Нас, еще в курсанстве в Хабаровском училище как-то ознакомили с секретным документом. Оказывается, драматург Киршон (автор знаменитого стихотворения «Я спросил у ясеня»), некогда достаточно близкий к Ягоде, был подсажен чекистами к нему в камеру для выпытывания дополнительных сведений. В своих отчётах он писал, что Ягода сломлен: «Плачет он много раз в день, часто говорит, что задыхается, хочет кричать, вообще раскис и опустился позорно».
Поэтому, мне не надо даже приближаться ни к Менжинскому, ни к Ягоде. Менжинский нынче, наверное, болеет, теряет власть. А с Ягодой вообще нельзя иметь дело. Мне нужен рядовой чекист из среднего руководящего звена. С легендой Павлика Морозова и с его незапятнанной биографией я на должности курьера или простого письмоводителя (учетчика писем) получу независимость и хорошее прикрытие. Ну а дальше соображу, в какую сторону развиваться. И стоит ли заниматься прогрессорством…
Мысли переполняли мою, ошарашенную бездельем и новыми реалиями, голову. А тут еще Новый год, который я очень любил, а в старости отмечал с особым удовольствием.
В пригласительном билете, присланном нам, говорилось:
Ребят обманывают, что подарки им принес Дед Мороз. Религиозность ребят начинается именно с ёлки. Господствующие эксплуататорские классы пользуются «милой» елочкой и «добрым» Дедом Морозом еще и для того, чтобы сделать из трудящихся послушных и терпеливых слуг капитала.
Приглашаем семью Морозовых, героических борцов с кулачеством и бандитизмом на Революционную встречу Нового года.
В 1 отделении — доклад: «Нужна ли пролетариату религия?»
Во втором — концертные номера, игры и даже танцы.
Будет бесплатный буфет.
Этот текст с выражением прочел курьер, доставивший приглашение, положил бумагу на телефонный столик при входе в номер и был таков.
После чтения этого Приглашения, мне дословно вспомнилась занудная речь нашего курсантского историка — полковника КГБ, вышедшего на пенсию с последней должности дипломата в Парижском посольстве (он еще вел у нас французский):
Загадка «пира во время чумы» не так проста, как кажется. Дело не только во властных стратегиях — лихорадочном стремлении власти в периоды наибольшей опасности и уязвимости правящего режима посредством праздничной мифологии внедрить в массовое сознание и психологию «правильную» картину прошлого и в нужном русле интерпретировать настоящее. Если бы дело было только в этом, разве приобрели бы эти празднества столь широкий размах и масштаб? Хотя, безусловно, тактика властей всех уровней, сочетавшая жесткие мобилизационные методы организации праздников с методами, основанными на понимании необходимости привязки к советским праздникам популистских мер, необходимости внедрения новых праздников в семейный быт жителей, сыграла немаловажную роль в популяризации новых праздничных практик.
— А где это будет? — спросил «брат» Алексей. — Он пытался научится читать, но из меня — «немого» учитель плохой.
На Пригласительном было написано: 2-й Дом Советов. Я изобразил, как веду его за руку и пацан успокоился.
Я уже знал, что Вторая главная резиденция новой власти — гостиница «Метрополь», получившая название «2-й Дом Советов». Сюда определили на жительство партийных деятелей из второго правительственного поезда, прибывшего из Петрограда в Москву.
«Метрополь» — один из самых ярких памятников московского модерна. Вдохновителем и заказчиком строительства был миллионер Савва Мамонтов, над созданием гостиницы работала плеяда известных и талантливых художников и архитекторов. Например, врубелевское панно «Принцесса Греза» на фасаде гостиницы — одно из самых известных панно Москвы [43].
(Нельзя не напомнить, что Савва был великим покровителем искусств: Илья Репин, Виктор и Аполлинарий Васнецовы, Михаил Нестеров, Елена Поленова, Константин Коровин, Мария Якунчикова — они часто бывали у Мамонтовых, подолгу жили в Абрамцево. Валентин Серов, который рано остался без отца, с десятилетнего возраста бывал в семье Мамонтовых, почитал их почти за родителей, а знаменитая «Девочка с персиками» — это дочь Мамонтовых Верочка).
А как же с Праздником, опять подумалось мне, я же помню из детских книжек, как Ленин с Крупской ходил на новогоднюю ёлочку к детишкам в детдом, да и Сталин, вроде, устраивал своим детям новогодние праздники? Тьфу, ну почему я не учил историю!
Глава 19
…Будет утро и солнце в праздничных облаках.
Горнист протрубит побудку.
Сон стряхнут победители
И увидят, что знамя Победы не у них,
А у нас в руках!
Слушайте марш… Марш…
И тут уж нечего спорить.
Пустая забава — споры.
Когда улягутся страсти и развеется бранный дым,
Историки разберутся — кто из нас мародеры,
А мы-то уж им подскажем!
А мы-то уж их просветим!
Александр Галич — Марш мародеров
Все-таки фатум немного благоволит нашему попаданцу (эк он залихватски на местном говоре балакать начал в мыслях своих безмолвных, еще бы акать по-московски научился) — Николай Крылов, тот что подарил ему наган, переведен в Москву и зашел к нему в гости. Это разрядило напряжение последних дней.
Роман обрадовался, насколько может радоваться это циничное и сварливое существо в теле Павлика, и продемонстрировал ребячий жест — обнял на чуть-чуть мужика. Крылов тоже растрогался. В этом мире люди не особенно скрывают чувства и в большинстве сентиментальны. (Что, кстати, не мешают им убивать без эмоций! Мир в молодом СССР четко разбит на черное и белое, как плакаты Маяковского).
Выяснилось, что чекист переведен в Москву за заслуги в раскрытие банды на Урале, ну и за помощь в деле убийства пионера-героя.
И первое, что Крылов спросил, после обычных слов о том, как утроились и как живется, было:
— А почему Павлик галстук не носит.
Странно, что об этом подумал именно он — простой рабочий, вошедший в революцию в пятнадцатом году и призванный в ЧК после фронта. Казалось, ритуалистика уже продумана (спасибо скаутам) и о внешнем виде Морозова должны были позаботиться в окружении Крупской. Тем более галстуков пионерских скопилось уйма, так как их повязывали матери Павлика на каждом собрании.
Нет, естественно, на такие собрания Павлик галстук надевал. Да еще и со специальным (тоже украденным у скаутов) зажимом. Сам Рома успел побыть пионером, но в его детстве этих зажимов уже не было. Автор не может удержаться, чтоб не рассказать причину их исчезновения.
Началось (а для Павлика — начнется) это в 1937году. В пламени костра кто-то увидел букву «З», которая означала «врага народа» Зиновьева. Кто-то наиболее впечатлительный разглядел профиль Троцкого! Самые отчаянные в поленьях обнаружили и различили свастику. Страну охватила шпиономания и пионеры стали массово снимать с себя этот предмет. Дело приобрело размах и вмешалось НКВД. Нашли и наказали зачинщиков. Даже инженеру завода «ФАБМАСС» досталось. И руководству Управления производств предприятиями (УПП) Леноблсобеса, в чем ведомстве был «ФАБМАСС». (Угораю от большевистских аббревиатур).
