- Не убивай меня, Снежная Королева! - пискнул он, инстинктивно сжавшись на кровати. Ничего лучше придумать не удалось. Он снова отрубился.
Второй раз он очнулся уже не в аду, но в чистилище. Слабость в теле и сухость во рту были, безусловно, неприятны, но не шли ни в какое сравнение с недавними головной болью и тошнотой. Парень приподнял голову и поморщился: боль все-таки решила вернуться, пусть и ненадолго. Осмотревшись, он увидел тот же потолок, те же стены, и, да, ту же самую Снежную Королеву, на сей раз сидящую в кресле-качалке и мерно клацающую вязальными спицами. Это был не сон.
Уже наступил вечер, и на лес за окном опустились сумерки. Парень пригляделся к Снежной Королеве. Нет, конечно, она была не такой страшной, как от неожиданности ему показалось. Но ее лицо действительно было холодным, спокойным, чуточку высокомерным. Чувствовалась в этой женщине какая-то стать, несмотря на простое платье, без всяких украшений и вышивки, или обувь - сплетенные из бересты тапочки поверх теплых шерстяных носков.
- Извините...
Снежная Королева отвлеклась от вязания, посмотрела на него и подошла к постели. Среднего роста, стройная, с прямой спиной, но совсем не молодая: судя по морщинам на ее шее и вокруг глаз, ей было как минимум за пятьдесят. Но угадать ее истинный возраст было не просто: в волосах не были и намека на седину, а движения ее были энергичны, точны. Она заглянула парню в глаза, пощупала ладонью лоб, и промолвила:
- Угу, очнулся... Ты кто такой, хотелось бы мне знать?
- Я... - начал было он и запнулся. Как же его зовут? - Я... Я...
- Ты? Ты?
Он беспомощно смотрел на нее. Он не мог вспомнить своего собственного имени! Как он оказался в этой странной комнате, рядом с этой женщиной... кстати, кто она?
- А вы... вы кто?
- Меня зовут Орейлия.
- Орейлия... а что вы здесь делаете?
- Живу я здесь, - ответила Орейлия, и рот ее чуть искривился - очевидно, она до конца не решила, улыбнуться ей или выразить неодобрение, - а вот что ты делал в моем хлеву?
- В хлеву?
- Я нашла тебя там прошлым утром. Ты лежал, будто мертвый, да еще и в чем мать родила. Откуда ты взялся?
- Я не знаю... Наверное, где-то здесь была вечеринка, - нерешительно начал парень. Орейлия удивленно вскинула брови, и он осекся - что ж это за вечеринка, чтобы голым шляться по чужим хлевам?
- Я не помню. Можно мне воды?
Орейлия вышла из комнаты и через минуту вернулась со стаканом. Парень приподнялся в постели, взял стакан чуть дрожащими руками и с жадностью опустошил его. Поставив стакан на тумбочку у кровати, он сел, обхватив колени руками и положив на них подбородок, и уставился в одну точку. Все это было как-то... Орейлия тоже поняла, что произошло нечто странное, и, помолчав, спросила уже сочувственно:
- Ты что же, совсем ничего не помнишь? - парень отрицательно помотал головой.
- После вечеринки, конечно, так бывает, - уголки ее губ слегка дрогнули. На сей раз она явно хотела улыбнуться, - но хоть что-нибудь? Может быть, детство? Людей, названия?
Парень задумался, уперев невидящие глаза перед собой. Нет, ничего. Совсем ничего! Удивительно. Страшно. Он снова покачал головой.
- Но ты знаешь, что такое хлев и вода? - пытливо спросила женщина.
Это он знал. Орейлия хотела спросить что-то еще, но, открыв рот, передумала и лишь вздохнула. Молчал и парень, сосредоточенно сверля взглядом стену, и тихонько раскачиваясь туда-сюда. Через некоторое время он спросил:
- Может быть, я приехал к вашим соседям и... ну...
Орейлия покачала головой:
- У меня нет соседей. До Сталки, ближайшего поселения, пара десятков верст.
Пара десятков чего? В голове снова прострелило болью.
- Вы ничего не видели и не слышали?
- Нет, я спала всю ночь. Вечером тебя не было, а утром я пошла кормить кур и нашла тебя.
Парень вновь умолк. Орейлия сжалилась и погладила его по волосам и сказала:
- Бедный мальчик... Ну, ничего, я уверена, это временно. Ты все вспомнишь. Просто отдохни как следует, потом поговорим. Хочешь что-нибудь поесть?
Парень вновь покачал головой. Орейлия, отчего-то тихо, будто боясь разбудить его, подошла к двери, вздохнула, и вышла из комнаты. Он даже не заметил этого, оставаясь неподвижным, пока комната не погрузилась в ночь. Потом он уснул.
***
Она двинулась дальше вдоль стены, и наощупь добралась до дальнего конца подвала, где стояли шкафы. Дернув за первую подвернувшуюся ей ручку, она поняла, что шкаф заперт, но, ощупав дверцу как следует, обнаружила ключ, оставленный в замке. Когда девушка открыла шкаф, первым, что она нашла, было несколько десятков ножей - разной формы, от здоровенных и тяжелых, больше напоминающих топоры, до узких и длинных, как шило. Все они были наточены так, что, ощупывая их, она дважды едва не поранилась. На мгновение ее прошиб холодный пот ужаса, но теперь ей удалось взять себя в руки, подумав: зато теперь я вовсе не такая беспомощная. Выбрав один из ножей, подходящий ей по размеру, она отложила его в сторону - отчего-то она не сомневалась, что способна пустить его в дело - она продолжила шарить по полкам. Щипцы различных форм, несколько молотков и топоров, странные приспособления, которые она не смогла опознать на ощупь... Все инструменты были педантично, ручка к ручке, разложены в стоящих на полке секциях.
В дверце другого шкафа тоже торчал ключ. Здесь она нащупала какие-то тряпки: легкие, тянущиеся, рельефные, они оказались... ажурными чулками, крепящимися к поясу. Следом за чулками она вытянула несколько твердых, с костяными вставками корсетов, затем жесткие кружевные пеньюары... Вот ведь извращенец! Впрочем, одежды, сложенной в аккуратные стопки, было много, и, потратив изрядное время, ей удалось подобрать несколько более-менее пристойных вещей: держащиеся на бедрах мягкие штаны из тонкой шерсти, облегающую рубашку с длинными рукавами, отороченную мехом по вороту теплую кофту без рукавов, кожаные полусапоги-полуботинки, к великой радости пришедшиеся ей впору... Она оделась, горячая кровь согрела ее, и жизнь стала чуточку лучше.
Может быть, она попала в такое место, где пленников сначала одевают и вооружают, а потом выпускают в лес сражаться друг с другом на потеху публике? - подумала девушка, и сама оторопела от пришедшей ей в голову ерунды. Лучше бы ее память работала так, как работает фантазия! Тем не менее, она заткнула один из ножей за пояс, а остальные инструменты завернула в толстый слой тряпья и оттащила получившийся узел подальше от лестницы наверх.
Она освоилась в подвале, принялась ходить быстрее, увереннее - и очень скоро поплатилась за это, споткнувшись о какой-то выступ. Дернувшись в попытке сохранить равновесие, она основательно приложилась головой о полку, висящую на стене в столь, черт побери, неподходящем месте! Ярость. Она тоже была ей знакомой. И желанной, в отличие от страха. Перетерпев боль, она пообещала себе быть осторожнее. Присев, она исследовала неровность на полу, которая оказалась железным кольцом. Потянув за него и открыв крышку, она испытала смесь разочарования и радости. Открытый ей люк оказался не выходом, а выдолбленным в полу углублением, глубиной ей по пояс, и неестественно холодным. Рот ее наполнился слюной - еще до того, как она обнаружила стоявшие в холоде ящики и банки, она уловила вырвавшийся из-под земли фруктовый аромат. Как же она, оказывается, голодна! Три-четыре небольших фанерных ящика были наполнены мандаринами, одуряюще пахнувшими зимой и праздником. Тут же была коробка с апельсинами, бананами, и даже одним ананасом. Продолжив поиски, девушка вытащила из ямы пару палок копченой колбасы, терпко пахнувший сыр, окорок, пузатую банку с какой-то жидкостью, на поверку оказавшейся сливовым соком. Она наскоро перекусила, попробовав немного того, немного сего... Еда была свежей, отборной, изысканной.
Утолив голод, она продолжила поиски, и нашла несколько запечатанных бутылок. Она вспомнила, что, вроде бы, вместе с ножами и молотками находила штопор. Дьявольщина. Ей пришлось вернуться к сооруженному ей кому из тряпок и металла, вытряхнуть из него все на пол и осторожно, чтобы не порезаться, нащупать штопор. Чертова темнота. Но, по крайней мере, ей все же удалось сделать глоток хорошего, выдержанного вина.
Вскоре после того, как она разобралась с голодом и жаждой, перед ней возникла другая проблема, которую она решила с помощью очень кстати найденного ведра. Как же стыдно, - подумала она, - хорошо хоть, не на пол.
Через полчаса она уже полностью освоилась в кладовой - конечно, ей не хватило времени, чтобы изучить все шкафы, но она успела понять, что другого выхода из подвала не было. К ней вернулась недавно отогнанная слабость, и она прилегла вздремнуть - если кто-то появится, ей лучше быть отдохнувшей и во всеоружии. Улегшись, на она от нечего делать стала исследовать, нащупывать границу провала в своей памяти. С одной стороны, она могла вспомнить множество самых различных слов и предметов, и прекрасно представляла себе, как выглядит дом, или кошка, или собака. Но как насчет ее дома или ее собаки? Нет, тщетно. Она могла вспомнить, как приготовить рыбный суп или свиную отбивную - очевидно, она не раз их готовила, и, вроде бы, ей это нравилось - но где она их готовила? И для кого? Этот последний вопрос почти причинил ей боль. Она чувствовала, что кто-то должен быть рядом, но кто? Это казалось даже важнее, чем собственное имя, вспомнить которое она тоже так и не смогла.
