По дороге осматривал окрестности, да и себя заодно. Вернее, свою одежду. А она была очень даже неплохой. Лёгкий овчинный полушубок, добротные стеганые штаны и почему-то сапоги. Для этого времени года больше подошли бы валенки, но как есть. С другой стороны, так даже лучше. Имею ввиду будущую драку.
А то, что она будет, даже сомнений нет. Увидев меня, идущим к деревне, пацаны начали кучковаться поплотнее, выстраиваясь своеобразным клином, в вершине которого стоял самый здоровый среди них — шестнадцатилетний Прохор.
Кстати, от этого Прохора мне больше всего и доставалось. Не знаю, откуда у него взялось столько ненависти, но бил он мою тушку от души. Сейчас, глядя ему в глаза, со страшной силой захотелось вогнать острый конец палки прямо в горло этому ублюдку. Нет, я не кровожадный маньяк. Да и в прошлой жизни любителем острых ощущений не был. Хоть немного и умел помахать руками (пара лет занятий боксом не прошли даром), но сейчас реально хочу убить ехидно улыбающуюся гниду.
За несколько шагов до противников перехватил палку на манер импровизированного копья и начал набирать скорость, переходя с шага на бег. С началом этого бега непроизвольно заорал, выплескивая из себя в этом крике всю накопившуюся ненависть к этим шакалам. Даже непонятный кураж накрыл. Наверное, кураж. Не знаю, как называется состояние, когда все по фиг и появляется запредельная уверенность в своих силах.
Всё-таки Прохор что-то увидел в моих глазах, да и крик похоже помог. Толпа неожиданно начала разбегаться, толкая друг друга, и что-то выкрикивая.
Странно, но картина бегущих с поля боя недавних обидчиков принесла мне ни с чем не сравнимое удовольствие. Состояние, как будто получил известие о выигрыше в лотерею.
Догонять я их не стал, хоть и было такое желание. Прямо до зубовного скрежета хотелось загнать кому-нибудь из них заостренную палку в мягкое место.
Вместо этого пошел в сторону своего дома. По дороге подобрал ведро, которое так и валялось там, где меня до этого перехватили и начали избивать.
Возле колодца никого из сельчан не было. Я спокойно набрал воды и, осматриваясь по сторонам, продолжил путь, анализируя по дороге представший перед глазами деревенский пейзаж.
Обратил внимание на отсутствие на некоторых домах дымоходов. Каменный век какой-то. Неужели они до сих пор по-черному топят? Оставшаяся от пацана память услужливо подсказала:
— Да, некоторые дома именно так и отапливаются. Охренеть — не встать! Куда я попал?
Вообще вид поселка навевал грустное зрелище. Невысокие, обильно покрытые снегом, приземистые домики, навевали ассоциацию с грибами, укрывшимися под листвой. Отсутствие заборов и кривые улочки намекали на беспросветную нищету. Грустное, как по мне, зрелище.
Шёл, осматриваясь вокруг, и исходил тоской. Но не из-за произошедших событий, а от знаний, оставшихся от прошлого владельца тела.
Хоть и получил память пацана раньше, но осознал только сейчас, в какой жопе мира я очутился.
На дворе далекое прошлое со всеми его заморочками: сословное общество и беспредел из-за безнаказанности тех, кто выше по положению.
Я в самом низу пищевой цепочки. Да ещё и рядом с врагом, которого пальцем тронуть нельзя. А если тронуть, то таким образом, чтобы свидетелей не было. Иначе, чревато плохими последствиями. Нельзя в этой стране и в это время поднимать руку человеку более низкого сословия на дворянина. За подобное сгноят на каторге, если не прибьют на месте.
И как, скажите на милость, мне здесь существовать с моими взглядами на жизнь и не самым простым, вредным характером? Мне ведь насрать с высокой горы на все эти условности. Не постесняюсь, в случае нужды, зарядить в тыкву мерзавцу со всей своей пролетарской ненавистью.
Селение придётся покинуть, не выжить нам здесь. Все равно рано или поздно достанут. Только вот как уйти и куда? Зима ведь на улице, да и транспортная компания, способная обеспечить беспроблемный переезд, отсутствует.
Терзаемый этим вопросом, пришел домой, поставил рядом с дверью ведро с водой и выдал бабушке с братом без всякой подготовки:
— Надо нам переезжать в другое место, не дадут нам здесь жить спокойно.
Бабушка как-то остро на меня глянула:
— Снова били?
— Убить хотят, и похоже, пойдут на любые гадости, чтобы угодить барину.
Она выругалась так, что я даже заслушался. Немного успокоившись, присела за стол:
— Немного денег у нас есть. Но, боюсь их не хватит, чтобы пережить зиму, если будем устраиваться на новом месте. И уехать не получится, никто не захочет идти наперекор барину. Не согласятся люди, имеющие лошадей, помогать с переездом, побоятся.
Что тут сказать? Какое-то безвыходное положение складывается. Оставаться нельзя, а уезжать посреди зимы — обречь себя на гибель. Да и возможности такой нет. Нужно придумывать что-то нестандартное или начинать вести себя так, чтобы боялись даже смотреть в нашу сторону. Устроить здесь партизанское движение с веселыми огоньками. Типа, обидел кого-нибудь из определённой семьи, — сгорел. Придётся плотно думать и решать быстро, дальше так продолжаться не может.
На самом деле, если продать земельный надел, денег хватило бы для того, чтобы нормально устроиться на новом месте. Только вот кому его предложить?
Учитывая противодействие и козни местного хозяина, боюсь, что не дадут нам его продать. Или предложат такую цену, что и заморачиваться этим смысла нет. Замкнутый круг, выхода из которого не просматривается. Ничего, как говорят нормальные строители, не такие объекты заваливали. Придумаю что-нибудь, иначе и быть не может.
В доме у нас было тепло. Благо, отапливался он нормальной печью, расположенной посредине комнаты, и исполнявшей роль своеобразной перегородки, деля помещение пополам.
С одной стороны печи располагалась бабушка. Другую делили между собой мы с братом.
Богатством в доме не пахло. Обычная деревенская изба, но один предмет интерьера выделялся на общем фоне. Это зеркало приличного размера, в массивной раме. Оно висело на стене, в бабушкиной половине комнаты и навевало мысли о достатке. Впервые его увидев, я подумал:
— Может этот мир не похож на мой? Читал я когда-то о запредельной стоимости подобных изделий в это время, или может что-то путаю. Блин горелый, о чем я вообще думаю? Тут хрен пойми, как выжить, а мне зеркало покоя не даёт. Будто от него жизнь зависит. На фиг такие мысли? Будет ещё время все выяснить и понять.
Во время обеда почувствовал начинающее накатывать бешенство, дикую необузданную злость на этот мир вместе со всеми принятыми здесь правилами и порядками.
Бабушка поставила на стол котелок с вареной репой. Надо ли говорить о моем аппетите и настроении? Не лезет мне в горло подобная еда, не привык я к подобному. С трудом получилось сохранить невозмутимое выражение лица при виде этой пищи богов и сесть за стол. Я, конечно, не эстет. Большим разнообразием деликатесов не избалован, но так питаться мне ещё не приходилось. Не знаю пока, каким образом буду строить свою жизнь в этом мире. Но точно знаю, так мы питаться не будем. С трудом запихал в себя пару кусочков этой гребанной репы, оделся и пошёл на улицу, прихватив с собой принесенный из леса дрын.
Честно, мне хочется сейчас встретиться с кем-нибудь из избивавших меня пацанов. Ох, как хочется, прямо зуд по телу. Есть пустую репу, имея под боком лес и реку, это я вам скажу, умудриться надо. А ведь по доставшимся мне воспоминаниям, сельчане нашей жизни завидуют. Вернее, завидовали раньше, до появления нового барина. Тогда на столе было в наличии мясо с рыбой, да и другое съестное разнообразие присутствовало. Это последние полгода сложилась ситуация, когда жрать стало нечего. И не потому, что обнищали.
Все стало плохо с припасами по одной причине. Нам здесь никто ничего не продает. Боятся барина расстроить и поиметь проблемы, сопоставимые с нашими. Есть здесь охотники и рыбаки, только, как говорится, не про нашу честь. Понятно, что два малолетних пацана с бабушкой сами себя не в состоянии обеспечить необходимым при помощи охоты или рыбалки.