— Само! — закричала она из окна повозки, но получилось чуть слышно. Тугой комок перехватил ее горло. — Само, сыночек! Я так ждала! Я верила!
— Мама! — Самослав вдруг почувствовал, как в нем просыпается словенский мальчишка, который когда-то бесконечно давно стал неотъемлемой часть его самого. Мальчишка, который любил эту женщину больше всего на свете. Теплая волна этой любви разлилась по телу сурового циничного мужика, выбив слезу из глаз. — Мама!!!
Он вытащил ее из кареты, подняв на руки и закружив в объятиях. Он не мог насмотреться в ее лучистые глаза, на ее лицо, покрывшееся морщинами за годы разлуки, на ее руки, которые качали его в колыбели. Ведь это именно она качала его на коленях, он вспомнил это совершенно отчетливо, выпустив из небытия того Само, настоящего…
— Бочки выкатывайте! — крикнул князь Горазду. — Пусть весь город идет сюда! В шахте объявите выходной, всех накормить мясом и дать вина. Выбери десять человек, из тех, что поприличней, я их помилую. А остальным срок пополам скостим.
— У меня тут отпетые душегубы есть, княже, — насупился Горазд. — И лазутчики. Радость у нас, конечно, великая. Но давай от этой радости не будем всю работу Тайного Приказа рушить. Нам Большой боярин Горан за это спасибо не скажет.
— А, плевать! Решай сам, — махнул рукой Самослав. — У меня сегодня праздник. Я его столько лет ждал!
* * *
Город еще гудел, а Самослав закрыл за собой комнату матери. Она устала за долгую дорогу так, что просто заснула посреди разговора со счастливой улыбкой на лице. Князь спустился на первый этаж, туда, где его ждали Вацлав, Яромир и Неждан.
— Княже! — три кулака глухо ударили в грудь. Три головы склонилось.
— Дайте, я вас обниму! — князь по очереди облапил каждого из своих воинов. — Благодарю за службу! Голова Любуша на капище Мораны стоит, уже все жупаны ее видели. Великое дело вы сделали! А за мать отдельная благодарность будет.
— Да, не надо ничего, княже, — зарделся Вацлав. — Мы ж таки на службе…
Впрочем, остальные не разделяли его бескорыстия, и смотрели на князя, ожидая продолжения. И оно последовало.
— Яромир! Неждан! — начал князь. — За верную службу получите гривну на шею. Но это еще не все! — продолжил он, когда воины восторженно вздохнули. — Когда в отставку выйдете, то жалование будете получать такое же, словно вы на службе. А если помрете, то ее ваши жены получать будут, до самой смерти. Дочери ваши за хороших людей замуж выйдут, и от меня приданое получат. Сыновья в той школе, что учитель Леонтий открыл, отучатся бесплатно, и на службу после ее окончания будут приняты сразу же.
— Княже! — восторженно заревели воины. — Это ж теперь наши дети знатными людьми станут! Да мы и мечтать о таком не смели!
— Ну, вот вам, чтобы мечталось лучше, — усмехнулся князь, протянув им три тугих кошеля. — Можете идти, только много не пейте. А тебя, Вацлав, я попрошу остаться.
— Ты кого это притащил сюда? — спросил он у парня. — Ромей — евнух и мальчишка какой-то. Что за люди? Зачем они здесь?
— Мальчишка этот, государь, нам помог очень сильно, — начал Вацлав. — Он Константинополь, как свои пять пальцев знает. Каждую лавку на рынке и каждую дырку в заборе. Ему цены не будет, если к правильному делу пристроить. Жулик он, правда, врун и обжора, каких поискать. Ну, так он грек. Они все такие.
— К Звонимиру его отвезешь, — кивнул князь. — Если он так хорош, найдем ему дело. А второй кто таков?
— А второй, — усмехнулся Вацлав, — это патрикий Александр. Тот самый. Вражина лютый, собственной персоной.
— Удивил, — не на шутку задумался князь. — Тащи-ка его сюда. Поговорим.
Патрикий Александр внимательно рассматривал крепкого воина с вислыми усами, который в свою очередь рассматривал его самого. Он не были знакомы, но действовали с оглядкой на то, что за спиной всегда есть враг, сильный, богатый и умный. Патрикий почувствовал, как между лопаток потекла струйка холодного липкого пота. Его шансы остаться в живых были не слишком велики, шансы вернуться домой были еще меньше, а уж шанс избежать беседы с палачом и вовсе был призрачным. Впрочем, перед ним был всего лишь еще один варвар. А за спиной протоасикрита были столетия опыта имперских евнухов, державших этих варваров в узде, и стравливавших их между собой. Судьба варвара — служить интересам Империи, даже если он сам думает, что служит своим собственным интересам.
— Присаживайтесь, сиятельный патрикий, — махнул рукой Самослав. — Разговор у нас будет долгим. И только от вас зависит, как именно и где он закончится. Впрочем, как человек умный, вы и сами это хорошо понимаете.
1 Casus belli — формальный повод для объявления войны.
Глава 13
Июнь 630 года. Солеград. Словения.
До Новгорода, столицы государства склавинов, они плыли на корабле. Патрикий удивленно осмотрел вполне приличных размеров судно, убранное изнутри коврами и тканями. Старую княгиню, а по-другому ее больше никто и не называл, поселили в крошечную каюту на корме. Впрочем, и у самого князя, и у патрикия условия были точно такими же. Кораблик просто летел на веслах, увлекаемый течением реки, и те семьдесят-восемьдесят миль, что отделяли один город от другого, они прошли за два дня. Сказать, что патрикий был удивлен, это не сказать ничего. Вдоль реки плотно, словно бусины жемчужного ожерелья, сидели небольшие деревушки. Хоть и была весна, селяне не выглядели изможденными. Напротив, их дети, что бегали по обыкновению всех варваров голышом, выглядели довольно крепкими и сытыми. Они с воплями били палками по воде, загоняя рыбу в плетеные верши. Сами склавины были скорее жилистыми, чем худыми, разительно отличаясь от замордованных крестьян в римских землях. И на их спинах не было следов палок, это патрикий смог увидеть даже с борта корабля. Женщины были одеты в цветные платья, а на висках их были прикреплены какие-то затейливо изогнутые кольца, которые обычно носят женщины из этого племени. И патрикий Александр мог поклясться, что кольца были сделаны из серебра. Деревушки были окружены садами, полями и огородами, которые защищались плетеными изгородями, тщетной попыткой спастись от вездесущего кабана. А вот, когда до Новгорода остались считанные мили, патрикий испытал настоящий шок.
— Простите, ваша светлость, — спросил он князя, который стоял на палубе. — Вон там, на мелком притоке реки, это была водяная мельница, или мне показалась?
— Нет, это не мельница, — покачал головой Самослав. — Это кузнечная мануфактура. Водяное колесо поднимает молот. Мельница будет чуть дальше.
— Святые угодники, — прошептал едва слышно патрикий. — Мне ведь докладывали об этом, а я только отмахивался. Мне было не до каких-то дикарей из леса. Персы тогда были куда важнее. Как же я был слеп! Мы проспали! Мы проспали сильного врага у самых наших ворот! Дева Мария, помоги нам. Ведь если он научился всему этому, то кто удержит его стремление к власти? Империи нужен мир, она разорена. Дай нам двадцать лет мира, всеблагой боже! Иначе нам конец!
Александр почти уже пришел в себя, но вскоре увидел столицу склавинов. Новгород, о котором он столько слышал. Строительные леса все еще стояли, но общий замысел был уже понятен. И Новгород, и Солеград взять штурмом будет нельзя, как имперский Сирмий в свое время. Ни одна лестница не поднимется на эту высоту, она сломается под весом воинов. Река и рвы не позволят подвести осадные башни. Они просто не смогут подойти к стенам. Даже если засыпать рвы и построить башни нужной высоты, то их просто расстреляют из баллист. Только осада, растянувшаяся на долгие годы, сокрушит эти твердыни. Но как можно осаждать этот город, если позади в реку выдается каменная пристань, к которой будут швартоваться корабли с зерном? И эта пристань тоже защищена баллистами на башнях, которые разобьют в щепки любое вражеское судно, что решит помешать подвозу съестного.
Город суетился и шумел ничуть не тише, чем Константинополь. Конечно же, он был в десятки раз меньше, так ведь это и не столица мира, а всего лишь небольшой городок, построенный лет десять назад в словенских лесах. Патрикий Александр своими глазами увидел Большой торг, на который стекались купцы из земель франков, данов, словен, лангобардов и даже из готской Септимании. Именно сюда везли товары из Империи, и именно здесь купцы из соседних стран закупали соль и отличного качества железный инструмент. Патрикий увидел и ткани, которые изготавливали в княжестве. Они были более грубыми по сравнению с теми, что ткали в Константинополе, но зато стоили намного, намного дешевле. В городе работали ювелиры, переводя на свои поделки императорские солиды. Тяга варварской знати к безвкусной роскоши общеизвестна, а знать Словении, вдобавок ко всему, была еще и неприлично богата. Здесь трудились кузнецы, кожевенники, красильщики, и даже стеклодув. Многие мастера и торговцы были ромеями, и это болью отдалось в сердце патрикия. Эти люди отнюдь не выглядели нищими беглецами. Напротив, они шли по улицам с важным видом, как полноправные горожане, переключаясь в разговоре с греческого языка на язык склавинов. Впрочем, язык горожан был какой-то дикой мешаниной из множества наречий. Александр слышал греческие слова, латинские и даже германские. И все это сплелось в какую-то причудливую смесь, насытив бедный язык лесных жителей множеством незнакомых ранее понятий.
