Вместе с Голицыным ехал 8-й полк латышских стрелков, снятых с Северного фронта, и полк донских казаков. Отдельный батальон ударников обеспечивал охрану поезда и лично генерал-майора Голицына. С такой силой можно было не опасаться мятежников, но Голицын не знал, какими силами располагает Центральная Рада, и поэтому осторожничал.
Народ, который встречался ему на станциях и вокзалах, относился к ним примерно так же настороженно. Никогда не знаешь, чего ожидать от полного поезда военных, особенно в такое, лихое революционное время.
Но, кроме задержек на станциях, никаких явных препятствий поезду Голицына не чинили. Просто не осмеливались. Только на подъезде к Броварам поезду пришлось остановиться окончательно, резко ударив по тормозам.
— В чём дело, чёрт побери? — зло процедил подполковник Пётр Авен, командир латышей, едва не слетев с собственной полки.
— Ну, кажется, приехали, — буркнул генерал-майор Голицын, выглядывая в окно. — Дальше сами. Командуйте, подполковник. И вы, полковник, тоже, выгружайте хлопцев.
За окном какой-то расхристанный товарищ в шинели и фуражке бурно что-то объяснял одному из железнодорожников. Скорее всего, рассказывал, что дальше хода нет. Значит, до Киева и далее придётся добираться самостоятельно. Благо, отсюда уже не так далеко.
А ведь могли встретить и с пулемётами, и с артиллерией. Новости о том, что из столицы едет поезд с казаками, опережали сам поезд на многие часы пути. Особенно, когда с каждой станции местные начали непременно телеграфировать в Киев.
Но руководство УНР было либо растеряно, либо выжидало, ведь на словах они декларировали именно автономию в составе России, а значит, к вооружённому сопротивлению сходу перейти не могли. Их бы просто не поняли свои же люди. И пусть даже генерал Корнилов объявил Раду мятежниками, начинать кровопролитие украинцы пока не смели.
Из теплушек на перрон начали выпрыгивать бойцы в серых шинелях с винтовками наперевес, тут же начиная хищно озираться по сторонам.
— Ваше Превосходительство! — в купе вошёл комендант поезда. — Местные говорят, что дальше пути нет, рельсы разобраны! Ремонт!
Голицын подкрутил усы. Это было ожидаемо, и на самом деле он ждал, что подобное происшествие произойдёт гораздо раньше. Или что какой-нибудь стрелочник ошибётся и заведёт их состав на тупиковую ветку, или что рельсы разберут прямо перед ними в чистом поле. О том, что украинская верхушка позволит им беспрепятственно дойти аж до Бровар, он и думать не смел.
— Сроки они не соизволили сообщить? — поинтересовался генерал-майор.
— Никак нет, Ваше Превосходительство! — отчеканил комендант.
— Ясно. Значит, так. Одна рота останется здесь, охранять поезд и паровоз, берите под контроль вокзал, — задумчиво произнёс Голицын. — Остальные до Киеву. Казаков в город, на разведку.
Пешком, разумеется, далековато, но транспорт генерал-майор собирался реквизировать у местных и добираться уже на нём. В любом случае, как минимум казаки поедут верхом.
Генерал-майор и сам вышел на перрон, на котором поротно строились латыши, негромко переговариваясь на родном языке. Голицын прошёл вперёд, к паровозу, взглянул на рельсы перед ним, вдалеке виднелись разобранные участки. Разбирали явно наспех.
— Кто приказал разбирать? — спросил Голицын, разыскивая взглядом того самого товарища, который до этого беседовал с комендантом.
Местный житель, работник железной дороги, от такого начальственного внимания растерялся и попытался скрыться в здании вокзала, но его быстро привели обратно к генералу. Без всяких угроз, обычными просьбами и демонстрацией штыков.
— Та за шо… Я ж это… Я ж не это самое… — бормотал товарищ, поглядывая на латышей, безразлично держащих его за локти.
— Откуда приказ пришёл? — повторил свой вопрос генерал-майор.
— Так с Киеву, от начальства… — бесхитростно ответил железнодорожник.
— Войска в городе есть? — спросил Голицын.
— Нету, откуда… — пробормотал железнодорожник.
— А в Киеве? — спросил Голицын.
Местный пожал плечами в ответ.
— Ясно, — буркнул генерал-майор.
Неизвестность томила и угнетала. Верховный отправил его сюда, чтобы любыми способами решить проблему с Центральной Радой, но сама Рада пока опасалась вступать в конфликт, предпочитая оттягивать момент неизбежного. На фронте было гораздо проще. Здесь союзники, там враги, стреляй туда, пока враги не кончатся. Здесь такой ясности не было.
Генерал-майор Голицын вдруг подумал, что сделал бы, если бы в его родной город похожим образом вошли, например, латыши или буряты, чтобы восстановить законную власть. Наверное, пошёл бы защищать свой дом с оружием в руках. Это и останавливало его от быстрого марша на Киев. Если можно было хоть как-то избежать кровопролития, лучше было его избежать.
— Ваше Превосходительство, разрешите обратиться⁈ — окликнул его один из казаков. — Есаул Воробьёв. Там это… Погромы на улицах были.
Голицын вздохнул, потирая закрытые глаза. Этого только ещё не хватало.
— Кого громили? — спросил он.
— Так… Жидов, кого ещё-то… — проблеял железнодорожник.
Никакой жалости генерал-майор не испытывал, погромов он на своём веку повидал немало, хоть и не поддерживал ни один из них, но раз даже здесь произошёл погром, то в Киеве он был совершенно точно. И это несколько усложняло дело. Даже не тем, что кому-то разбили витрину, проломили голову или даже убили. Тем, что горожане уже распалены, спровоцированы на действие.
Так что, вполне возможно, казаков и латышей встречать будут баррикады и пулемётные точки, а не цветы и улыбчивые панночки.
— Ладно, чёрт с ними, с жидами, — бросил Голицын. — Найдите транспорт, есаул. Конюшни тут неподалёку должны быть.
— Есть, Ваше Превосходительство! — рыкнул казак.
Оба полка заканчивали выгружаться из поезда. Тут была и артиллерия, и полевые кухни, и всё прочее необходимое добро, позволяющее полку с удобством разместиться хоть в чистом поле, хоть в городских условиях. На снабжение для этой операции Верховный не поскупился.
Голицын наблюдал за тем, как оставшиеся казаки выводят коней, как ударники, оставшиеся на охране, закрывают вагоны и встают на посты. Он бы предпочёл доехать на поезде до самого Киева, выйти на пять минут из вагона к повинившимся членам Центральной Рады, надавать им подзатыльников и сразу же отправиться обратно в Петроград.
Но увы, такой шикарной возможности руководители самопровозглашённой УНР ему не предоставили. Придётся как-то самостоятельно. Меньше всего Голицыну хотелось пробиваться с боем через городскую застройку, но всё-таки ещё оставалась надежда, что до этого не дойдёт, куда более реальной угрозой было перекрытие мостов через Днепр. Перебираться на правый берег Днепра будет весьма проблематично, как уроженец Волыни генерал-майор частенько бывал в Киеве в пору своей юности. И прекрасно помнил, что редкая птица долетит до середины Днепра. Но, как учил Верховный, проблемы надо решать по мере их поступления, и генерал-майор Голицын уверенно оседлал подведённого ему коня.
— Хлопцы! На Киев, марш! — воскликнул он, подбирая поводья в кулак.
Глава 24
Михайловский замок
Михайловский замок стал теперь фактическим центром воюющей страны, и именно в нём теперь беспрестанно заседали, совещались, решали и советовались, непременно под чутким руководством Верховного Главнокомандующего. У всех имелись свои собственные взгляды на ситуацию, каждый имел своё мнение о том, как лучше поступить и как бить немцев, но решающее слово всегда оставалось за генералом Корниловым. И это многим не нравилось.
Больше всех выступал глава Центрального военно-промышленного комитета Александр Иванович Гучков, бывший военный министр, человек очень энергичный и деятельный. Как всегда, он обрушивался с критикой по любому поводу, каждый шаг нового правительства неизбежно поливался ядом.
— Лавр Георгиевич, это архиглупо! Подобная милитаризация экономики вызовет в обществе кризис! Рабочие и так готовы бастовать по любому поводу! — активно жестикулируя, выкрикивал Гучков.
