О том, чтобы признаться, что он вселенец из будущего, даже мысли у Орлова не возникло. Ничего хорошего его в таком случае не ждало бы. На костре, может, и не сожгут, хотя совсем не факт, все зависит от эпохи, но и на свободе не оставят, запрут в монастыре на хлеб и воду и начнут изгонять беса, а уж какими методами, так это даже лучше не знать.
Василий пошарил у себя (теперь уже у себя) на груди и нащупал нечто на шее, но по форме явно не крестик. Кружок типа монетки.
– Ага, все-таки времена викингов… Монастырь отменяется, просто принесут в жертву богам.
В руке болтался оберег, выполненный из темного металла, пока неясно, какого. Он его узнал сразу, все-таки в теме, а именно знак Перуна в виде руны «П». На другой стороне медальона находился знак «Секира Перуна».
«Отыгрывать беспамятного? – лихорадочно размышлял он. – А с чего бы я эту память вдруг потерял? Голова вроде целая, значит, никто мне по тыковке не засветил…»
Вариант выглядел крайне слабым еще и потому, что если бы реципиент реально потерял память, то говорить он все равно стал бы как раньше или вообще превратился бы в немого, да еще пускающего слюни дурачка, а Орлов местного наречия не разумеет.
«Разве что еще и немым до кучи прикинуться да язык со временем выучить? Благо у меня с этим проблем не возникнет, пара месяцев, и буду записным аборигеном… – мелькнула дополнительная спасительная идея. – Нет, это вообще уж ни в какие ворота не лезет. Окончательно запишут в помешанные, и тогда придется валить из родных мест, далеко и быстро. Все бы ничего, но, не имея никого за спиной, по жизни ничего не добиться ни в мои времена, ни тем более сейчас. А сейчас, судя по всему, у меня неплохой стартовый капитал, даже если я простой воин, глупо его потерять и все начинать с нуля. Так что даже с памятью нужно извратиться, но вывернуться!»
– Стоп… без паники… – сказал он себе. – Попробуем кое-что из ментальных техник… Авось поможет…
Орлов, усилием воли подавив в себе стремительно прогрессирующую душевную сумятицу, вспомнил о самогипнозе, что его по жизни раньше хорошо выручал.
«И что в конечном итоге закинул меня сюда… – пробурчал он мысленно. – Хотя без этого долбаного круга, да еще в сочетании с северным сиянием, явно не обошлось…»
Василий невольно задумался о том, что можно попытаться вернуться.
«Если есть куда… – резонно засомневался он в такой возможности. – Вдруг я там умер? В лучшем случае попаду в другое тело. Вот только кто сказал, что следующий вариант окажется лучше нынешнего? Это тело хоть молодое, здоровое и сильное, а могу попасть в дряхлого калеку старика-шамана, да еще в более глубокую эпоху, в каменный век в какого-нибудь неандера. Оно мне надо? Оно мне сто раз не надо… разве что совсем припрет».
Выбросив лишние мысли из головы, Василий начал мысленно зачитывать мантру, впадая в состояние отрешения, но с фиксацией задания на раскрытие памяти тела.
Несмотря на все с ним произошедшее, а также тревожную окружающую обстановку из-за опасения, что его в любой момент могут проведать и сбить с настроя, самогипноз у Орлова, на удивление, получился как по маслу, так легко и быстро, как в прежней жизни не всегда получалось даже в идеальных условиях и при внешних вспомогательных факторах (специальная музыка и медиатор-концентратор, в качестве которого у гипнотизеров выступает какой-то предмет, на котором концентрируется внимание «жертвы»).
«Кто я? Чье тело занял?» – вопрошал себя Василий Орлов на каком-то ином слое сознания.
В голове что-то забрезжило, заворочалось, как бывает, когда пытаешься вспомнить что-то давно забытое, ухватывая ассоциативные ниточки. А в следующий момент в голове словно взорвалась сверхновая, и вместе со вспышкой всепоглощающей боли ответ был получен, причем в полном объеме.
2
– А-а-а!!! – в голос заорал Василий, обхватывая и с силой сжимая голову руками, словно боясь, что ее сейчас разорвет на несколько частей.
Хлынувшая бурным потоком информация – память реципиента – чуть не раздавила его подселившуюся сущность. Но не раздавила, он в одну секунду воспринял ее и узнал, кем является его реципиент, его чувства и желания.
А тело и впрямь попалось непростое. Уж точно не обычного воина. Как-никак сын славянского вождя. Даже не так: верховного славянского вождя, кагана по имени Пан, а самого его теперь зовут Рус.
«Похоже, этот лабиринт перебрасывает не только во времени, но еще и в пространстве», – подумал Василий.
Ну да, он теперь находится не на берегах Балтийского моря под Питером, а на самом что ни на есть Черном, где-то в районе Одессы. Что до его теперешнего отца (надо привыкать называть его именно так), то Пана можно назвать первым славянским императором, на худой конец королем, ибо он действительно является формальным правителем всех причерноморских славян, альянса из дюжины союзов славянских племен, известных сейчас как роксоланы, они же склавины. Ядром, что объединило вокруг себя славян, являлось крупнейшее славянское племя антов (точнее, союз племен).
Его держава раскинулась от берегов Днепра на востоке до берегов Дуная на западе, ограничиваясь на северо-западе рекой Муреш (впадающей в Тису – притоку Дуная), а на северо-востоке доходя до района Киева и от него – на юго-запад до истока той самой Муреши.
Хотя, конечно, власть его была не столь всеобъемлюща, как у классического императора, если не сказать сильнее. Скорее, как у короля, когда король лишь первый среди равных – военный вождь и третейский судья в гражданских вопросах, разбирающий конфликты между племенными союзами. И это неудивительно, ведь Пан первым добился такого положения вещей, объединив союзы славянских племен (в том числе силой), закрепив свой статус кагана через морганатические браки, то есть являлся классическим многоженцем.
Но у него ничего бы не получилось, если бы часть вождей племен и главы племенных союзов, в основном восточных, не увидели в этом объединении для себя насущной необходимости. Враги лезли со всех сторон, то внешние – кочевники, то внутренние, когда племя шло на племя в споре за лучшие земельные наделы, и чтобы от них отбиться, требовалось объединяться с соседями. Так что державу его в данный период правильнее назвать конфедерацией, где главным органом являлось вече, ибо, по большому счету, все племена, а точнее союзы племен, оставались себе на уме, и если Пан им даст какой-то приказ, что им не понравится, посчитают невыгодным или излишне опасным, то его просто-напросто пошлют куда подальше, и это в любой момент грозит перерасти в цепную реакцию по принципу домино.
Чем-то это напоминало польскую вольницу в самом ее неприглядном виде… И для того, чтобы кто-то что-то сделал, надо не приказывать, а просить на долгих переговорах. И это неудивительно, потому как положение вождей союзов и даже чисто племенных вождей было немногим лучше, чем у кагана, потому как всем заправляли старейшины родов, и чуть что не по их, могли запросто скинуть неугодного им вождя на низовом вече глав родов. Ну а тех, в свою очередь, могли попросить на выход простые люди уже на своем сборище… Такая вот сложная система сдержек и противовесов, направленная на смещение с должностей обалдевших от власти людей.
А посему, если дело касается одного племени, собиралось племенное вече из глав родов, если дело касается союза племен – собиралось вече из вождей племен, а если дело касается всей державы, то нужно собирать вече из глав союза племен и особо влиятельных вождей племен, ибо в каждом союзе имелись свои центры силы, то бишь оппозиция, кою тоже следовало ублажать, дабы не совали палки в колеса общего дела.
В общем, мороки просто до черта и больше. В итоге структура управления являлась крайне тяжеловесной и громоздкой. Но пока худо-бедно работала, ибо еще не подвергалась по-настоящему серьезным испытаниям, и как она себя проявит во время сильного кризиса, оставалось пока неясно.
«Но зато истинная демократия, аж трехпалатная…» – мысленно хмыкнул Орлов.
