Бригада добралась до места почти мгновенно: Прошло меньше часа. Зашли, сфотографировали, сняли отпечатки с чего попало, взяли для пробы на ДНК зубную щетку. Набор отпечатков только один. И, скорее всего, владельца. На перевернутых предметах тоже только его отпечатки, на ковре сторонних следов не обнаружено.
Забавно. Значит, все-таки имитация. Конечно, есть вариант, что квартиру штурмовала «спецбригада боевых магов», и мебель перевернул полтергейст… но этот вариант не для озвучивания в приличном полицейском протоколе.
В конце обследования открыли кухонный шкаф, на всякий случай сняли пробу с запечатанной бутылки коньяка. Нормальный коньяк, не бодяга. «Олд Армения», три звезды. У него что, денег на пять звезд не хватило? Так разница-то гривен тридцать, насколько я помню. Профессионально вымыли за собой стопки, поставили на место. А я вдруг заметил на том месте, где стояла бутылка коньяка, сложенный листок А4 формата. Озаглавленный «Капитану Климову». Это что еще за фокусы?
Достал, наскоро пробежал содержание и спрятал во внутренний карман. Кажется, одной бутылки на пятерых, чтобы в этом разобраться, будет мало. Придется прояснять ситуацию не только с «псевдо-маньяком», но и с моей консумированной партнершей. Сиречь, Ксанфой. Блин, а я ведь даже не знаю, где ее искать. Задурила девка голову. Ни адреса не спросил, ни телефона… Что это со мной такое? Заколдовала или сглазила? Может, она и правда ведьма? Тогда терпила и взаправду маг. А кто же его тогда ухитрился похитить, не оставляя следов?
Эх, хорошо было киношному Хабенскому: включил фонарик, нацепил очки и как гаркнет: «Дневной дозор, всем выйти из Сумрака!» и все злодеи налицо. А мне что делать? Может, хотя бысходить в храм, святой водой запастись? Или молитву какую выучить. А то я дальше «Отче наш, иже еси на небеси» и не помню ничего. Хоть какая-то защита от нечисти будет.
Аунали, автомеханик на испытательном сроке
Домой мы ехали молча. Маркович сосредоточенно вел свое транспортное средство. А я не только смотрела в окна, но и с новым интересом прислушивалась к работе механизмов. Вот хлопают свечи, вот крутится коленвал, вот шлепают клапана. А это скрежещет при переключении коробка передач. Названия старинных механизмов звучали как дикарская музыка.
Коле непрерывно болтал и похохатывал. А Маркович односложно бурчал в ответ. Главной проблемой, которую он выдвигал, было «как она будет на работу добираться»?
На что Коля отвечал, что сегодня-то это делать не нужно. Он, мол, с Валерой договорился, что пока Аня будет раз в три дня выходить. Вроде, как «приглашенный мастер». А он пока заказов набьет. А так «сарафанное радио» донесет до кого надо и от заказов отбоя не будет!
Что такое «сарафанное радио», я не поняла. Это какой-то особый, выделенный канал связи? А каким прибором он детектируется? Обычными устройствами или еще как-то? Все-таки слишком много у них терминов, которые даже Гугл не всегда может толком объяснить.
А вот когда мы зашли в помещение, Маркович по-настоящему разошелся. Как он кричал! И термины, которые он использовал, я не могла даже понять. Тем более что он, скосив на меня глаза, вдруг прерывал себя на полуслове.
Проблема сводилась к тому, что родственник Коли так и не навел за собой порядок. Маркович даже сперва не хотел меня пускать в это помещение, но я прорвалась.
Да, в комнате было не убрано. Но главное даже не в том, что на диване лежали неубранными скомканные, влажные от пота простыни. По всей комнате разносился тяжелый, тягучий, стойкий запах. Но, несмотря на тяжесть и душность, запах был неожиданно… притягательным. И возбуждал в душе какие-то необычные, глубинные, кажущиеся первобытными, ощущения. Как будто в животе что-то летало и задевало глубинные струны, сладко отзывавшиеся по всему телу, от кончиков пальцев ног до кожи на затылке.
Клаймор взвыл, пытаясь пригасить эмоции, но мне удалось его блокировать. Мне ведь нужно разобраться в окружающем мире? А здесь и сейчас происходит что-то, чего никогда не встречала в своем социуме. И мне придется разобраться в этом, чтобы нормально адаптироваться в этом обществе. А здесь, судя по всему, эмоции играют значительно большую роль, чем в замкнутом мире Поселений. И только отголоски которого еще звучат на Марсианских Оазисах. И с которыми борются полиция, обвиняя «несвязанных» в разрушении социума.
«Несвязанные» — это движение которое время от времени возникает и затухает в Оазисах. Его последователи отказываются от тотального управления своего гормонального фона клайморами. Заявляя, что те превращают «нормальных» людей в бездушные марионетки, гася в зародыше «естественные» реакции живого организма.
Разумеется, таких «несвязанных» ни в коем случае не выпускали с поверхности планеты. Им не разрешалось занимать ответственные, связанные с риском, государственные должности. Ведь эмоции — результат гормонального всплеска. Который подстегивает реакцию, иногда помогает выполнить работу, спасает в критических ситуациях, но одновременно мешает принимать четко взвешенные, логичные решения. А иногда даже мешает четко выполнять указания автоматов-координаторов, рассчитывающих оптимальное поведение человека. Что способно привести к сбоям в самых разных видах деятельности.
Да, на межпланетных станциях клаймор подавляет любые проявления эмоций, впрыскивая подавляющие коктейли. Небольшие послабления существуют на Поселениях, чтобы дать работникам выплеснуть эмоции. Иногда клаймор даже можно отключить, как, например, во время дружеских «отмечаний» удачной добычи, обнаружения богатой рудной жилы, возвращения из особо опасных рейдов. Увы, если постоянно подавлять эмоции в условиях стресса, это также сможет вызвать нарушения в психике.
Но самое главное, что во время дальних рейсов, или при рейдах в глубину Астероидного Пояса, клаймор не гасит, а усиливает реакции организма. Особенно в критических ситуациях.
Но эмоции — это не главное. Главным в разговорах аборигенов было слово «секс». Оно было одинаковым во всех языках, и считалось одним из самых страшных, почти запрещенных ругательств. Таинственный «секс» считался самым диким атавизмом в истории человечества, а также причиной большинства конфликтов в межличностных отношениях.
О «сексе» разговоры среди воспитанников «развивающих школ» ходили с самого раннего возраста, лет с пяти. Уже тогда воспитывающиеся рядом дети разных гендеров рассматривали и сравнивали свои гениталии. И замечали не только отличия, но и странную комплиментарность одного типа гениталий с другими. И ходили смутные рассказы о том, что эти различия как-то связаны с эмоциями, которые испытывают при встрече взрослые люди разных гендеров. И что именно подавление этих эмоций является главной задачей клайморов.
С семи лет на учеников надевали ученические клайморы. Которые выдавали не только укол, но и чувствительный удар током при одних только мыслях о гендерных различиях. Тот же Олаф рассказывал со смехом, что у него вся рука была синяя от таких ударов. Ведь ему в 14–15 лет нравилось рассматривать сквозь капельный туман сверстниц, во время традиционного еженедельного совместного посещения зала очистки. Странно, большинство других мальчиков совершенно безразлично относились к девочкам, которые уже приобретали характерные женские формы. А у Олафа даже время от времени возникала эрекция. Это было смешно и забавно, когда его пенис (он и так был крупнее, чем у сверстников), рывком приподнимался и так же опускался, когда его передергивало от удара током. Вообще-то смотреть на такой атавизм, особенно воспитанницам, не рекомендовалось. Но искоса за этим процессом наблюдала не только я, но и ряд других воспитанниц. Хотя иногда при этом даже я чувствовала слабый разряд.
А вот с получением в 16 лет постоянного клаймора, эта реакция у Олафа пропала. Хотя я видела, как он с удовольствием меня рассматривает, когда мы оба оказываемся в раздевалке или зале очистки. Видимо, уже выработался требуемый рефлекс. Или в его клайморе был усиленный заряд препаратов.
