Прилетев в Минск, сразу отправился в свой штаб, а уже оттуда попросил приехать к себе товарища Пономарева, и когда все собрались, озвучил решение Сталина. Надо отдать должное, Пономарев, несмотря на то что, по сути, Минск стал прифронтовым городом, не уехал, а продолжал руководить республикой из него. Хотя до этого уже началась эвакуация предприятий из Минска, а кроме того, никто не препятствовал, если граждане сами уезжали на восток, подальше от войны, сейчас же все сильно ускорилось.
Оба моих мехкорпуса, разбившись на маневренные группы, заняли оборону в наиболее опасных местах, где скорее всего можно было ожидать прорыв немцев, а я отправил всех, кого только можно, строить новую линию обороны. В этом мне снова очень сильно помог Пономарев. Кроме жителей Витебска, Могилева и Гомеля туда отправились люди и из Минска, а также стали вывозить из города все стройматериалы, которые только могли увезти. Уже через пару дней мне стали поступать доклады о первых боестолкновениях мехкорпусов с частями противника. Теперь все мое внимание перенеслось на западный фланг, а там у нас дела шли неважно.
Началась битва за Таллин, хорошо еще, что практически весь флот перевели в Кронштадт буквально за неделю до начала войны, можно сказать, успели в последний момент. В самом порту остались только мелкие корабли и подводные лодки. А спустя еще неделю немцы вышли к Нарве, где и встали. Остатки Прибалтийского фронта, вернее часть его, заняли оборону на спешно построенной генералом Поповым линии полевой обороны. Но построена она была добротно, несколько полноценных линий полевой обороны с бронекуполами в качестве огневых точек, а кроме того, там хватало тяжелой артиллерии, плюс еще и части Северного фронта, которые также заняли там оборону.
Очевидно, после приказа Сталина 6-й мехкорпус вернулся назад в Псков, тем самым значительно облегчив мне жизнь, теперь на участке от Пскова до Полоцка оборону держали три мехкорпуса. Памятуя, что их сила в маневренности, они не сидели в окопах, а, постоянно передвигаясь, наносили по противнику удары в тех местах, где он пытался прорвать нашу оборону. А оборонялась там оставшаяся часть Прибалтийского фронта и другие части.
Кроме, собственно говоря, помощи нашим частям бойцы мехкорпуса устраивали и засады, в подходящих местах танки занимали оборону, тщательно маскировались и ждали противника. После распределения целей открывали с места огонь, изображая из себя противотанковые пушки, правда, у КВ это плохо получалось, все же ее 107-мил – лиметровое орудие ну никак не подходило на эту роль, слишком большая разница с противотанковой сорокапяткой. Но все равно немцы велись на это и всегда сначала начинали стрелять в ответ фугасными снарядами. Правда, довольно быстро они выяснили этот развод и вскоре сразу же начинали бить бронебойными, но зато наши артиллеристы получили поблажку. Теперь и по ним начинали бить болванками, вместо осколочных снарядов, если не могли сразу определить, кто именно открыл огонь, а тут уже было необходимо попасть этой болванкой точно в орудие, чтобы вывести его из строя, не говоря уже о том, что расчеты орудий стали нести намного меньшие потери.
Отдельное слово можно сказать и про Брестскую крепость. Такой обороны, как тогда, не было, но и крепость без боя мы не оставили. Как только я занял должность командующего ЗОВО, то почти сразу приехал в Брест. Осмотрел крепость лично, а затем засел с Карбышевым за обсуждение необходимых в крепости строительных работ [42].
Повторять ту историю у меня не было ни малейшего желания, но и сдавать Брестскую крепость без боя – тоже. Я хотел, во-первых, учесть ошибки той обороны, в частности непродуманность со снабжением защитников крепости водой. По иронии судьбы, находясь среди каналов, защитники всю оборону страдали от жажды. А во-вторых, сделать возможным эвакуацию гарнизона, когда придет срок. В крепости предстояло провести очень много строительных работ.
Для начала строительство огневых точек у основания стены. Какие времена, такая и фортификация, если раньше укрепления возвышались над землей, то теперь, наоборот, они зарывались в землю. Сквозь стену пробивали проход, а снаружи строили небольшую огневую точку. Это то, что касалось боевой части, кроме того, приступили к рытью подземных переходов, которые должны были соединить между собой все части крепости, а также прорыть подземный доступ к воде, чтобы гарнизон крепости не испытывал с ней проблем.
И, наконец, вопрос эвакуации, как эвакуировать из осажденной крепости гарнизон? Решение старо, как мир: разумеется, подземный ход. Правда, строить его предполагалось в условиях полной секретности, а кроме того, провести на достаточно большое расстояние, чтобы гарнизон крепости не вышел в расположение противника. В общей сложности ход тянулся примерно на 6 километров и выходил наружу за предместьем Волынка, неподалеку от форта номер 4.
Гарнизон крепости составил 84-й стрелковый полк майора Дородных 6-й стрелковой дивизии, 98-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион и 577-й минометный дивизион. Все остальные части 6-й дивизии и другие подразделения Красной армии в субботу 21 июня покинули места своего расположения и выдвинулись на заранее построенные позиции. Сам гарнизон крепости еще в полночь занял места по боевому расписанию и заснул коротким и тревожным сном. Абсолютно всем бойцам и командирам было ясно, что если их ночью развели по боевым местам, то утром будет как минимум крупная провокация, все же думать о войне не хотел никто.
В 4 часа утра немецкая артиллерия начала массированный обстрел восточной окраины Бреста, а спустя 15 минут перенесли свой огонь на крепость и Северный городок [43].
Противник бил в расчете, что гарнизон крепости мирно спит в своих казармах, но удар пришелся в пустоту, хотя им и были повреждены открытые линии связи и водопровод, а также уничтожены здания складов (правда на них уже ничего не было). Повреждение связи и трубопровода не играло никакой роли, так как все это было продублировано в подземных переходах, которые связали все участки крепости между собой, а также с внешним миром.
Будучи в полной уверенности, что оказать сопротивление им уже никто не сможет, в 4:23 немцы начали штурм Волынского, Кобринского и Тереспольского укреплений крепости, но после того как они чуть ли не вплотную подошли к укреплениям, их просто смели огненными струями. Десятки станковых «максимов» хотя уже и устарели, но имели одну очень важную особенность – благодаря своему водяному охлаждению ствола они могли бить длинными очередями, не опасаясь расплавить ствол. Вот и сейчас они железным градом прошлись по атакующим укреплениям немца. Одновременно с этим открыла огонь и наша артиллерия, пускай это были всего лишь сорокапятки и 82-миллиметровые минометы, но и их удар по скоплению немецких войск нанес не ожидавшему такого ответа противнику большой урон. Немецкая атака захлебнулась, из всех атакующих назад вернулось не больше четверти, а остальные убитыми и ранеными остались лежать на подступах к крепости.
Ошеломленные отпором немцы на некоторое время замерли, но спустя уже полчаса открыли ураганный огонь по Брестской крепости, правда, урону от него, кроме разрушения крепостных построек, не случилось. Конечно, территория внутри крепости была завалена обломками стен поврежденных зданий, все же крепость не предназначалась для противостояния с современной артиллерией, но огневые точки, выстроенные уже в свете современной фортификации, остались неповрежденными. Через два часа немцы предприняли новую попытку штурма, им снова позволили приблизиться почти к самой крепости и снова смели массированным пулеметным огнем. Больше в этот день немцы не атаковали, но вели непрерывный артиллерийский огонь и два раза бомбили крепость.
Кроме обычной тяжелой артиллерии противник использовал и сверхтяжелые орудия. Еще накануне нападения немцы направили 1-ю батарею 833-го дивизиона 600-миллиметровых самоходных мортир «Карл» в распоряжение 17-й армии группы армий «Юг». А вот к Бресту они подтянули 2-ю батарею мортир в составе орудий «Тор» и «Один», а вместе с ними и 36 снарядов. Их привезли в польский Тересполь, находящийся прямо напротив Бреста, буквально к началу войны. Первый состав с ними прибыл в Тересполь 18 июня, а последний – в ночь с 20 на 21 июня. Огонь по Брестской крепости эти мортиры открыли в тот же день, однако уже после нескольких выстрелов на обеих мортирах произошло заклинивание снарядов, и немцам потребовалось время для их исправления. В общей сложности за три дня «Тор» и «Один» выпустили по крепости 31 снаряд из 36, а из пяти оставшихся три оказались непригодными для стрельбы [44].
