За городом обнаружилось несколько вытянутых глинобитных бараков. Старые, но в приличном состоянии. Улан ловко соскочил с лошади: «Прошу».
В прохладе барака я попал в комнату. Навстречу мне поднялся и развел руки в стороны Гурский.
— Ну, здравствуй, — щекотал он щеки усами, — дай я тебя расцелую, пропащий.
— Да уж где пропащий? — улыбаюсь я, — все по заданиям. Все лето в трудах.
— Да что уж. И сейчас труды будут. Но сначала день на отдых. Неизвестно, как оно придется.
— Что это за бараки?
— Давненько стоят без дела. Но властям и полиции приказано содержать их в надлежащем порядке. Греческие повстанцы, думаешь, откуда взялись?
— Здесь центр подготовки?
— Ну уж, центр. Лагерь. Про генерал-майора Ипсиланти слыхал?
— Не очень.
— Ну как же? Герой повстанцев. Для греков. Для нас провал операции. Но не совсем. Все же каша заварилась, да еще какая.
Оказалось, генерал-майор, командир первой гусарской бригады, знакомец А.С. Пушкина по кишиневской ссылке, подготовил отряд боевиков под руководством русских спецслужб. Перешел Прут и взял Яссы. Потом все закончилось печально. Турки повстанцев разбили. А когда при бегстве остатки команды попали на территорию Австрии, австрийцы их арестовали. Держали в крепости в очень плохих условиях. Только по личному настоянию Николая Павловича освободили год назад. Сам генерал скончался вскоре на руках у прекрасной княжны Разумовской, его возлюбленной. Через неделю, другую померли и оба брата. А сама княжна сошла с ума.
— Очень похоже на ликвидацию провала, — вспомнил я «Аквариум» Суворова, но смягчил мысль, — или на устранение свидетелей. Но почему провал, если каша заварилась?
— Потому что не получилось ожидаемое. Да, это дало толчок восстанию, но не более.
— Странно, что он не развил успех, когда взял Яссы. Глупо сидеть на месте, собирать двор и раздавать чины, будто уже корона готова.
— Глупо. Если не знать подоплеки.
— Так чего же он ждал?
— Того, что не свершилось. Его обманули. В этом и был провал операции. Естественно, Государь, тогда еще Александр Павлович, отрекся от всего. По другому тут нельзя. В таких делах при провале нет ни родины, ни начальства.
— Дмитрий Семенович, довольно загадок. Не за этим же я приехал? В чем обманули?
— Ваша мысль о том, что различные чудодейственные предметы могут даровать власть и могущество, не нова. История знает такие примеры, но они держатся в тайне. В очень охраняемой тайне. Поэтому я вам их не приведу. Да вы и сами больше моего повидали в своей Америке.
— Генерал должен был получить какой-то артефакт могущества?
— Ишь, слово какое, артефакт. Пусть будет так. Должен был захватить и получить власть. И захватил. Но, очевидно, не то.
— Поэтому сидел и ждал, когда сработает? А ничего не произошло. Впрочем, волнения пошли.
— Бунт? Не сильно нужен. Что греки, что болгары одинаковы. Сегодня с одних рук едят, завтра с других.
— Но где же тогда -то? Есть сведения?
— Есть! Для того вас в спешном порядке и вызвали. Да и вся эта заваруха поэтому. И все наши тут. И Шильдер, и Засядко. И потому Николай Павлович лично возглавляет войска.
— Сведения верные?
— Без сомнений. Другое, что они неизвестны ни туркам, ни австриякам, ни англичанам.
— Не раскололся ваш генерал?
— Это уже не имеет значения, — опустил глаза Гурский, — сейчас есть ученые, что прочитали древние шифры и установили точные места.
— То есть, не одно место, значит, не один артефакт?
— Один. И к нему нужен ключ. И он уже у нас в руках. Открою тайну. Он был в крепости Исакчи, которую помогли взять задунайские казаки. Другой в Браилове, но он известен туркам, потому и сопротивление отчаянное. Но для дела хватит и одного.
— А что, турки не знают от чего ключ?
— Они даже не знают, что это ключ. Для них он просто предмет веры.
— Хорошо, а я зачем?
— Может потребоваться твоя помощь. Ты уже с этим дело имел, а там всякое может быть.
— То есть, сейчас все в ожидании мирового господства?
— Мировое тут не выйдет, но на всей территории Византийской империи власть получить можно.
— СильнО. И какие наши действия?
— Завтра выдвигаемся на соединение с Императором. Он направляется к Варне в войска.
— Один?
— С ним семь сотен кавалергардов и шесть сотен пехоты.
— Меня по дороге просветили, что партизаны крайне досаждают при поддержке болгар. Думаете, этого хватит для защиты Государя?
— Он нас не спрашивает.
Нас разместили на ночь. Неважные удобства, но все лучше, чем в открытом поле. Гурский вечером пришел к нам, а за ним занесли пять глиняных кувшинов. Молдавское выдержанное вино оказалось неплохим. А в сравнении с тем пойлом, что подают в московских кабаках под названием «Бургунскаё», так и вовсе превосходно. Стол соорудили наскоро из досок и облагородили скатертью. В походные тарелки положили холодную вареную телятину, брынзу, мамалыгу со шкварками, кукурузные лепешки.
— Говорят, раньше они кашу из проса заваривали, — завязал я разговор.
— И теперь, но реже, — отломил Дмитрий Семенович кусок лепешки и посмотрел на свет, — все больше из кукурузы.
— С чего такая любовь?
— Так ее турки налогом не облагают. Да и урожайность хорошая. На Кавказе тоже любят.
Початки меньше, чем я привык видеть. В будущем кукуруза будет из американских сортов. Для мамалыги не подходит. Не вкусно. Только на корм свинкам. Но это в будущем. А сейчас прекрасно идет, хоть и считается пищей бедноты.
— Герб местный мне не понравился, — подвожу я к теме, — и название города непонятное.
— Это надо валахов спрашивать.
— Молдован?
— Так язык один у них. Отличается, как московский говор и рязанский, к примеру. Называй хоть молдаванским, — усмехнулся Гурский, — мне кроме герба много чего не нравится. Такое уж место. Варной и раньше интересовались. По понятной причине обсуждать далее не будем, кроме исторических фактов.
— И каковы же они?
— Были битвы, да еще какие. Рубили и королей и сеньоров, — он задумался, видно, что взвешивает слова и думает, как уйти от скользкой темы, — Цепеш только невредимым ушел.
— Это какой? Влад? — Оживился я.
— Знаешь эту историю?
— Про Дракулу? Очень слабо, — протянул я в надежде на продолжение разговора.
— Да какой он дракула? Так, второстепенный член Ордена. Но гордыни хоть отбавляй. Там они все или сами дракулы или потомки.
— Что за Орден? — Подсаживаюсь я ближе.
— Дракула в переводе означает дракон. Еще в тысяча четыреста восьмом году король Венгрии Сигизмунд IЛюксембург основал Орден дракона. Все монархи Европы вступали в него. И все они являются потомками Сигизмунда через его дочерей. Когда Орден расширился, после двадцати двух рыцарей первой линии взяли других, наиболее влиятельных и талантливых людей. Среди них был и Влад Второй, командующий пограничными войсками, которого после вступления в Орден прозвали Дракул. Отец Влада Цепеша. Так что какой Цепеш Дракула?
— Мне всегда казалось, что дракон имеет к христианству очень специфическое отношение.
— Но мы же понимаем, что часто и сама церковь иногда имеет к христианству специфическое отношение. Это я про католиков, — улыбнулся Гурский, — политика, мой друг, не терпит сантиментов. Что до Ордена, то на гербе дракон покрыт зеленой мантией с крестом. Или золотой, как позже стали делать. Название имеет свои пикантные нотки для местного населения и созвучно имени дьявола. «Драку», черти на их наречии.
— Так и дракон в христианской традиции дьявол, без всяких созвучий.
— Ты умный. Зачем пояснять очевидные вещи?
— Влад Цепеш, насколько я слыхал, прослыл очень жестоким человеком. На колья сажал.
— Ты же услышал меня. Он вторичен. Только исполнитель. Конечно, укрепил мнение о себе, когда в тюрьме отрекся от православия и принял католичество. Ведь по местным верованиям, православный, принявший католичество, становится вампиром. А настоящие вершители судеб всегда в тени. Да, жесток. Как может быть жестокой гильотина.
