Четырнадцать лет спустя. Февраль 627 года. Ратисбона (совр. Регенсбург). Бавария.
— Ну, вот так вот все и было, — Гарибальд налил себе еще настойки. — Не нашли его нигде. Как в воду канул мальчишка. Может, помер уже, а может, осел где-нибудь, и брунгильдино золотишко проедает. Они, по слухам, немало его уволокли с собой.
— Интересные ты истории рассказываешь, брат, — ответил ему Самослав. — Да только поеду я, дел много.
— Что ж ты вечно в делах каких-то, — разочарованно ответил баварский герцог. — Ни выпить с тобой как следует, ни поговорить. Как неродной прямо!
— Не мы такие, жизнь такая! — ответил ему князь. — Прости, мне и, правда, ехать надо.
Глава 2
Февраль 627 года. Новгород. Словения.
Новгород встретил Самослава умиротворяющей тишиной. Звенящий мороз, который царил по всей Европе, загнал людей в дома, где они и сидели, глядя на живительный огонь, пляшущий в очаге. У германцев, которые жили на запад от Новгорода, свою лепту в обогрев жилища вносили лошади и свиньи, делившие кров со своими хозяевами. К духу «длинного дома» князю было не привыкать. Дым, запах еды, скотины и навоза — вот верный знак того, что ты в гостях у сакса, франка, бавара или алемана. Эти люди платили дань новгородскому князю, а потому тот останавливался на постой у них, не чинясь. Родовичи уже вовсю играли в шахматы, шашки и в подкидного дурака, а потому зимовка теперь шла куда веселей, чем раньше.
Новгород тоже был скован ледяным пленом, и недостроенные стены заснули до наступления тепла. Класть раствор в такой мороз было решительно невозможно. Еще года полтора-два, и каменный пояс будет готов, но за эти два года сюда не должны прийти франки, а это было весьма непростой задачей. Хлотарь отнюдь не был дураком, и держал свою страну крепко, несмотря на своеволие знати. Все города на побережье превратились в военные лагеря. Были подняты стены, укреплены ворота и даже очищены рвы, которые давным-давно затянуло илом от лени и спокойной жизни. Всех торговцев-данов стали резать на месте, не без основания подозревая в них лазутчиков. Небольшие отряды всадников патрулировали берега, а наказание за уклонение от призыва стало таким, что взвыли все. Так запад королевства избежал участи Руана, ведь франки все еще были очень сильны, а даны, напротив, только-только входили в силу. Они регулярно набегали мелкими шайками, грабя предместья городов и отдаленные монастыри, но повторить успех ярла Эйнара не получилось больше ни у кого.
Глупый пьяный разговор заронил в душу князя робкую надежду. Он читал про мятеж Гундовальда, епископ Григорий Турский подробнейше описал его в своей «Истории франков». Это была какая-то невообразимая, дурно пахнущая смесь из предательства, грабежей, убийств, лжи и богохульства, впрочем, как и все, что было связано с Меровингами. Несчастный мальчишка, которого мать привела к порогу короля, был уверен, что дед Хлотаря II, носивший то же имя, и есть его родной отец. Старый король ни за что на свете не вспомнил бы бабу, с которой спал больше недели назад, но в припадке доброты гнать его не стал и оставил юного Гундовальда при дворе, приказав остричь ему волосы. Ублюдком больше, ублюдком меньше, ему было все равно, Хлотарь I забыл о нем в тот же момент. Много позже парень потребовал свою часть наследства, но получил ожидаемый отказ. Его снова остригли и выслали из страны, приказав не попадаться больше на глаза. И вновь непонятная доброта наследников Хлотаря спасла его. Это было тем более удивительно, что никакой добротой дети старого живодера не отличались. Наоборот, все четверо его сыновей были под стать ему, и выросли отъявленными лжецами, убийцами и грабителями, выделяясь гнусностью своих деяний даже в то нелегкое время. Разграбить казну после смерти отца — пожалуйста! Задушить надоевшую жену — нет проблем! Послать убийц к родному брату — запросто! И все это умножалось на неописуемую жадность, пьянство и совершенно дремучее суеверие. По крайней мере, их самые лютые враги годами могли жить на территории какой-нибудь церкви, открыто насмехаясь над королями. Те просто боялись мести бога, которого считали кем-то вроде германского Водана, но куда более могущественного. Поначалу сыновей у старого короля было пятеро, но старшего сына он приказал задушить и сжечь за измену вместе с женой и дочерями, к вящей радости остальных братьев, разделивших его наследство. Впрочем, невестку и внучек душить не стали, и они погибли в пламени. Вот такой вот была семейка, в ряды которой так рвался попасть несчастный юноша.
Изгнанный Гундовальд каким-то немыслимым чудом, в лютый мороз, смог перевалить через Альпы, попав в Италию, а потом уплыл в Константинополь, где был обласкан тамошней разведкой. В столице частенько собиралась беглая варварская знать, живущая на подачки императоров, или проедавшая честно уворованное с Родины. Там они и жили годами, а их держали про запас, словно нож в рукаве убийцы.
Прошло несколько лет, и Гундовальд, договорившись с одним из герцогов франков, торжественно прибыл в Марсель, везя с собой на расходы пятьдесят тысяч солидов. Константинопольские евнухи очень хотели склонить франков к войне с лангобардами, и в Галлии закрутилась кровавая карусель гражданской войны. Впрочем, наивного бедолагу сначала ограбили, потом предали, а потом зверски убили. Но за пару лет, что Гундовальд правил в своем куске Галлии, Константинополь изрядно потрепал тогдашнего бургундского короля Гунтрамна, а на небосклоне ярко взошла звезда королевы Брунгильды. Тогда она еще не была злобной властолюбивой старухой, а напротив, пленяла окружающих зрелой красотой и недюжинным умом. Именно она, а точнее ее безвольный сын, и пошли в поход на лангобардов, оттянув их силы от имперских владений. Вот такие вот долгоиграющие интриги длиной в десятилетия способны были проворачивать лишенные плотских радостей чиновники из столицы мира. И это внушало немалое уважение!
— Ну, а мы чем хуже? — говорил себе под нос князь Самослав, покусывая длинный ус, превратившийся в ледяную сосульку. И сам себе ответил: — Ничем мы не хуже, и даже гениталии имеем в комплекте. Такие многоходовочки разыграем, что небу станет жарко! И толковый паренек, по характеру подходящий, у нас имеется. И волосы у него, что надо, до самой задницы скоро дорастут. Он, правда, помоложе короля Хильдеберта будет, но да ладно, как-нибудь переживем! Он на редкость здоровый малый, а свидетельства о рождении тут еще не придумали.
— Боярина Звана вызовите ко мне! — скомандовал князь, бросив поводья стражнику.
* * *
Апрель 627 года. Новгород. Словения.
Весна — дрянное время, Самослав не любил весну. Холодная непролазная грязь превращала любое селение в остров, когда и не выйти никуда, и никуда не пойти. Реки, речушки и самые поганые ручейки превращались в неодолимую преграду, разделяя людей на долгие недели. Поневоле сидишь в своей деревне, видя одни и те же, надоевшие до зубовного скрежета лица. Работы у родовичей еще нет, а земляные ямы, где весь хранит жито, начинают показывать дно, заставляя потуже затягивать пояса. Слишком длинная зима всегда означала голод, вечный спутник этой жизни.
Местный климат не нравился князю. Непривычно длинная зима почти без разбега переходила в короткое прохладное лето, когда родовичам нужно горбатиться в поле от зари до зари, благодаря богов за то, что дали посеяться вовремя. Пока зреет жито, идет заготовка сена, а как только сено уляжется в огромные стога, то наступает жатва. Все нужно успеть сделать вовремя, убрав до последнего зерна, в надежде, что не зарядят холодные дожди, губящие надежду на сытую зиму.
Дети с малых лет собирали в лесу ягоды, а за ними — грибы, что лезли из-под жухлой листвы. Они потом будут бусами на грубой нити сушиться над очагом. Горсть сухих лисичек и щепоть соли давали вкус опостылевшему вареву из овощей и зерна, которым питалось все простонародье от Атлантики до Волги. Словенские земли исключением не были, разве что в случае неурожая голодали тут меньше, чем в Галлии или в имперских землях. Сильно помогала рыба да яйца от мелкой, с кулак размером птицы, да проклятущий кабан, которого родовичи били безжалостно, а он и не думал уходить от человеческого жилья, привыкнув лакомиться на полях селян. На озерах была тьма птицы, а в глухих углах еще и зверь водился, на которого охотились с немудреным коротким луком. И множество жизней спасала соль. Та самая соль, которую князь продавал по сходной цене, или вовсе раздавал бесплатно в голодный год. Тогда только рыбой и спасались.
