— Окстись, Лидия! — едва удержался я, чтобы по-комсомольски не перекрестить начальственную ревнивицу, — Что может быть между мной и дочерью завотделом горкома КПСС?! Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Если я только посмотрю в её сторону неправильно, то меня ейный папаша на ленточки от бескозырки распустит!
— И правильно сделает, между прочим! — быстро воспряла духом и заулыбалась моя начальница, — Нечего тебе на неё неправильно смотреть! А про Копылова говорят, что он мужик жесткий и вольностей никому не прощает! — как и у Натальи, маятник настроения Лиды моментально качнулся в противоположную сторону.
— Хочешь пирога с абрикосовым вареньем? — Зуева подошла и ласково погладила меня по щеке.
— Хочу! — не стал я противиться, — Давай свой пирог, я к себе пойду, у меня работы много! И запомни на будущее, Лидия! Уж ты как-то постарайся себя сдерживать! Знаешь, как обидны твои подозрения?! Ты, походя, обидела меня, затем извинилась и забыла, а я потом полночи не сплю, переживаю! Я, Лида очень ранимый человек!
Не теряя скорбного выражения со своего лица и захватив тарелку с кусками пирога, покрытую салфеткой, я вернулся к себе, где и продолжил выносить постановление.
Через двадцать минут меня опять отвлекли. На этот раз это был сгинувший Стас.
— Ты на месте? — из трубки донёсся его бодрый голос, — Я в прокуратуре, часа через два только освобожусь! — догадался он успокоить меня, дав понять, что не арестован.
— Придурок! — не счел нужным сдерживаться я, — Какого хера ты там делаешь?!! Я же тебе вчера сказал, что, как только переговоришь с терпилой, сразу же ко мне! Какого хера, Стас?!!
— Серёг, я же разбой у прокурорских сопровождаю, — виновато начал оправдываться опер, — Помнишь, тот урод, что баб на сортирном очке полгода разбивал? Мы же его с тобой вместе задерживали! — суетливо затараторил Гриненко, — А меня в больничке Кубасов увидел и зацепил, и к себе в прокуратуру привез. Он сортирного злодея по девяностой закрывал, а сегодня вечером десятые сутки уже заканчиваются. Ну ты же сам понимаешь, никак эту падлу выпускать нельзя было! Вот мы с ним эту суку два часа сегодня и кололи. На два эпизода треснул паскуда! Прокурор его уже арестовал. Сейчас ждем машину, чтобы на тюрьму его отконвоировать, а меня потом обещали сразу после СИЗО в райотдел подкинуть. И еще, это, Серёга… Короче, Ворожейкин Чекана мне сдал!
На душе у меня стало легче, но не на все сто долей. Я решил потратить время, но зато перестраховаться.
— Жди меня там, я сейчас подъеду и на мне этого злодея в тюрьму отвезём. Ты только постановление об аресте возьми у Кубасова и жди меня!
Да, действительно, полторы недели тому, как мы с Гриненко совершенно случайно задержали неуловимого сортирного разбойника. Который уже полгода терроризировал практически все районы города. Отдавая всё же главное предпочтение нашему Октябрьскому району.
Этот мерзкий утырок, подобно свергнутому украинскому президенту Янеку, преимущественно грабил по общественным туалетам. Тот свою первую судимость заработал за то, что срывал шапки с сидящих на очке мужиков. А этот присматривал баб с серёжками, цепочками и колечками. И дождавшись, когда та, зайдя в туалет и сняв с себя из одежды всё то, что обычно женщина снимает, перед тем, как присесть по нужному делу, грабил их. Женщины, сидящие раскорячившись над очком, цепенели перед ножом и даже не думали кричать или, тем паче, сопротивляться. А сортирный сучонок, пользуясь беспомощным оцепенением жертв, снимал с них колечки, цепочки и рвал из ушей серьги. Только по подземному туалету у автовокзала в нашем районе было зарегистрировано и объединено девять эпизодов.
На выходе из этого привокзального сортира мы его со Стасом и прихватили. Сначала удивившись, что мужичок вышел из женской половины, а потом уже и вспомнив его приметы, ранее выданные потерпевшими.
Резвый разбойно-сортирный мущинка тогда попытался было бежать, но удар рантом ботинка под коленку его единомоментно погрузил в состояние крайнего недоумения. Ну и прыти сразу же поубавил. А еще через минуту, из всё той же сортирной двери с воем выскочила расстроенная до невозможности тётка. Вся в соплях и с кровоточащими мочками ушей. Разбойного мужичка она сразу же опознала, да и мы с Гриненко, пошарив по карманам стонущего злодея, обнаружили все искомые украшения из желтого металла. А так же нож-выкидуху.
Спрятав в сейф так и недовынесенное постановление, я закрыл дверь кабинета и пошел вниз.
Глава 15
Пока я спускался вниз, из прошлой жизни на ум мне прилетело сразу несколько досадных эпизодов, связанных с проблемным конвоированием арестованных. И недавние саратовские гастроли тоже вспомнились. Поэтому, отринув неуместные колебания, я зашел в дежурку и протянул помдежу карточку-заместитель. Получив взамен пистолет, высыпал из колодки патроны и снарядил оба магазина.
Стаса и плюгавого разбойника, как и предполагалось, я нашел в прокуратуре на втором этаже. Опер и злодей сиротливо топтались коридоре, у двери Кубасова.
— Бумаги на животное при тебе? — после того, как мы поручкались, спросил я у коллеги.
— Всё здесь! — Гриненко похлопал по своей затёртой, но всё ж таки кожаной и когда-то вполне роскошной папке. — Погоди секунду, я только Петровича предупрежу, что мы с клиентом убыли, — он зашел в кабинет и почти сразу же вернулся.
Прихрамывающего утырка я усадил на заднее сиденье и пристегнул его правой рукой к обрезиненной ручке, расположенной над аркой дверцы. Слева его подпер Стас.
СИЗО располагалось неблизко, в промкомзоне Советского района и ехать до него было минут тридцать. Практически, через весь город. Хорошо, что время еще было не пиковое, а то бы мы настрадались дополнительно. К тому же, от злодея ощутимо тянуло неволей. Все-таки, за те десять дней, которые он провёл в ИВС, специфический запах камеры уже успел пропитать его одежду. И, похоже, что баню он там за эти полторы недели посетить не сподобился.
Как только мы тронулись, арестованный ушлёпок начал качать права и капризничать. Он жаловался на непереносимую боль в колене, которое я своим ботинком подправил ему при задержании. Нахально требовал курева и даже пенял на то, что из-за следственных действий, которые с ним сегодня проводили в прокуратуре, он пропустил по закону положенный ему обед.
А я, крутя баранку и переключая скорости, думал о том, что мои жена и дочь из прошлой жизни живут в высотке, под которой помимо торгового центра, не так уж и далеко тоже расположен общественный туалет. То, что кто-то из них в него зайдет, конечно же, маловероятно. Но всё же… Я посмотрел в зеркало заднего вида. Кусок биологического мусора по-прежнему чего-то хотел. И делал он это вслух. С грядущей отсидкой он уже давно смирился и третьей судимости в своей никчемной жизни ничуть не страшился.
И без того, измотанные за день нервы у меня зудели, как после сотни комариных укусов. А тут еще это мерзостное существо, внешне напоминающее человека, с неуемным упорством отравляло мою какую-никакую, но жизнь.
В прошлом будущем у меня уже сложилось устойчивое понимание о всепревышающей ценности человеческой жизни. На это понимание существенно повлияли девяностые годы вот этого самого столетия. Когда за символическую зарплату приходилось вести самую настоящую войну с сытыми и обряженными в малиновые пиджаки, врагами человеческой популяции. Особая четкость нанесенных делений на шкалу ценности человеческой жизни обычно проявлялась после похорон товарищей. Которых, а так иногда случалось, приходилось хоронить вместе с их семьями. Как, например, Володю Вяткина, смятого в его старенькой «копейке» грузовиком. Кроме него в той «копейке» были его жена и двенадцатилетняя дочь. Грузовик потом нашелся неподалёку. Его накануне угнали из АТП. А чуть позже мы с группой неравнодушных товарищей нашли и водителя, сидевшего за рулём того самого грузовика. И заказчика с его активной помощью потом тоже нашли. Нашли и всех их по-человечески похоронили. В одной братской яме. Они ведь братки... Не отвлекая от важных дел ни честного прокурора, ни самый неподкупный в мире суд.
