спасение нашего императора, — сказал он. — Я позабочусь, чтобы им выдали награду, по солиду на каждого, и пусть идут своей дорогой.
— Как же «дорого» ты ценишь мою жизнь, — насмешливо заметил я. — Целый солид, каждому! Неслыханная щедрость! Нет, старик, теперь эти вопросы буду решать я, понял? Эти люди должны быть немедленно зачислены в палатинские схолы. Выдай им жалование за год вперед, обмундирование и оружие, а еще предоставь земельные участки с домом. Я хочу, чтобы это было сделано сегодня.
Магистр оффиций изумленно посмотрел на меня и чуть не задохнулся от удивления.
— Но, мой император, схолов назначает только ваш отец, я не могу сделать этого без его разрешения.
— Ничего, в этот раз мы сделаем исключение, — распорядился я. — В случае чего, сошлись на меня, скажи, что я заставил тебя сделать это под угрозой применения оружия. Что, между нами говоря, не так уж далеко от истины. Если ты будешь долго сопротивляться, старик, я уберу тебя и поставлю нового магистра оффиций, более послушного мне.
Сервий Коцеус Цинна может быть, и обладал громогласным голосом, из-за которого он походил на дурачка, но на самом деле таковым не являлся. Наоборот, он сразу сообразил, что сейчас ему лучше согласиться на все мои условия, а уж потом он все равно сделает по-своему.
Я глядел на него и мог поклясться, что читаю его мысли, как раскрытую книгу. Я ведь много повидал такого рода хитрецов, в своей прошлой жизни.
Нет, испытания на дружбу он не прошел, остался враждебным мне человеком, а значит, автоматически переходил в стан противников. Отныне я буду наблюдать за ним в оба глаза.
— Хорошо, доминус! — громко заявил он. — Я сделаю так, как ты просишь.
— Не прошу, а повелеваю, — мягко поправил я его. — А для того, чтобы все это не было пустой болтовней, садись и пиши соответствующий документ. Я поставлю на нем подпись, а ты заверил печатью. Давай, делай это быстрее.
Бормоча проклятия под нос, Цинна встал, собрал свитки, разбросанные по комнате во время его падения и сел за стол. Развернул один свиток и ворчливо сказал:
— У меня нет стилуса.
Лакома сходил в мой кабинет и принес палочку для письма. Тогда Цинна достал с пояса чернильницу, встряхнул ее и опять пробурчал:
— Повезло, что не разлились. Это ведь особые красные «придворные чернила» из пурпура и киновари. Сейчас уже мало запасов осталось, я еще в прошлом году заказывал из Рима, а до сих пор не привезли.
Ладно, хорош жаловаться, пиши указ, подумал я. Сердито сопя, Цинна составил бумагу и принес мне для прочтения. Я опасался, что не разберу его букв, поскольку сроду не знал латыни, но память истинного Ромула не оставила меня и я с легкостью разглядел, что документ составлен правильно.
Буквы были красными, похожими на кровь, снизу стояла печать императорского дома. Я подписал и Родерик, Лакома, Марикк и остальные разбойники официально оказались зачисленными в ряды палатинских схолов.
— Сегодня пусть переселяются в казармы, а с утра пусть приступают к занятиям, — приказал я. — Родерик и Марикк будут дежурить возле меня, по очереди. А теперь иди, старик, и приходи после полудня, мне еще о многом нужно с тобой поговорить.
— Мне будет интересно, как ты будешь разговаривать со своим отцом, император, — резко ответил Цинна, так и не утративший своего гонора. — Особенно когда он приедет в город, чтобы участвовать в церемонии открытия Эквирий.
— Это чего такое? — спросил я. — У меня от ударов герулов все из головы вылетело, так что напомните, давайте.
— Это гонки колесниц, император, — ответил вместо Цинны Лакума, потому что старик, ругаясь и плюясь, вышел из комнаты. — Вообще-то это древний праздник, посвященный богу Марсу и христианский епископ резко против него возражает, но наши партии протащили указ о его проведении. Для них это один из самых важных праздников в году. Та партия, чья колесница одержит победу, будет давать императору кандидатов для отбора в комиты, то есть, в правительство. Проще говоря, для них это шанс получить деньги, славу и влияние.
— И когда они состоятся? — спросил я с тревогой. — Только не говорите, что завтра.
— Тебе лучше спросить это у секретарей, но я знаю, что осталось где-то около десяти дней, — Лакума мечтательно почесал бороду. — Там делаются очень большие ставки, доминус, можно выиграть целое состояние. Я знаю, тебя это заинтересует.
— Еще бы, — сказал я и тут в триклинии появился Парсаний. Был он вполне цел и невредим и как всегда, белозубо улыбался. — Ого, что за люди к нам пожаловали! Это же сам Парсаний, король всех слуг! Как тебе удалось выбраться из змеиного логова, друг мой? Мы искали тебя, но не нашли.
— К счастью, меня там не было, господин, — с поклоном ответил слуга. Выпрямившись, он с прищуром поглядел на мою стражу, на так и стоявших около клинии Родерика и Марикка, на развалившегося на ложе Лакуму. — Я успел уйти, чтобы отправиться за помощью для вас, доминус. Но, к счастью, вы великолепно справились сами, чему я несказанно рад.
Глядя на его расплывшуюся в улыбке физиономию, я вдруг подумал, что именно Парсаний мог рассказать венетам о моем пленении. Он наверняка подкуплен Сервилием и работает на два лагеря. Надо держать ухо востро и приглядывать за этой шельмой.
— Что же, я рад тебя видеть, — сказал я. — Принеси нам еще вина.
— Слушаюсь, мой господин, но я отправлен сюда вашей матерью, — сказал слуга. — Она просила вас прийти и отобедать с семьей. Они жаждут узнать подробности вашего чудесного освобождения.
Наверное, проклятый Цинна уже побежал ей жаловаться, с досадой подумал я. Надо идти, в разговоре с мамочкой я могу выудить много полезных о местной флоре и фауне. Приказав телохранителям следовать за мной и отпустив Лакуму, я отправился к матери. Может быть, она уже пришла в себя и теперь будет вести себя гораздо спокойнее?
Но нет, мои надежды оказались напрасными. Мать ждала меня в пиршественном зале дворца вместе с нашей семейкой и несколькими приближенными. Слуги накрывали на стол, а она подошла ко мне и процедила:
— Почему тебя каждый раз надо ждать и посылать за тобой слугу? Ты можешь хоть раз явиться вовремя? Ты все-таки император, а не красильщик тканей, чтобы ходить в вонючую попину, когда тебе заблагорассудится.
— Я тоже очень рад тебя видеть, благородная римская матрона, — сказал я с улыбкой.
Да, настроение у матушки оказалось самое мерзкое, но это обстоятельство сгладило присуствие Новии Валы за столом. Она стояла среди прочих придворных, вместе с другими
