К установленному самому себе сроку я еле успел.
Конечно, пришлось поработать-напрячься, но — справился.
В тот день мы опять вышли на работу в Мёртвые топи втроём: я, Гривс и Жирдяй.
В индивидуальном плане, для побега всё у меня было готово, всё при себе. Деревянная ложка за поясом, два десятка завёрнутых в чистую тряпку сухарей за пазухой, и там же, только с другой стороны — Мыш. Оставлять его одного в этом ужасном месте — бараке для каторжников — я посчитал кощунственным.
Последнее, что оставалось — это решить вопрос с компаньонами.
— Слушай, Жирдяй, — обратился я к напарнику спустя два часа после начала работы. — Тебе тут случайно не надоело?
— Тут — это где? — не понял сиделец.
— Здесь, на каторге.
— Ну... я тут уже пятый год.
— А сколько осталось?
Вообще, такие вопросы здесь было не принято задавать, но Жирдяй возмущаться не стал:
— Восемь. Но это если ещё не добавят.
— А могут?
— Ещё как могут.
— Уйти отсюда готов?
На несколько секунд напарник просто завис.
— Уйти? Что значит... уйти? — осторожно поинтересовался он, вновь обретя дар речи.
— А то и значит, — пожал я плечами. — Берём и уходим. Прямо сейчас, через топи, дальше сквозь Гиблый лес, и — свобода. На всё про всё трое суток. Максимум, четверо. Ну? Согласен?
Жирдяй молчал почти полминуты. Потом оглянулся.
— А этот? — кивнул он на шарящего возле тропы Гривса.
— Захочет, с нами пойдёт. Не захочет, останется.
— Донесёт, — усомнился Жирдяй.
Я усмехнулся:
— И что?
Каторжник почесал бороду.
— Мне надо подумать.
— Думай. Только недолго. Можешь ещё и с ним посоветоваться, — тоже кивнул я на Гривса.
— С ним?! — изумился Жирдяй.
— С ним. Ну, если, конечно, надумаешь. Мне, с кем идти на рывок, без разницы. Усекаешь?
Напарник сглотнул, но спорить со мной не решился.
Я развернулся к нему спиной и, приложив руку ко лбу, словно козырёк, принялся оглядывать топь. Солнце светило в глаза. Туман над болотом уже рассеялся. Хоженая тропа обрывалась метрах в трёхстах от того островка, где мы находились.
Судя по шороху сзади, Жирдяй действительно шептался о чём-то с Гривсом.
Честно скажу, мне не слишком хотелось верить в ту инфу, которую получил день назад. Но не проверить её стало бы с моей стороны непростительной глупостью.
На то, что происходит у меня за спиной, я смотрел глазами мышонка. Забравшись по внутренней части робы до моей шеи, он высунул мордочку из воротника и с интересом следил за большими двуногими. Перемену в своём настроении Мыш оттранслировал мне в тот же миг, когда началась движуха.
«Опасность! Опасность! Опасность!» — вопил бывший мелкий (за пару прошедших месяцев он изрядно подрос), но прятаться у меня за пазухой не пытался. Это он молодец! Не ссыт, когда страшно. Как в переносном смысле, так и в прямом.
Сам-то я едва удержался, чтобы не обосса... тьфу ты!.. не развернуться.
Хотя всё чесалось, аж жуть!
А развернулся только тогда, когда тушка Жирдяя шлёпнулась в жидкую грязь в двух шагах позади.
«Отбой», — пискнул Мыш и с чувством выполненного долга нырнул обратно под робу.
— Прищучить тебя собирался, — сообщил Гривс, вытирая от крови заточку. — Да ещё и меня, гадёныш, хотел на этот блудняк подписать.
— Точно прищучить? — усомнился в сказанном.
— Ну... сказал мне: сдадим его — срок скостят, — поправился зэк. — А я, типа, согласился.
— Понятненько, — перевёл я взгляд на убитого.
Жирдяй валялся в грязи, сжимая в руке сучковатую палку. Этой палкой он собирался треснуть меня по башке. Но не успел. Вмешался несостоявшийся сообщник.
Сдать шкурки, то бишь, продать своих вертухаям — за это на любой зоне кара одна: заточка в бочину. Что, собственно, Гривс и проделал. А то, что Жирдяй стукачок... вообще говоря, я это и раньше подозревал. Но после моего «бенефиса» с чудесным спасением Гривса, выяснить, насколько оправданы подозрения, стало необходимостью. Вот и выяснил. А теперь, блин, стою здесь, словно оплёванный... Ну, да и ладно. Пёс с ним, с уродом. Буду опять играть теми картами, которые на руках...
Новые действующие лица появились на болоте спустя где-то час. Корень и четверо его подручных осторожно вышагивали вдоль вешек, установленных на относительно безопасной тропе. У всех четверых за плечами висели мешки, Дэл и Бут держали в руках по тесаку (спёрли, наверное, с кухни), Шип нёс копьё (видимо, от охранника с перешейка), сам Корень был опоясан мечом (тоже, небось, охранника).
— А где арбалет? — спросил я, когда они подошли.
— Сломался, — поморщился Корень и зло посмотрел на Ши́па.
Тот, несмотря на приличные габариты, тут же вжал голову в плечи и будто уменьшился в росте.
Выяснять подробности я не стал. Суть понятна и так. Стражника, охраняющего дорогу из топей, они прикончить сумели (наверняка Шип постарался). Но арбалет в целости и сохранности получить не смогли.
Расстраивался ли я по этому поводу?
Нет, ничуть. Скорее, наоборот. Чем меньше оружия будет у моих предстоящих попутчиков, особенно дальнобойного, тем лучше. Потому что разборки в конце пути неизбежны... Ну, почти неизбежны...
Но пока путь не пройден, мы будем нужны друг другу. Я — потому что умею преодолевать магические ловушки. Корень и его банда — потому что знают, куда идти. То есть, уверяют, что знают, но мне выбирать не приходится. Других желающих прогуляться через Мёртвые топи, а затем через Гиблый лес на каторге не нашлось. Даже Жирдяй предпочёл настучать и попробовал кинуть, лишь бы не ввязываться в авантюру, хотя уж кому-кому, а ему-то лучше любого другого было известно о моей стопроцентной удачливости. Но тут уж, как водится, вольному воля, спасённому — рай. Не захотел стать своим, не стал вообще никаким...
— Нож лишний есть? — упёрся я взглядом в бугра.
Зэки переглянулись.
— Зачем тебе? — нахмурился Корень.
— На всякий случай, — пожал я плечами. — Голым себя ощущаю, когда без пера.
Бывший смотрящий хмыкнул и кивнул Дэлу.
Тот сунул руку в болотный «сапог», вынул оттуда нож (полный аналог финки) и протянул его мне рукоятью вперёд.
— Благодарствуем, — спрятал я холодняк под робу и указал на татуху, синеющую на запястье у зэка. — С портака́ми уже решили, что делать?
— А сам — не? — усмехнулся бугор.
— Со своей-то я порешаю, мне насчёт остальных любопытственно.
— Со своими мы тоже решим, — в тон мне ответил Корень.
— Ну, вот и ладненько. Тогда, значит, двинулись?
— Поскакали...
Насчёт «поскакали» Корень, конечно, погорячился. Брести по трясине — удовольствие ниже среднего.
Я в группе шёл первым. Корень двигался следом, подсказывал примерное направление. Дальше шли Шип, Бут и Дэл. Гривс замыкал «колонну».
Преследования никто не боялся. Переться в Мёртвые топи, чтобы узнать, что случилось — навряд ли подобные дураки отыскались бы среди лагерных вертухаев. Из шахты, если я правильно понял, зэки слиняли по-тихому. Убитого на перешейке стражника, как и Жирдяя, притопили в одной из бочаг. Найти их обоих — задача почти непосильная. Так что, скорее всего, спустя неделю-другую всех внезапно пропавших спишут в погибшие. На каторге, как известно, с этим элементарно, как высморкаться.
И своему непосредственному начальству местные маги-откупщики вряд ли что-то доложат. Корень, по крайней мере, говорил об этом с полной уверенностью. По его словам, он был знаком с одним старым зэком, единственным, кто умудрился слинять с этой каторги. Именно от него бывший смотрящий узнал о примерном местоположении лагеря и наиболее выгодных путях для побега.
Вообще, эта местность в Империи называлась Драконьим урочищем. Почему, пёс его знает, но площадь на карте она занимала изрядную — от пятидесяти до ста лиг в поперечнике — и изображалась всегда эдаким белым пятном. Что там находится, обычные имперские жители, ясное дело, не знали, а имеющие ранг маги объясняли всем остальным, что это для их же блага. Недаром ведь лес, окружающий эту территорию, испокон веков звался не иначе как Гиблым.
