Мы вышли на улицу. Граф висел на стрехе таверны прямо перед входом. Порывистый ветер качал мертвое тело. Один сапог спал с ноги, воткнувшись золотой шпорой в снег. Помпезный при жизни, сейчас де Марне был похож на жалкого, дохлого воробья.
Помедлив немного, я отрывисто бросил:
— Снять!
Левый быстро взобрался на крышу и резанул ножом по пеньковой веревке. Я шагнул к трупу. С тихим шорохом кинжал покинул ножны. Присев, я сделал крестообразный надрез на лбу мертвого графа.
— In nomine futuro!* — негромко сказал я.
*Во имя будущего (лат.)
— Pro futuro! — эхом откликнулись все остальные.
Посмотрев на угловатый силуэт таверны, я приказал:
— Люка, Бенезит, Лаваль и Мерентрин с утра отправляются со мной в Париж. Остальные возвращаются в замок.
С людишками что делать? Перерезать, а таверну сжечь? — уточнил для проформы Левый. — Выдадут ведь!
Свидетели мне были не нужны. Но убивать людей только за то, что они видели наши физиономии… как-то слишком.
— Тащи всех сюда!
Через пять минут на морозе зябко ежились владелец заведения, девка-разносчица, паренек и пара местных, не успевших вовремя сбежать. Их трясло даже не столько от холода, сколько от страха за свои жизни.
— Слушать меня внимательно! — начал я таким тоном, не прислушаться к которому было невозможно. — Если кто будет спрашивать: вы ничего не видели, ничего не слышали. Тела закопать, все деньги, что найдете при них можете оставить себе. Узнаю, что сдали нас — вернусь и сожгу здесь все!
— Милостивый господин! — взмолился перепуганный трактирщик. — Мороз ведь, не сможем яму вырыть!
Я на мгновение задумался.
— Оттащите подальше в лес, забросайте ветками. Зверье сожрет! Чего ждете? Выполнять!
— А девку тоже в лес отправим? — Левый посмотрел на меня. — Они же там до утра провозятся…
— Мясистая! — поддержал его Правый.
Я чуть помедлил и коротко бросил:
— Пусть остается здесь…
Мне было не жалко, пусть развлекаются. Когда каждый день может стать последним, радуешься любому мгновению.
Итак, граф мертв, задача выполнена, и поутру, несмотря на метель, двину в Париж — там скопилось множество неотложных дел. А пока можно вернуться к прерванному ужину…
Глава 2
Епископ
— Ваше преосвященство… — послышался тихий и спокойный голоса Арамиса.
Я недовольно посмотрел на него.
— Пора переодеваться, ваше преосвященство, — Анри мой свирепый взгляд ничуть не смутил.
Я про себя невольно улыбнулся. Не знаю, какой бы вышел из Анри Д’Арамица мушкетер, но в качестве секретаря он полностью на своем месте.
Да, Арамис наотрез отказался поступить на службу, хотя я предлагал ему на выбор роту мушкетеров либо роту гвардейцев кардинала. И стал… моим секретарем-референтом. То есть, секретарем духовника королевской четы и наставника королевского сына — епископа де Бриенна, то есть меня.
Да, я стал епископом, хотя не должен был им стать. Папская канцелярия на дыбы вставала, ссылаясь на молодой возраст и еще кучу причин. Но помогло ходатайство короля Франции, его величества Людовика под номером тринадцать и его высокопреосвященства, кардинала Ришелье. А еще, весьма неприятный компромат на одного из влиятельных церковных чиновников Ватикана. В общем, аббатство Руамон преобразовали в епископство, попутно нарезав земелек, а Антуан де Бриенн, получил право именоваться его преосвященством.
Я аккуратно отложил перо, встал из-за стола и подошел к зеркалу.
Когда-то меня называли херувимчиком за красивые черты лица и белокурые локоны, больше присущие ангелу, чем наемному убийце, коим я еще совсем недавно подрабатывал.
Но время меняет все.
Усталые и злые глаза, шрам, спускающийся от виска к скуле, печать надменности и нетерпимости на лице…
Теперь меня херувимчиком вряд ли назовешь. Разве что ангелом смерти.
А свои белокурые волосы я безжалостно коротко стригу.
Интуитивно почувствовав, что Арамис опять влезет со своими напоминаниями, я сбросил легким движением плеч халат.
— Ваше преосвященство… — в шатре появилось новое действующее лицо — гофмейстерина, dame d’honneur* ее величества королевы Анны, Мадлена де Силли, маркиза дю Фаржи.
*Dame d’honneur — первая статс-дама, гофмейстерина, глава свиты королевы.
Сквозь запах свечей немедленно пробился тонкий аромат жасмина и роз.
Арамис сразу же тактично удалился.
— Антуан… — Мадлена улыбнулась. — Я уже забыла, когда видела тебя перед зеркалом.
Я хотел резко ответить ей, но не смог.
Этот бархатный голос, огромные глаза, чувственные губы…
Они начали сводить меня с ума едва ли не при первой встрече с ней.
И страсть до сих пор никуда не делась.
Я шагнул к ней, осторожно взял за талию, притянул к себе.
— Антуан… — маркиза порывисто прижалась ко мне, но тут же шагнула назад и возмущенно зачастила. — Увы, у нас нет времени. Принц Луи отказывается выходить из шатра. Уговоры не помогают. Анна в истерике, король гневается. Без твоего вмешательства не обойтись. Поспешим, я сама помогу тебе одеться…
Я, молча, согласился. Увы, должность воспитателя и наставника королевского отпрыска помимо привилегий накладывает свои обязательства. А Луи-младший не по годам строптив и независим, несмотря на мои усилия.
Много времени не понадобилось.
Через пару минут я уже вкладывал в перевязь свою охотничью шпагу.
Мужской костюм с момента моего попадания в семнадцатый век сильно изменился, короткие колеты и дублеты сменились кафтанами, камзолами и жюстокорами* до середины бедра, а штаны потеряли свою объемность. Костюм стал гораздо удобней и мужественней. Любой историк моды, глянув на дворянство нынешнего времени, пришел бы в замешательство и отнес бы нынешние мужские наряды к середине восемнадцатого века. Правда парики еще не вошли в моду, и не войдут, пока я жив.
* Жюстокор ( just au corps с фр. — «точно по корпусу») — тип мужского кафтана, появившийся в 1660-х годах и являвшийся до конца XVIII века обязательным элементом европейского придворного костюма, наряду с камзолом.
Впрочем, с модой я развлекался небескорыстно, ателье в Париже приносят мне немалый доход.
Да, не буду спорить, епископскому сану больше приличествует сутана, но я светский епископ, так что сойдет.
Мельком взглянув на себя в зеркало, я вышел из шатра.
В нос ударила жуткая вонь.
Окружающая действительность немедленно заставила меня окунуться в прошлое.
Сотни разряженных кавалеров и дам, орды снующих слуг, палатки, шатры, кухни, усеянные яствами столы, даже оркестр лабает, чтоб им попучило, лабухам недоделанным. Визг и лай собак, сплошной дикий ор и гам. И смрад, мать его…
Около пяти лет назад, в точно таком же антураже, я очень близко познакомился с ее величеством королевой Франции Анной Австрийской. Очень близко…
Я невольно улыбнулся, вспомнив момент, как меня занесло под юбки королевы, после того, как из клетки вырвался огромный вепрь.
И этот нырок оказался знаковым в моей карьере, хотя мог стоить головы Антуану де Бриенну.
Но не суть.
Охота, я снова на охоте в королевских угодьях. Луи не изменяет своей страсти, а мне приходится мотаться за ним.
Так, где у нас шатер принца?
— Ваше преосвященство…
— Ваше преосвященство, доброе утро…
— Вы прекрасно выглядите, ваше преосвященство…
Придворная знать немедленно начала сгибаться в низких поклонах.
Я отвечал лишь небрежными и скупыми кивками, не желая изменять своему имиджу сурового и непримиримого аскета.
А самого прямо с души воротило.
Черт… как же я ненавижу этих лживых и лицемерных тварей, хотя уже успел привыкнуть. Мы вместе де Брасом успели изъять из обращения немало откровенных мерзавцев и извращенцев, но работы еще непочатый край. Увы, приходится действовать очень осмотрительно, чтобы не нарушить внутренний баланс знати в государстве. Может показаться, что решить эту проблему легко, просто вырезать нахрен под корень, но нет, все гораздо трудней. Порой мне кажется, что я играю сложную шахматную партий, где цена проигрыша — жизнь.
