведьму могут Анной звать?
— Слушай Анна, а ты как в лесу оказалась, и где этот лес находится? Не в тридевятом царстве? — а чего он ей про себя рассказал, теперь алаверды положено.
— Я…
Тут Виктор Германович вспомнил, что один важный вопрос забыл задать.
— Подожди. Анна, а почему я голый?
— Голый? — кикимора глянула в угол, туда как раз добрался столб света, чего-то там было свалено, брошено.
— Так рубашка на тебе вся рваная была в крови и тине. Стирать бесполезно, да и тащила пока от озера я тебя и на спине порвалась и рукав оторвался. А у меня нет других. Только эта, чтобы людей пугать и ещё одна, за едой в село ходить. Я тебе
