Ознакомительная версия.
Стереотипы, так сказать, сработали.
Дальше всё опять предсказуемо завертелось: «шестерка» отлетела назад, глухо ударилась головой об угол стола, опрокинув его, – карты разлетелись по всей камере. Остальные трое мгновенно вскочили на ноги, вооружившись напильником и двумя солидными табуретами, приготовились к атаке.
«А, будь что будет», – бесшабашно решил про себя Ник, принимая оборонительную стойку.
– Ну-ка, ша! – С нар свесилась коротко стриженная седая голова. – Назад все! Отпрянули шементом, собаки дикие! Отпрянули и успокоились! Кому сказано? Порядок всей стаей облезлой навели, по-бырому!
Стол мгновенно был водворён на место, грозная троица расселась по табуретам, «шестёрка», жалобно скуля и подвывая, принялась собирать разбросанные карты.
Ник застыл у входа, скрестив руки на груди.
С верхних нар слезли двое. Вернее, слез один: пузатый, уже пожилой, с профессорской бородкой – весьма неуклюже сполз, сопя и охая. Зато второй, обладатель стриженной седой головы и перебитого в двух местах носа, средних лет, сухощавый и высокий, ловко соскочил – с ленивой кошачьей грацией.
В нём сразу угадывался опытный боец, опасный и выносливый. Да ещё и повыше Ника будет на полголовы.
Ник непроизвольно напрягся и опустил руки со сжатыми кулаками к бёдрам. Так, чисто на всякий случай.
– Смотри-ка, Профессор, – обратился седой к обладателю профессорской бороды, совсем не обращая внимания на движение Ника. – Новенький-то у нас – ловко умеет ногами махать. Кенгуру, прямо, настоящий. Когда я в далёкой молодости мореманил во Владике, у нас на корыте один узкоглазый служил, тот тоже горазд был так махать. Хилый весь из себя, в чём только душа держалась, а в драке равного ему не было.
Профессор согласно покивал головой и вежливо поинтересовался:
– Извините, молодой человек, эта техника, вами продемонстрированная, называется «кон фу»?
– Нет, не совсем, – так же вежливо уточнил Ник. – Этот вид японских единоборств именуется «каратэ-до».
– Да, да, – вновь закивал Профессор, словно что-то вспоминая. – Конечно же, «каратэ-до». Если ничего не путаю, этот термин переводится на русский язык как «пустая рука»?
Ник, в свою очередь, утвердительно кивнул.
– Познакомимся, что ли, братуха, – предложил седой. – Я – Сизый. Можно и так – Лёха Сизый. Да и на Лёху откликнусь, я не гордый сегодня.
– Ник, – в свою очередь отрекомендовался Ник, крепко пожимая протянутую руку.
– Хорошая кликуха, – понятливо улыбнулся Сизый. – Новая такая, незамаранная. С такой далеко можно пойти по жизни. Не то, что у этих, – кивнул головой на троих за столом. – У них у всех одинаковое погоняло – «Корявый», представляешь? Не повезло дурикам, в такой ситуации выйти в «авторитеты» – нереальное занятие.
– Вырвиглаз, – скромно представился Профессор. – Профессор, доктор геолого-минералогических наук Вырвиглаз. Можно без имени-отчества.
– Не можно, а нужно, – Сизый шепнул Нику на ухо. – Он за это имя-отчество тут и парится: Владимир Ильич он по паспорту, усекаешь, подельник?
– Бывает, – согласился Ник.
Расселись за столом, предварительно загнав «шестёрку» – по кличке Шпала – на дальние нижние нары, чтобы не мешал. Сизый тут явно был за старшего, потому и повёл разговор:
– Ногами ты, друже Ник, махать умеешь. Мы это поняли уже. А ещё какие таланты имеются у тебя в загашнике? Здесь ведь всё как на воле: если умеешь чего путного и полезного делать – уважение тебе и почёт, не умеешь ничего – плохо это, парашу драить придётся. Вот, с ним вместе, – небрежно махнул рукой в сторону Шпалы. – Причём и другие обязанности найти можно. Не обижайся зазря, это закон такой. Кто же против закона, находясь в здравом уме, попрёт? Тут, кореш, и ноги не помогут. Так что, соображай, шевели извилинами.
Ник усиленно соображал, сопоставляя свои таланты и умения с конкретикой ситуации.
Уверенный пользователь компьютера? Знание всех тонкостей биржевых операций? Стратегический маркетинг? Маркетинг-микс, бенчмаркетинг? Многоуровневый контролинг и сквозное бюджетирование? Всё не то. А парашу регулярно драить не хотелось совсем, да ещё и на другие обязанности намекали грязно. И вообще, даже как-то стыдно за себя, неужели же он совсем ни на что полезное не годен? Тут взгляд Ника упал на старенькую гитару, небрежно прислонённую к стенке. А что, почему бы и нет? Интересно, как тутошние уркаганы отнесутся к тамошнему шансону?
Ник небрежно, с чувством собственного достоинства, поднялся, подошёл к стенке, взял гитару в руки, вернулся на своё место, демонстративно взял несколько аккордов, умело повертел колки, настраивая инструмент.
«Ну держитесь, господа блатные из тридцатых, – подумалось. – Сейчас будет вам цыганочка – с выходом из-за печки».
И вжарил:
Гоп-стоп, мы подошли из-за угла.
Гоп-стоп, ты много на себя взяла.
Теперь расплачиваться поздно,
Посмотри на эти звёзды.
Посмотри на это небо,
Взглядом, слышь, тверёзым…
Ну, и так далее.
Произвело впечатление, прониклись слушатели. Когда песня отзвучала, лишь только один из Корявых выдохнул восхищённо, да Лёха Сизый попросил хрипло:
– Ещё! Ещё давай! Наяривай…
Ник дважды просить себя не заставил и выдал: «Фраер, толстый фраер – на рояле нам играет», «Заходите к нам на огонёк, пела скрипка ласково, и так – нежно», «На улице Гороховой – ажиотаж. Урицкий всё Чека вооружает».
Жаль, Александра Яковлевича здесь не было, то-то порадовался бы, родимый. Таких зрителей благодарных увидеть – удовольствие несказанное: приоткрытые от удивления рты, скупые слезинки в уголках глаз…
Когда Ник до «Владимирского централа» добрался – незабвенного Михаила Круга, – публика уже подпевала вовсю, вернее, припев орала истошно. Особенно Корявые старались, хором нестройным.
По окончанию «Централа» в замке противно заскрипел ключ, дверь приоткрылась, и появившийся на пороге Сидорчук недовольно зашипел:
– Обнаглели совсем, ухари? Прекращайте орать. В карцер захотели? А ты, новенький, пой, потише только. Что-нибудь душевное давай. Я дверь закрывать не буду, тоже послушаю чуток.
Душевное? Пожалуйста.
Далее последовало: «Я не старый, но поверь – уже седой», «Стало мне грустно вдруг, осень стоит за окном», ещё что-то.
Но особенно слушателям понравилась давняя песенка Аркаши Северного – «Мишки». Правда, Ник и от себя пару куплетов добавил, сочинённых ещё в стройотрядовскую бытность.
– Заплутали мишки, заплутали, заблудились в паутинках улиц… – задушевно выводил Ник, а про себя сомневался: «Заплутали мишки…. А не про меня ли это? Может, это я и заплутал? Во времени…»
Так вот Ник и стал местным «авторитетом»: отвели ему лучшие нары – рядом с Сизым, освободили от всяческих хозяйственных работ.
Не жизнь, а малина: с утра завтрак скромный – чаёк жидкий с хлебушком, потом часовая прогулка во дворе, музицирование, обед с полноценной баландой, снова – песенки разные, ужин – в точности как завтрак, перед сном – анекдотов травление неустанное.
Только, вот, анекдоты тутошние совсем Нику не нравились, сплошной «Петросян» какой-то: всевозможные туалетные вариации, блевотина в общественных местах, мужское достоинство, оторванное токарным станком, прочая ерунда.
Впрочем, и его анекдоты встречали без должного понимания.
Как-то ночью, когда Корявые и Шпала уже крепко спали, решил Ник рассказать свою историю Сизому, да Профессор при этом присутствовал.
Лёха и до половины недослушал, плюнул, ругнулся матерно и спать отправился, пробубнив напоследок:
– Я и сам большой мастер – сказки травить глупые, по ушам братве ездить нещадно…
А Профессор до конца выслушал, минуты три-четыре просидел молча, а потом уже, когда неуклюже на нары забирался, высказал своё мнение:
– Теоретически – да и с философской точки зрения – пробой во Времени возможен, конечно…. Или всё же прав Сизый – горбатого лепите? Извините, мой юный друг, за эту ужасную фразу. Три года на зоне – не шутка. Привязались всякие слова-паразиты. Простите уж старика….
Только через четверо суток, уже под вечер, пришли за Ником.
И не миляга Сидорчук, а двое в штатском – рослые такие, с глазами оловянными и пустыми.
– Задержанный Иванов, на выход. Гитару взять с собой.
Взял Ник гитару за деку, всем головой кивнул – на всякий случай – да и пошёл.
– Постойте, – Профессор его окликнул. – Вы, Никита, следите внимательно за своим языком. Думайте, прежде чем говорить. Как в той пословице: «Семь раз отмерь, а потом только – отрежь».
Дельный совет.
Глава вторая Капитан НКВД Курчавый и новое имя
– Отставить разговоры! – рявкнул с дежурной угрозой в голосе оловянноглазый. – Поторапливайтесь, гражданин Иванов. Руки с гитарой – за спину.
По всё той же узкой, почерневшей от времени лестнице спустились на первый этаж, потом, по другой уже, в подвал. Мрачный коридор, скупо освещённый тусклыми лампочками, массивная, открытая настежь дверь.
Ознакомительная версия.