Собирать с нуля «комбик» я посчитал неуместным, когда дома есть отличная акустическая система. Используя паяльник, припой и прочие аксессуары настоящего радиолюбителя, я за один вечер соорудил гитарный кабинет. Звук шёл чистейший, что меня несказанно порадовало. С «дисторшн» тоже всё сложилось, я исполнил тему из «Smells Like Teen Spirit», естественно, вызвавшую со стороны Полины интерес. На вопрос, что за мелодия, я скромно пожал плечами:
— Да это так, просто дурачусь. Хотя, может, и использую где-нибудь и когда-нибудь.
Когда-нибудь… Какой текст можно написать на эту музыку, да ещё и на русском, чтобы он удовлетворял чаяниям современной советской цензуры? Под такую мелодию в голову лезут только какие-то бунтарские тексты, да и сама манера исполнения… На надрыве, с кровоточащими голосовыми связками. Тоже нехарактерна для советской эстрады. Если только петь таким макаром о каких-то язвах капиталистического общества. Ну типа в припеве:
Эти негры
Так несчастны!
Судьбы негров
Так ужасны!
Бедолаги
Живут в гетто
Под прицелом
Пистолета…
М-да, хрень какая-то. А ведь пройдёт меньше полувека, и белые американцы будут неграм мыть ноги. Тьфу, мерзость! Надеюсь, не в этой истории… А мелодия пусть пока в загашнике полежит, может, со временем и пригодится.
Кстати, перед выпиской Роман Борисович посоветовал Полине взять отпуск за свой счёт и по профсоюзной линии съездить на какой-нибудь лечебный курорт, например, на Кавказские Минеральные воды. Он выпишет рекомендацию, но путёвку, сказал, нам достать будет всё равно не так просто.
Да, такие направления на отдых и поправку здоровья в это время распределяют профсоюзы, и не факт, что профсоюз работников культуры расщедрится на путёвку для моей жены. Достать можно было попробовать через Ельцина. Тем более что после моего возвращения он звонил, поздравлял с успехом, а когда узнал, что жена в больнице, тут же спросил, чем может помочь. Особо редких и дорогих лекарств не требовалось, уход за Полиной в отделении тоже был неплохой, поэтому я просто поблагодарил его за предложение. Но он заверил, что ситуация с моей женой находится под контролем облздрава и обкома. А теперь вот подумал, что можно и попросить не последнего человека в области помочь с путёвкой. Правда, надо было сначала обговорить этот вопрос с самой Полиной.
— Одна не поеду, — решительно заявила она.
— Так у меня ж институт, — начал было оправдываться я.
И вспомнил свою идею о переводе на заочное. И в самом деле, ежедневные посещения учебного заведения, просиживание часами на лекциях, где я слышал то, что и сам прекрасно знал — всё это я считал пустой тратой времени.
— Ладно, если удастся достать путёвку, то буду брать на двоих, — сказал я Полине. — А завтра же иду в институт переводиться на заочное обучение. Ты же перевелась.
Жена предприняла слабую попытку меня переубедить, мол, к чему такие жертвы, но я заявил, что жертвую учёбой во имя любви, вернее, во имя любимой, чтобы больше находиться рядом с ней. И вообще какая это жертва… Диплом-то получу такой же, и вообще не факт, что буду работать по специальности. Я так-то член Союза композиторов, могу вообще балду пинать хоть до конца жизни, выдавая раз в год по песенке. Полина помолчала, обдумывая услышанное, и вздохнула:
— Ты мальчик большой, поступай, как считаешь нужным. А ты уверен, что удастся достать путёвку, да ещё и на двоих?
— Решим, — уверенно заявил я.
Хотя, честно говоря, в глубине души такой уверенности не испытывал. Но для начала пришлось выдержать натиск декана и ректора, которые совместными усилиями пытались отговорить меня от перехода на заочную форму обучения. Однако я оставался непреклонным, и Заостровскому не оставалось ничего другого, как поставить свою подпись под моим заявлением.
Вадим тоже не был в восторге от этого моего решения, но понимал, что семья для меня сейчас на первом месте.
— А кстати, что у вас со свадьбой? Полина говорила, вы чуть ли не этой осенью играть собирались.
— Была такая мысль, — отмахнулся Вадик. — Но Настины родители хотят, чтобы она сначала закончила училище, а потом пусть делает, что хочет. Так что придётся подождать как минимум полтора года. Ну и я как раз закончу институт. Другое дело, что неизвестно, куда кого распределят, вдруг её отправят преподавать сольфеджио в её родной Камышлов…
— Не боись, решим вопрос, — самоуверенно заявил я.
А дальше я вечером набрал номер домашнего телефона Ельцина.
— Кавказские Минеральные воды? — переспросил Борис Николаевич. — На двоих? Куда именно хотите? Пятигорск, Кисловодск, Ессентуки, Железноводск? Без разницы? А на какие числа ориентировочно? Чем раньше — тем лучше? Ясно… В принципе, нет ничего невозможного… Завтра сможешь так же вечером перезвонить?
Путёвку на двоих Ельцин достал, была она от того самого профсоюза работников культуры, в котором числилась моя жена. В Пятигорск, в "Санаторий имени М. Ю. Лермонтова, на 10 дней, с 12 по 22 октября. То есть время в запасе ещё имелось, так как чествование олимпийцев в Кремле должно было состояться 5 октября. А 29 октября снова в Москву ехать — на вручение премии Ленинского комсомола. Из оргкомитета на днях звонили, просили всенепременно быть.
4 октября наш самолёт приземлился в ставшим уже почти родным «Домодедово». Хоть убей — не помню, случались ли в прежней реальности встречи генсеков с олимпийцами, что впоследствии вошло в норму при том же Путине. Может, это я так на ход истории повлиял?
Из аэропорта я сразу поехал в уже знакомую гостиницу «Россия», где проходила регистрация участников мероприятия. Сам же приём будет проходить завтра в 11 часов в Георгиевском зале Большого Кремлёвского дворца. То есть две ночи мне предстояло провести в «России», причём вторую не полностью, так как в 5 утра я уже должен был на такси отправиться в аэропорт.
— Ваш номер одна тысяча сто восемнадцатый, на шестом этаже, — сказал администратор за стойкой, протягивая брелок с ключом. — Лифт направо.
— Спасибо, знаю.
Не успел заселиться в номер на двоих, как принесли тот самый костюм, в котором я шёл на церемонии открытия Олимпийских Игр. Отглаженный, на вешалке, ещё и полуботинки те же самые. Надо же…
Раскидал вещички, принял душ… Интересно, кого ко мне подселят, думал я, сидя перед телевизором. Шла какая-то образовательная программа. На остальных трёх каналах вообще показывали тоскливую ересь. С одной стороны, унылое всё-таки телевидение, а с другой — время-то рабочее, да и дети ещё в школе, а у кого-то вообще вторая смена. Другое дело, что и вечером особо смотреть нечего. Впору стучаться к Лапину и требовать запуска новых программ. Пусть даже не ток-шоу типа «Взгляда», рано пока ещё вольнодумствовать, но развлекательные программы очень бы скрасили досуг советских граждан. Да и сериалы пора уже самим снимать, пусть не мыльные оперы, раз уж они не несут никакой идеологической нагрузки, а хотя бы патриотические, типа ещё не снятых «Семнадцать мгновений весны» или «Рождённая революцией». Ну или «Следствие ведут ЗнаТоКи», которые уже идут, но редко.
В этот момент раздался деликатный стук в дверь.
— Да, входите.
Дверь распахнулась и на пороге возникла фигура улыбавшегося Бори Кузнецова.
— Ну здорово, что ли!
Мы обнялись, причём, учитывая Борькины габариты, я старался не слишком сильно сжимать его в своих объятиях.
— А я гадаю, кого ко мне подселят…
— А мне ещё администратор сказала, что боксёр какой-то, здоровый, в 108-м заселился, — всё ещё улыбался Боря. — Славка-то москвич, ясно, что из дома на награждение поедет, ну я сразу понял, что она про тебя говорила. Будешь?
Он поставил на стол бутылку без опознавательных знаков.
— Тесть гонит, чистейший самогон, как слеза.
— Давай лучше завтра после награждения.
— Ну смотри.
Боря не без сожаления убрал бутылку обратно в «дипломат», такой же, как у меня, только чёрный. Я с собой много вещей не брал, командировка короткая, всего на пару дней. Запасные трусы, носки, рыльно-мыльные принадлежности, включая одеколон… У Кузи, как мы промеж себя звали Бориса, имелся примерно такой же набор, так что наличие «дипломатов» было вполне объяснимо.
