— Как самочувствие? А то художники народ нежный.
— Жива, в туалет хочу.
— Это хорошо, что жива, — смеется он, — сейчас тебе вещи отдадут. Домой поедешь.
— Вам помогло?
— Все пока хорошо. Резидент встретился со своим агентом. Забрал информацию о секретном производстве в Рыбинске. Тут мы их и взяли. И ты молодец, все правильно делала. Ему повод нужен был, чтобы встречу здесь застолбить. И этот повод мы ему дали. А там уже дело техники.
Мне отдали одежду и сумку, платье забрали. Амулеты сняли еще раньше. В туалет я все же напросилась. Домой приехала опустошенная. Дали они повод. Меня они подсунули, актера нашли. Плечи и запястья побаливали. Есть не хотелось.
Выключила везде свет. Уселась на полу. Собралась, подышала. Опустилась на спину. Мельтешение в глазах стало уходить. Восемь дней в деревне не прошли даром. Вырвалась из круговерти. Без учебы, без Олега, без мамы. Платье это еще. Кстати, удобное. Надо такое же пошить.
Олег приехал поздно вечером:
— Привет, — поцеловал в щеку, — только сейчас узнал, что тебя отпустили. Голодная?
— Ничего пока не хочу. Но чаю попью, — гляжу на его суету.
— Сейчас заварим. Равильевич сказал, что ты прошла боевое крещение.
— Я прошла. А он не прошел.
— В смысле?
— Думаю, что дальше он сам свою карьеру будет делать. Без меня.
— Маша, не руби с плеча. У них специфичное заведение. И дела такие же. Но сама говорила, надо их использовать. Так и используй. Ты им шаг навстречу, они тебе.
— Это я говорила для тебя. Мне они никакие не нужны. Я согласилась помочь лично человеку. Человек меня использовал в операции конторы, как агента. Не удивлюсь, если меня таковым и оформили.
— Опять же ты говорила, что главное, как и кем себя считаешь ты.
— И снова это для тебя. Я не хочу туда. А меня всасывает, как воронкой.
— Равильевич по секрету похвастался, что все дали показания.
— Представляю, в ответ на что они их дали.
— Это дело пятое. Шпионов в Москву увезли. А Равильевичу обещали перевод с повышением в Центр. И в немалой степени он обязан этим тебе. Понимаешь, что это значит? Свою команду он потянет за собой. Какие перспективы, а!?
— Да, я все понимаю. Видел, как осенние листья кружат в течении? Сначала плывут своей дорогой, потом их затягивает в водоворот. Круги сужаются. И остаются они под корягой в тихой грязной пене, с бумажками и бутылками.
— Ой, перестань, любимая. Давай тебя чаем отпаивать. Есть и конфеты и шоколадка.
Чаю мы попили. Олег пожарил себе яишню. Попытался ласкаться, но я сослалась на усталость и нервы. Постелила ему отдельно. Утром он отвез меня в училище.
— Забыл тебе сказать, папе предложили должность заведующего реабилитационным центром в Москве. При правительстве. В клинике ЦК. Если все удачно сложится, то они с мамой летом переедут. Это дед подсуетился.
Через неделю я узнала от Олега, что Рената Равильевича перевели в Москву. Дмитрий Семенович тоже уехал делать новый центр. И супруге его нашли место.
А потом Олег защитился. Две недели ходил загадочный.
— Колись, что нас ждет в светлом будущем? — однажды я не выдержала.
— Мне предложили место в ящике. — Сказал он вполголоса.
— В деревянном?
— В почтовом, в номерном. НИИ закрытое. Как раз по моей теме. У меня все работы теперь будут секретные.
— Согласился?
— Конечно. Такое раз в жизни предлагают. Квартира сразу, зарплата большая. Снабжение в городке по высшему классу. Буду тебя ждать.
— Там есть места для художников?
— Придумаем что-нибудь.
Но мы не придумали. Встречи у нас все реже. На последние выходные он не приехал.
Теперь я сижу и реву.
— Ты просто выросла, — шепчет Вера Абрамовна, — так у всех, кто переступает определенный уровень. Переход всегда мучителен, но возвращение вниз будет мучительно вечно, потому что это падение.
— Может, я просто чокнутая дура!?
— Думаю, попробуем помочь. Есть такие вещи, как холотропное дыхание и регрессивный гипноз. Вспомнишь предыдущие инкарнации. Знания обычно скрыты, вряд ли что-то из прошлого опыта удастся вытащить. Это редкие случайности. А вот определиться с направлением и выбором это поможет.
— Давайте дыхание, давайте что угодно. Я с ума схожу.
Она звонит Льву Михайловичу. Дозвонилась попытки с пятой. Оказалось, тот был в ванной. Зато сразу все понял. Через два часа перезвонил и сказал, что они выезжают. Пока они едут, Вера Абрамовна заставила меня петь и гудеть звуки. Я видела, как отражает ее мимика все оттенки моих вибрирующих гласных. По ее мнению, не так уж все и запущено.
Лев Михайлович привез с собой лысого человека. Точнее бритого под ноль. Но это не отталкивало. Он обаятельный. Сразу возникло расположение. Оказался доктором. Лет тридцати. Под майкой угадывалось жилистое тело. Движения плавные, кошачьи. Его зовут Кирилл. От чая он отказался, сразу приступив к делу. После десятка глубоких вдохов меня уложили на кушетке. Он держит мою голову в ладонях. Я доверилась. Тепло окутывает кожу. Затем проникает внутрь. Соединяется в середине. Внутри головы вижу светло-голубой шарик. Он крутится по часовой стрелке. Погружаюсь в это вращение, в тягучую тьму.
Давнее воплощение: я мужчина. Воин. Непростой. Страж священной рощи. У меня конь и меч. На мне темный плащ непонятного покроя. Это восток. Но совсем не такой. Не Азия. Или Азия, но древняя совсем, еще до катастрофы. Я жесток и умел. Я посвященный — есть способности, которые позволяют без труда справляться с двумя-тремя профессионалами. С пятью уже надо постараться. Меня позвали для какого-то дела. Мы скачем по узкому ущелью. Со мной рядом скачут посвященные братья вместе с нашим старшим. Внезапно они набрасываются на меня. Предательство. Я так и не понял, за что. Удар мечом. Потом я долго не воплощался, очень долго. После этого воплощения меня не пугает кровь, трупы и не дрожат руки.
Ныряю дальше. Немецкие рыцари скачут по заснеженному полю. Белые плащи с красными крестами в синих зимних сумерках. Четверо или пятеро. Я девушка, восемнадцать лет. Ищут меня. Жалкая лачуга, светильник на столе — плошка с салом и фитилем. Приютившая меня женщина смотрит обреченно. От них скрыться еще никому не удавалось. Но я решила попробовать. Бегу, неглубокие следы через все поле. Меня настигают. Веревки врезались в тело. Обвиняют в чем-то. Я не ведьма, но мои оправдания ничего не значат. Они проводят испытание — погружают связанную в прорубь. Всплыву или нет. Я утонула. С тех пор я не люблю воду и боюсь купаться. И еще стремлюсь убежать.
Следующее воплощение. Видно только самый конец. И то смутно. Я женщина, около сорока лет. Я сумасшедшая. Меня бьют и связывают, обливают водой. Кошмарная жизнь. Умираю от внутреннего кровоизлияния после удара в левый бок. После этого воплощения я ненавижу психиатров и насильственные способы лечения.
Последнее. Тоже смутно и только последние события. Я мужчина. Занимаюсь лечением людей. Личная трагедия. Предательство. Я ее не отпустил из себя. Выпивал, черные мысли день и ночь. Сердце не выдержало. Инфаркт. После этого я не люблю алкоголь, табак и любые зависимости. От людей тоже.
Я очнулась. Как после снов, от видений остаются только ощущения.
— Как ты, Маша? — Наклонилась надо мной Вера Абрамовна.
— Плохо, — отвечаю шепотом, — только соберешься сделать что-то стоящее, как уже пора обратно.
Мы пьем чай вчетвером. Меня кормят бутербродами — «надо заземлиться».
— А нельзя меня было удержать от любовных подвигов? — осторожно спрашиваю.
— Нельзя, — отвечает Вера Абрамовна, — точнее, можно, но ненадолго. Ты бы все равно попробовала. А так осознанный выбор за тобой.
— И что мне с этим делать?
— Ты уже делаешь. — Вступил Лев Михайлович, — начинаешь контролировать. Можешь разграничить любовь к Олегу, как к мужчине и как к другу?
— Могу. И раньше могла, но все вместе казалось правильным.
— А если любимому мужчине оторвет все хозяйство на войне, что будешь делать?
