На одном изображён червяк, а на другом трёхрукий мужик. Такое в Андервуде не редкость. Каждое заведение диктовало свои принципы. Если ты клиент бара для крысолюдов, а сам человек, то ты не прав и будет чудом выйти оттуда невредимым.
Ник простоял минут пятнадцать неподалёку. Что творилось внутри, понять было несложно. Он вспомнил слова Ганса про многочасовые попойки тренера и подозвал одного из мальчишек.
У того красовался на голове обрезок потрескавшейся саламандровой кожи с вдетой верёвкой на подбородок. В одной руке бутафорский меч из стыренной где-то кости, а в другой круглая пластинка выцветшего хитина.
— Слушай, ты знаешь такого мужика, он как крысолюд, но не совсем, с шерстью на руках и по всей коже? Он сейчас как раз зашёл туда, — спросил Ник пацана, показывая пальцем на заведение.
Малый лет восьми присел рядом на каменную ступеньку и почесал грязной рукой такую же лысину.
— Не-а, — затем он принялся сосредоточенно ковырять пальцем край «щита».
— А если хорошо подумать? — Ник положил ему четвертак экоина.
— А, ну точно, — монета скрылась за пазухой. — Это дядя Саймон, сегодня же «красный» день.
Ник поинтересовался, что он имеет в виду.
— Ну так это, пить он будет и всем говорит, приходите, там и мой папка вон тоже, я жду, вот, — быстро проглатывая слова, ответил пацанёнок.
— Так погоди, — притормозил его Ник, — а что ещё за красный день? Праздник какой-то?
Юный рыцарь засмеялся. К нему подбежал другой мелкий придурковатого вида.
— На-а! — и тыкнул ему в ногу своим дрыном.
— Так нечестно! — заорал сидящий и хотел было сорваться с места, но Ник остановил его рукой, а второму, что припёрся, отвесил лёгкий подзатыльник и выкинул эту чёртову палку подальше.
— За что? — это он уже спросил на автомате, видя, что Ник сел обратно и обращается снова к сидящему рядом мелкому. Постоял, подумал, лезь ли ещё раз и ушёл.
— Что за красный день? — снова прозвучал вопрос.
— А вот экоины там эта у дядь Квита всем раздают, — приободрился он, видя, что взрослый с ним разговаривает по-взрослому и даже деньги за это платит.
— Прям всем, кто хочет? — с подозрением и чуть деланным сомнением спросил Ник.
— Нет, — возмущённо поправил шлем пацан. — Ну, только этим, кто умер, у них там умер или кто…
— Только тем, кого дядя Саймон убил, родственникам? — догадался уточнить Ник.
— Да! Вот оно, вот так и хотел сказать.
— Хорошо, ладно, тебя как звать?
— Я Жека, — гордо ткнул себя в грудь малой.
— Жоаким? — переспросил его Ник.
— Нет, я Жека! — чуть не заорал парнишка.
— Ладно, Жека, давай так, как выйдет дядя Саймон бегом ко мне, хорошо? А я тебе ещё столько же дам, договорились?
Такие дети быстро соображают, что к чему. Ник ему только объяснил, в какую забегаловку прийти, а дальше дело техники. Можно было и отдохнуть.
Все дети выглядели чумазыми. В прошлом мире могло показаться, что неподалёку онкоцентр, но алопеция здесь распространённое явление.
Второго мальчишку пришлось отогнать, иначе вся ватага дворовых ребят облепила бы его и привлекла ненужное внимание. Это с виду он случайно подбежал. Ник заметил, как тот жадно и с завистью посматривал на отворот рубахи товарища, где исчезла монета.
Хотел тоже подмазаться, но Ник не мать Тереза, чтобы всем бездомным раздавать деньги, а подзатыльник это, вообще, ни о чём по сравнению с тем, что тут творится.
Значит, Саймона всё-таки заела совесть… Он шёл к магазинчику с кореньями, засунув руки в карманы, и думал. Это объясняло, куда девались деньги, но неужели Ганс не знал? Или не хотел ему говорить? Возможно, это он и имел в виду под словом «добрый».
Сказочный добряк убивает папку, мамку или деда и дарит каждый месяц подарки. Ух. А вообще, тут если не юморить, то полная чернуха.
Ник добрался до дешёвого трактира и уселся за стол. Официантка принесла горячий суп с фрикадельками из ящериц и миску бобов. Он почти привык есть мясо. Такой кайф, когда у тебя есть деньги на любую еду и можно не экономить. После стольких лет нищеты это воспринималось, как какое-то чудо.
Покончив с едой, он сидел и потягивал кисловатый квас и не мог отогнать мысль про ту бездну, что зияла в душе тренера и разрывала его изнутри. Ник не знал, что заставило Саймона уйти из красных плащей, но это был волевой поступок. Покинуть столь злачное место по своим каким-то принципам наверняка многими считалось глупостью, но не для него.
Ник смотрел на уставшие лица постояльцев и слышал обрывки фраз ничего не значащих разговоров. Кто кому должен, кто кого трахнул, где начальник злой, кому больше платят и как вчера надрали задницу этим сраным вормлингам. Ну и, конечно же, пустые разговоры о политике. Куда ж без них?
Саймон мог бухать до самого поздна, но дело не в том, что Ник устал бы ждать. Нет.
Просто он всё понял, поэтому поднялся из-за стола и подошёл к мужику за стойкой, оставив четвертак. Жеку не надо расстраивать, у него ещё б**дская взрослая жизнь впереди.
Домой Ник вернулся часа через два и лежал на кровати, уставившись в потолок. Когда пришёл учитель, он вышел ему помочь. Тот на бровях добрался до кровати и упал. Ник стянул с него обувь и вышел из комнаты.
* * *
Андервуд, окраина района людей.
Ганс буквально летел на встречу с Миланой. Девушка приглянулась ему своей простотой и миловидностью. Он не был влюблён, слишком хорошо себя знал, но ему нравилось воображать эти чувства, примерять их как любимый костюм и наслаждаться. Именно тем, как он сидит, какая прекрасная гладкая ткань и насколько достойно поработал над ним мастер.
В то же время он не был холодным ублюдком, ему нравилось, когда Милане было хорошо, когда она смеялась или улыбалась. Поэтому Ганс старался сделать ей приятно. Вот и сегодня их встреча не была запланирована — из-за его загруженности тренировками и походами в туннели, он нечасто мог выбираться в город.
У него ещё оставались деньги с прошлых походов, поэтому он приоделся для визита в один шикарный ресторан, что присмотрел недавно и предвкушал радостное выражение лица своей девочки.
Однако его планам не суждено было сбыться, потому что к Гансу подошли те, кого он всей душой терпеть не мог — прихлебатели отца.
— Ну что вам? — нахмурившись, спросил он двух родовых магов, одетых как на похороны в чёрные и серые цвета, как будто им мало этой вечной темноты.
— Отец хочет видеть тебя.
— Прямо сейчас? — Ганс застонал и поднял голову кверху, он знал,