Да, это жестоко. Особенно к усопшим, но как иначе? Мне надоело быть доброй и понимающей. Сколько шансов на жизнь и мирное будущее я должна ещё дать? Хватит. Мне ещё предстоит прощаться с нашими погибшими, которых меньше, но от этого не легче. Каждый из этих мужчин был отцом, мужем, братом, был мастером своего дела, в конце концов. А теперь? Мне не нравится такой способ уравнивания численности мужчин и женщин. Не так.
— Миледи. Вы серьёзно? — подошёл ко мне Самон, который оставался во главе стражников на стенах на всякий случай.
— А похоже, что мне смешно? Я улыбаюсь?
— Нет, миледи. Но насадить головы на колья? Зачем?
— Знаешь, Самон, в каком государстве практически нет преступности? — Он помотал головой. — В том, где самые жестокие законы. В том, где за воровство отрубают руку, за насилие оскопляют, а за предательство вырезают семью целиком. В таком государстве люди тысячу раз подумают, прежде чем преступить закон.
— А при чём…
— А при том, что каким бы ни было их отношение к умершим, видеть на нашей границе их головы будет очень неприятно. Мы наглядно покажем им же на их же воинах, что будет с каждым, кто придёт к нам с войной. Выполнять!
— Миледи, погребальный костёр таких масштабов нам не собрать, — подошла ко мне одна из женщин, явно храбрясь. По красным глазам и зеленоватому лицу видно было, что это горе не обошло её стороной, но она держалась.
— Кто у тебя? — И зачем мне было это знать? Но я не могла не спросить.
— Мужья. Сыновья ещё не доросли, слава Богине, — выдохнула она.
— Все?
— Нет. Двое. Третий ранен.
— Я даже не знаю, чем тебе помочь. Мне безумно жаль, — начала я, но она меня перебила:
— Что вы, миледи. Вы сделали всё правильно. Без вас мы бы все погибли.
Сама говорит — и сама же плачет. На моих глазах тоже были слёзы, хоть я и не знала лично ни её, ни её мужей. Только в моём графстве стало в разы больше вдов и сирот. И этого уже не изменить.
Я сжала её руку в знак поддержки и уже собиралась уйти.
— Миледи, так что делать с костром?
— Не надо одного общего. Сложите несколько с другой стороны замка, не на поле боя. Там ещё анузцы не все собраны.
Женщина кивнула, даже как-то грустно улыбнулась и ушла.
— Миледи, он ушёл. Я ему не разрешал, а он ушёл, — подскочил мне местный знахарь.
— О ком вы? — не поняла я сути.
— Начальник Ифор. Сказал, что другим койка важнее, и ушёл.
— Если смог подняться и уйти, значит, ему лучше. Не переживайте.
Знахаря-то я успокоила, а сама злилась. Вот же мужчина. Ну что сложного выполнить все указания врача и выздороветь? Нет, надо обязательно выпендриться.
Ещё не остывшая после разговора с посланниками Анузы, растревоженная этой вдовой, я неслась в комнаты Ифора. Думала, что в порыве побью его и не посмотрю на ранение. Но всё вышло иначе.
Не заморачиваясь стуком в дверь, я влетела в комнату на всех парах. И встала как вкопанная, потому что Ифор надевал сорочку. Я ещё успела заметить перебинтованный живот, отметила, что бинт чистый. Только глаза сами собой тянулись к обнаженной мужской груди с редкой растительностью. У меня даже губы пересохли, а чтобы не двинуться к нему, пришлось сжать руки в кулаки.
— Миледи? — спросил он, застёгивая пуговички, которые скрыли от моего жадного взора желаемое. Может быть, мадам Олорка права? И у меня слишком долгое сексуальное воздержание? Для этого мира год — это слишком много.
Чтобы заговорить, мне пришлось прокашляться и перевести взгляд на лицо. Но и там было что-то типа местного пластыря. Поэтому я и спросила совсем не то, что собиралась:
— Болит?
— Терпимо, — попытался усмехнуться он, но я увидела, как пластырь дёрнулся, а Ифор тут же скривился.
— Зачем ты ушёл? Тебе же лежать нужно. Рану затянули, но очень слабо. Она может открыться вновь от любого перенапряжения. Совсем целителей не жалеешь, — попыталась я замаскировать своё беспокойство.
— Я должен попрощаться со своими воинами.
И всё. Он должен — значит, он делает. Мне оставалось лишь принять его решение. В конце концов, это его жизнь, в которой мне нет места. Так горько мне стало, гадко на душе. Теперь-то я понимала, что влюбилась в этого мужчину, а быть с ним не могу.
— Только потом сразу в постель, — посмотрела я ему в глаза. Хотела строго, но фраза прозвучала настолько двояко, что…
Он сглотнул, а я почти не дышала. Мы не касались друг друга, но между нами было такое напряжение, что словами не передать. И взгляда не отвести, и поцеловать нельзя. Нельзя давать мужчине пустую надежду, нельзя рвать сердце обоим.
Он сглотнул ещё раз, покашлял и кивнул.
— Хорошо. Схожу на прощание и вернусь в свои комнаты.
— Хорошо, — повторила я. И уйти надо, а ноги не идут. Нет сил развернуться. И он стоит. Вдруг он что-то всё же разглядел в моём взгляде, сделал шаг вперёд. Моё сердце было готово выпрыгнуть из груди в ожидании, губы закололо. Это же не я на него кинулась, это он решился, это…
В дверь постучали. Этот стук прозвучал набатом в тишине комнаты, разрывая это мгновение, возможность и решимость. Я даже закусила губу, чтобы не взвыть от досады.
— Командир Ифор, всё готово. Сейчас только миледи найдут, и начнём. Уже скоро закат.
— Я сейчас. Иди, — проговорил Ифор, смотря мне в глаза.
— Нам пора.
— Пора, — выдавила я из себя. Но нам понадобилось ещё не меньше минуты, чтобы разорвать взгляд и двинуться к двери. Ифор даже обогнать меня умудрился, открыл дверь, но не пропустил меня вперёд. Сначала выглянул в коридор, а уже потом отступил. Боится, что меня увидят выходящей из его комнат? Аж смешно стало. Я невольно улыбнулась. Он тоже слегка улыбнулся.
Мы спокойно, никого не удивляя, в обычном порядке — я впереди, Ифор справа чуть отстаёт — прошли всю площадь и оказались у погребальных костраов. И вот тут я поняла, что готовила песни для боя, а вот для этого у меня не было песни. Я даже не думала о том, что мне придётся прощаться со своими людьми.
Первые похороны в этом мире были графа Монтеро, правителя этих земель. И вот прошло меньше года, а передо мной полсотни кострищ. И на каждом лежит не по одному телу. И это те люди, что признали меня своей правительницей. Вот до чего я их довела.
— Миледи, не плачьте. Мы верим, что они уходят в лучший мир, — всё же дотронулся до меня Ифор. Лишь коснулся пальцев правой руки. А я и не заметила, как расплакалась.
— Спойте им последнюю песню, миледи, — попросила меня одна из женщин, к которой жались двое мальчишек и паренёк постарше. Мужчины рядом не было.
Мне подали гитару. Как раз закат. Ночь.
«Спокойной ночи», — произнесла я мысленно и запела песню группыКино «Спокойная ночь», акогда развернулась, чтобы уйти, наткнулась на Милона. Он с грустью смотрел на меня. И даже стоял в нескольких метрах дальше. Мы ничего друг другу не сказали. Да и вообще я никому ничего больше не говорила. Я ушла спать, силы на сегодня у меня закончились.
3
Утро выдалось суматошным. Я должна была уехать в столицу на похороны Бабена. И как бы я к нему ни относилась, это нужно было сделать. Люди должны видеть, что я выполняю всё требующееся от меня. Только и своих людей в такой ситуации бросать не хотелось совсем.
— Миледи, не беспокойтесь. Я проконтролирую всё. Списки необходимой помощи составим, что возможно — сразу выдадим. Часть раненых уже покидают лечебницу, — говорил мне Ифор. А я только что поняла, что впервые поеду в столицу без него. Ему нельзя, раны. И да, лучшего начальника для графства сейчас я бы не нашла. Но так горько на душе.
С небывалой тоской я смотрела на удаляющееся графство. Почему-то было чувство, что не скоро я сюда вернусь. Не скоро я вновь увижу его.
По приезде меня встретили граф Лурье и мадам Олорка. У них уже были новости о нашей победе и о жертвах. А вот о странных переговорах они не знали. Пришлось рассказывать. Мадам Олорка пришла в ужас от моего приказа, а граф Лурье меня поддержал. А вот известий от Фроста не было. В столицу буквально не приходили оттуда новости. Одно успокаивало: на нас не нападают, значит, армия держится. Только почему так долго?
