В одной из таких групп уже орудовал наш бравый сосед — Майли. От местной обстановки его побитое лицо приобрело серо-зеленый оттенок, прямо как плесень на булке хлеба. На одежде виднелись следы свежей рвоты, более выдержанного гноя и совсем древней слизи. Мы поздоровались с ним, помахав руками и показав большие пальцы. Он же ограничился гримасой ненависти и принялся еще усерднее ковыряться в каменной могиле.
Парадом командовала высокая женщина в кристально белом, будто отлитом из снега и льда, брючном костюме. Ее лицо скрывали поля широкой ажурной шляпы, а ноги заканчивались туфлями на высокой, будто хрустальной шпильке. Изящная тонкая рука держала мундштук с сигаретой. Женщина глубоко затягивалась и выдыхала сизый мерцающий дым, образующий вокруг нее подобие защитной ауры. Решив проверить, с кем имею дело, я скользнул на Грань и тут же столкнулся с пульсирующим насыщенным голубым светом силуэтом. Передо мной стояла наша сегодняшняя начальница — Младший Магистр и глава кафедры анимации Елена фон Мирро.
— Опаздываете, итак рук не хватает, — не оборачиваясь, произнесла она. Ее голос звучал тихо и высоко, с придыханием, как у знающей своё дело соблазнительницы. Однако по нашим спинам бежали мурашки вовсе не от возбуждения, скорее от иррационального страха.
— Набрали неженок, а мне теперь страдай, — печально выдохнула она. — Берите ломы и распечатывайте седьмой, — изящная рука указала в полутьму на серую гробницу с аляповатым номером на крышке.
Вооружившись инструментами, мы проследовали в указанном направлении и принялись колдовать над крышкой. Та была чертовски тяжелой, будто приклеенной строительным раствором. Наконец, лом в умелых руках Селин пробил зазор, и нам удалось сдвинуть крышку, наружу хлынуло едкое зловоние, раскаленным гвоздем прошившее наши мозги.
— Хоть бы маски какие дали, от одного запаха помереть можно! — стараясь не дышать носом, произнес Петер. Из уголка его рта потянулась блестящая ниточка слюны. До катастрофы оставалось совсем чуть-чуть.
— Неженка! — хмыкнула позеленевшая лицом Нимилори.
— Чем больше практика — тем меньше внимания обращаешь на запахи, — авторитетно заявил я.
Удовольствия от местных ароматов я не испытывал, но и рвотных рефлексов они не вызывали. Привычная рабочая атмосфера.
Петер сложился пополам и принялся добросовестно избавляться от ужина. Я различил куски фасоли, картофеля и чего-то бледно-зеленого. Огурцы? Где он умудрился их достать? В столовой такого не давали.
— Чем ж ты таким занимался до ИМПа? — Вейн напряженно посмотрел на меня, его желудок оказался более крепким.
— А ты уверен, что хочешь знать? — улыбнулся я.
Тот неуверенно пожал плечами и пошел к стойке с баграми.
— Я вообще хочу на инженера машиностроения выучиться, зачем мне нюхать эта гадость? — очистившийся Петер обмотал лицо шарфом и теперь его голос стал глухим и колючим.
— Будто ты не знаешь, что у нас вся экономика на использовании нежити строится, хочешь, не хочешь, а терпеть придется, — ответил я, подкатывая к саркофагу ржавую вонючую тележку.
— Сжечь бы всё здесь и не мучится, — прошелестела Селин. Её лицо было плотно обмотано шарфом, так что на виду были одни глаза.
— Кто бы сомневался! — хмыкнул я.
Облезлый, некогда выкрашенный в красный цвет, багор с неприятным хлюпом вошел в мертвое тело. Я подтянул тощую лохматую тушку наверх и скинул в вагонетку. Кажется, некогда это была собака, сейчас же она напоминала искусственное чучело, собранное из частей диких зверей.
— Зачем их вообще здесь маринуют? Не проще ли использовать свежак? — устало бормотал Петер, доставая четвертое по счету тело.
— Под влиянием «проклятья» их тела приобретают особые свойства и становятся идеальными проводниками для некротических энергий, — ответила Мирро, незаметно подкравшаяся со спины.
— Их легче анимировать? — заинтересовалась Нимилори.
— И это тоже, скоро сама всё увидишь, — улыбнулась Елена. — Достаньте еще шесть собак и штук десять вон тех кошек, — блестящий ноготь указал на грязное полосатое месиво в углу саркофага.
— Держи его! Идрис, я туда не полезу! — неожиданно послышалось с дворянской стороны, отвлекая нас от работы.
Один из благородных трупокопателей умудрился заблеваться до потери сознания и упал прямо в саркофаг. В объятья мертвых, покрытых желтоватой корочкой гноя, свиней.
Мы подбежали к гробнице, чтобы запечатлеть и просмаковать это происшествие во всех красках. Неудачником оказался еще один наш знакомец по столовой — Патрик, если мне не изменяет память.
— Прям родовой склеп, в гости к родственничкам угодил, — давясь смехом, шепнул мне в ухо Петер.
— Прямиком на праздничный ужин, — одобрительно кивнула Ним.
Стараясь сдержать рвущийся наружу смех, я оттащил их обратно к нашему рабочему месту. Не хватало нам еще больше предупреждений заработать. Итак, прославились на весь институт. Стейлон говорил, что мы в числе рекордсменов среди всех неофитов, когда-либо попадавших в ИМП. Стоить чуть поднапрячься — и точно обеспечим себе вечную славу на доске…позора. Как выяснилось, здесь и такая есть.
Свинского родственника удалось достать при помощи тех самых клеток, висевших под потолком. Одна из них сработала отличным подъемником, позволив работникам опуститься вниз и поднять бездыханное тело собрата.
Когда полтора десятка тележек было заполнено отборным гнилым материалом, мы приступили к сбору некрогеля. Эта чудная жидкость вызревала в особых колодцах, расположенных в глубине подземного царства смерти. Выглядели они вполне обычно — высокие каменные круги, сверху ворот, веревка и жестяное ведро. Смущали разве что тяжелые металлические створки крышки, запертые на амбарный замок.
Магистр Мирро раздала нам ключи и заодно объяснила технологию производства ценного вещества.
— Мы скидываем сюда трупы бродяг, купленных в городских моргах. Они опускаются на дно, где подвергаются воздействию проклятой почвы и превращаются в некрогель.
— А для чего крышки и замки? Оно что…хищное? — задал вопрос один из наших незнатных соратников. Имени его я не помнил, точнее совсем не знал, но в недавней драке он проявил себя во всей красе, уложив как минимум двоих противников.
— Можно и так сказать. Некрогель — это субстанция, содержащая в себе концентрированную энергию смерти. Всё дело в том, что трупная плоть разлагается быстро, а вот кости держатся несколько месяцев. Разумеется, из-за обилия энергии они оживают и пытаются прорваться наверх.
— Странно, я всегда думал, что нежить работает на пране… — пробормотал Вейн.
— На лекциях нужно слушать внимательнее, а не в носу ковыряться! — неодобрительно выдала Ним.
— На пране работает управляемая нежить, а вот дикая как раз появляется из подобных нашим колодцев, природных очагов энергии смерти, — объяснила Мирро, выдохнув в нашу сторону облако белесого ароматного дыма. Я почувствовал нотки корицы и странную неестественную симпатию к женщине. Из-под тени шляпы мелькнула хитрая самодовольная улыбка. В голове появились мысли, что магистр весьма молода и привлекательна.
— Потому дикая нежить и нападает на живых — стремится добраться до праны, — сказала она и отошла в сторону, покачивая полными бедрами.
Пара десятков неофитов мужского пола проводили ее голодными взглядами. Впрочем и женского тоже…
Что это она делает? Проводит на нас эксперименты с массовым гипнозом? Или просто издевается? Соблазнить молодого неофита — дело несложное, наверняка многие сегодня проведут ночь, закрывшись в туалетной комнате…
— Что встали? Беритесь за вороты и наливайте жидкость вон в те бочки, — неожиданно выкрикнула она и с наших глаз мигом слетела «розовая» пелена.
Мы даже забыли об опасности появления дикой нежити. И зря. Едва мы с Вейном распечатали один колодцев, как наружу выскочило жуткое костяное чудовище. На человека, лишенного плоти, оно походило меньше всего. Скорее несуразный костяной еж, со множеством голов и конечностей, торчащих из его тушки под самыми необычными углами. Тварь взлетела в воздух на добрых полтора метра, и я почувствовал исходящую от него лютую злобу и потусторонний голод.
