Работники торговли в Советском Союзе — особая каста. Даже, оказывается, в таком вот районном универмаге.
Всех трёх сотрудниц мы застаём в отделе гигиены. Усевшись в кружок, они едят суп из одной двухлитровой банки. При гневном стуке каблуков начальницы испуганно вскакивают, а, видя рядом с ней меня, округляют глаза.
— Наталье передайте, когда появится, чтобы сразу ко мне в кабинет, — командует заведующая, — Настя, а ты обслужи молодого человека.
— Так обед же?
— Я что-то непонятно сказала?
— Всё понято, Людмила Прокофьевна, сейчас сделаю!
Рыжеволосая девица вскакивает и чуть ли не бегом направляется в отдел фототоваров.
— Спасибо, огромное! — говорю.
— Смотри, я запомнила твоё обещание, — грозит пальцем заведующая.
Она, не прощаясь, направляется к себе. Вот это походка. Даже Подосинкиной с её комсомольским задором далеко до этой знающей себе цену дамы. Чуть полные, но прекрасно очерченные ягодицы покачиваются при каждом шаге. Нарочно она так делает, или я давно девушек на каблуках не видел?
— Молодой человек! — выводит меня из ступора рыжая Настя, — что вы будете брать?
— "Свема 65", десять упаковок, пожалуйста, — я рассматриваю витрину. Кассеты ещё… тоже десять.
— Пластмассовые или металлические? — продавщица сама любезность.
— Металлические. Ещё рукав, пожалуйста.
Признаться, я чуть не забыл про это чудесное приспособление. Фотоплёнка в это время продаётся в рулонах. Перед тем как вставить её в фотоаппарат, плёнку требуется заправить в кассету. Делать это надо в абсолютной темноте, либо использовать специальный рукав, в который, как в муфту, засовывались обе ладони. А дальше ловкость рук, и никакого мошенничества.
— А это у вас что?!
— Не знаю, — морщит лобик Настя, — компас, наверное. Только он уже давно у нас лежит. Его не берёт никто.
Нет, девочка, это не компас. Эта штука называется "экспонометр" и не какой-нибудь, а Ленинград-6. Лежит себе в универсаме города Кадышев, и не знает о своей ценности.
Сейчас про этот прибор мало кто вспоминает. Каждая приличная камера обладает встроенным экспонометром, который под каждую выдержку подберёт нужную диафрагму, а под диафрагму — выдержку. Даже Киев-10, и знакомый мне по прошлой жизни Зенит-Е имели в своём устройстве такое устройство, пускай не настолько чувствительное и точное, как то, что лежит сейчас передо мной.
В ФЭДе, который одолжил мне Митрич, ничего подобного нет. Я уже смирился с мыслью, что придётся подбирать экспо-пары по чутью и "по солнышку". Но сейчас, видя на прилавке "Ленинград" я чувствую, как по спине пробегает знакомый холодок азарта. Это ощущение, что я на верном пути, и затеянная авантюра с фотосессией может выгореть.
Прямо представляю себе, как направляю эту штуку на замершую в позе Лиду. Она спрашивает "что это?", а я отвечаю "не отвлекай меня, тебе не понять".
Одно меня останавливает. На ценнике значится "60 руб.". Я выворачиваю карманы и выкладываю на прилавок всю наличность. Червонец, полученный от товарища Комарова и шесть рублей с мелочью, оставшиеся из копилки.
А ещё я понимаю, что без экспонометра отсюда не уйду, чего бы мне это ни стоило. Это выше моих сил.
Глава 14
— Подождите пять минут, — говорю продавщице.
— Вы меня кликните, и я подойду сразу, — она с облегчением смывается к своим подружкам.
Вот я и узнал цену советским деньгам. В тот самый момент, когда мне их не хватило. Последние лет пять я вообще не испытывал недостатка в средствах. Получал, всё что хотел, просто протягивая руку с банковской карточкой и даже не глядя на стоимость.
И вот теперь я понимал, что хочу эту вещь, но не могу себе её позволить. Оскорбительно, прямо как пощечина. Я почувствовал себя тем, кем сейчас на самом деле был. Не Гарун-аль-Рашидом, гуляющим под чужим именем и с чужим лицом, а простым школьником из захолустья без денег и связей.
Это было отрезвляюще, и, что важнее, пробудило злость и азарт. Я привык выигрывать и не боялся больших ставок.
Спускаюсь вниз, отодвигаю полог из марли, и вновь захожу в кабинет заведующей. Та удивлённо поднимает глаза.
— Людмила Прокофьевна, —говорю, — одолжите мне пятьдесят рублей.
Она смотрит на меня с каким-то презрением.
— Ты с дуба рухнул, мальчик?
Не отводя взгляда, снимаю с руки часы "Слава" и кладу перед ней.
— Они стоят в два раза больше, — говорю. — Если не верну долг через два дня, сдадите в комиссионный.
Заведующая удивлена, но в её взгляде вспыхивает интерес. Торговая натура, значит, прибыль у неё на первом месте. Я понятия не имею, где возьму деньги, но два дня, это не тридцать минут.
Она берёт в руки часы, внимательно и оценивающе осматривает их.
— Дорогие. Откуда они у тебя?
Одет я более чем скромно, и на владельца такой вещи не тяну.
— От отца, — поясняю, — ему за победу в соцсоревновании вручили.
— Не жалко? — поднимает бровь.
— Я же их не продаю. Это залог.
— Зачем тебе деньги?
— Экспонометр у вас в магазине увидел, — отвечаю честно, — очень нужен.
— Это такая штука с циферблатом? — заведующая помнит все свои товары наизусть. — Мы ещё гадали, зачем она нужна.
— Ага. Ваша сотрудница считает, что это компас.
Теперь она смотрит на меня также, как раньше на часы. Вид как у брокера, который готовится сделать венчурную инвестицию в рискованный стартап.
— Ты действительно разбираешься во всех этих штуковинах? — во взгляде любопытство.
— Да, — киваю, — считайте меня вундеркиндом.
Люди всегда чувствуют уверенность, а я говорю и действую уверенно. Семнадцатилетний пацан не будет себя так вести с женщиной вдвое старше, но мы тут не в ролевые игры играем, правильно? Даже если она чувствует неладное, а у таких людей инстинкты развиты отлично, какие выводы она может сделать?
"Молодой, да ранний", как говорили в старину? Не самая худшая репутация.
— Азартен ты, Парамоша! — Людмила Прокофьевна, вдруг улыбается, словно что-то для себя решила, и открывает ящик стола.
— Надеюсь, меня это не погубит, —отвечаю ей в тон.
— Ещё и начитанный, — заведующая выкладывает на стол синюю купюру. — Деньги вернёшь через неделю. Никаких процентов с тебя не возьму, но если не приедешь вовремя, часов своих больше не увидишь.
— По рукам, — говорю.
— Когда принесёшь долг, — уточняет она, — прихвати с собой фотографии. Охота поглядеть, ради чего ты так рискуешь.
— Спасибо, — киваю, — до встречи через неделю.
— Давай-давай, — хмыкает она вслед. — Митричу привет передавай.
Рыжеволосая Настя удивлённо смотрит на купюру. Она точно видела, что совсем недавно я пересчитывал деньги, и её у меня не было. Кусая губы от любопытства, продавщица записывает срок гарантии в инструкцию к экспонометру.
С покупкой приходится ужаться. Мне хватает всего на пять упаковок плёнки и пять кассет. И рукав, разумеется. Буду беречь кадры. Это в прошлой жизни можно было выдать по несколько десятков дублей, ради одного снимка. Теперь нужно семь раз отмерить, и один раз сфотографировать.
Отдаю всю имеющуюся наличность. Как говорится, иду ва-банк.
— А кем вы приходитесь Людмиле Прокофьевне? — продавщица не выдерживает и задаёт мучивший её вопрос.
— Я сын её подруги.
Выдаю мем из будущего и оставляю девушку в глубокой задумчивости.
— Ну, чё ты там?! — Женька томится от неизвестности перед закрытыми дверями.
Показываю ему бумажный свёрток, перевязанный шпагатной верёвкой. Таким милым способом мне упаковали покупки.
— Продали?!
— Угу, Натаха со склада вернулась.
— Гонишь!
— Женёк, потом всё расскажу. Погнали на рынок!
Успеваем в последний момент. Лихой водила на своём грузовике выворачивает на улицу, когда мы буквально кидаемся ему под колёса.
Нам он не слишком рад, видимо, планы поменялись. Но напрямую не отказывает.
