за это надо наказать. – Горькие слова, без всякого намека на злорадство, полные скорби, как стена остановили Индрика-Зверя. Он встал, опустив голову. Жуткий стыд пронзил разум. Этот человек говорил правду. Горькую, страшную, но истину, то, в чем он сам себе боялся признаться. Но как быть с гордостью? Как смеет эта букашка обращаться к нему так...?
Она может!!! Эта мысль содрогнула мощное тело, пробежавшим по коже откровением. Может, потому что так и есть на самом деле, и он сбежал из реальности, замкнулся в своем эгоизме, и бросил тех, кого создал. Кем он стал? Превратился из живого создателя в бездушного идола, на круге капища, которому несут требы, молятся, но он не слышит. Стыд растекся раскаянием по душе.
- Прости богатырь. Ты прав. Я слишком возлюбил себя. Твой голос, это голос тех, кто мне молится, голос тех, кто в меня верил. Я предал их. Я вернусь в мир, и буду среди тех, кто встанет в строй вместе с тобой. Совесть мне кричит и отдает приказ. – Он склонил голову коснувшись бивнями и хоботом дороги.
Федогран растерялся. Злость мгновенно прошла, и стало неудобно перед этим гигантским животным. Как себя вести дальше, и что сказать он не знал. Краска залила лицо. Но на помощь пришел шишок, у которого чувство стыда, казалось, отсутствовало полностью. Но он заговорил в несвойственной себе манере насмешника. Слова прозвучали тоном на столько серьезным, что голова Индрика-Зверя дрогнула.
- Я знал, что ты великий, и потому всегда подносил требы к твоему идолу. Рад, что не ошибался. Я верил и буду верить в тебя.
Они шли по дороге вглубь подземных владений. Ничто не напоминало о том, что они находятся глубоко под поверхностью. Голубое, чистое небо с барашками облаков, яркое солнце, свежий, наполненный ароматами весны воздух, и сад. Восхитительный, волшебный сад, где каждое отдельное дерево, несет на себе следы всего цикла от цветения до созревания. Яблони и вишни, с набухающими весенними почками, белоснежными цветами и тут же сочными лопающимися от переполняющего их нектара ягодами и фруктами, и все это на фоне подснежников, ландышей, одуванчиков и ромашек. Все лето, от начала и до конца собрано в одном месте остановившегося времени.
- Почему ты ушел из реальности? – Федогран задал вопрос, который его сильно волновал. Мамонт задумался, словно решая: «Стоит или нет раскрывать перед этим странным человеком душу», — но потом мотнул головой и посмотрел прямо в глаза:
- Не люблю кровь. Когда боги схватились между собой в распределении зон влияния, я ни встал не на чью сторону. Переубедить не смог и ушел. – Он задумался и отвернулся. – Наверно струсил. Надо было отстаивать свою точку зрения, и тогда может быть удалось бы избежать катастрофы, ведь они едва не уничтожили весь мир. Он вдруг остановился, и вновь посмотрел на Федограна. – Но вы же пришли не для того, чтобы совестить меня. – Взгляд его стал серьезным, и сам вид зверя преобразился, перестав выглядеть зашуганным котенком, наказанным за разлитое из мисочки молоко, Индрика-Зверь вновь стал высшим существом этого мира. – Говори всю правду, без утайки, я слушаю.
Нечего скрывать. Вопрос прямой, и требует честного ответа. Федогран не стал притворяться и юлить. Зачем? Уловки, присоветованные Ягирой, в такой ситуации они не нужны. Он остановился и посмотрел в глаза зверя:
- Нам нужен браслет. – Он не стал пояснять какой, его поняли и так.
- Ты знаешь, что в нем заключен Велес? – Уточнил хозяин подземного мира.
- Да. – Богатырь не стал изображать удивление, и согласно кивнул.
- Он враг вашим богам. – Еще раз уточнил мамонт свое беспокойство.
- Чащун думает, что сможет его переубедить встать на нашу сторону. – Выдал еще один свой секрет парень, несмотря на запрет колдуна не упоминать имя его в разговоре.
- Смотрю, что даже враги помирились, чтобы противостоять напасти. – Вновь задумался Индрика-Зверь. – Хорошо. – После недолгой паузы продолжил он. – Я отдам браслет. Надеюсь, у старого духа жизни хватит разума не наделать глупостей. Хотя дураком он никогда не был. Идемте, его у меня нет с собой, он на алтаре у ручья.
- Велес, велемудрый, батюшка наш. Услышь словеса наши, обрати свой взор на дела наши, виждь нас, детей своих, мы пред твоим оком предстоим. Раденье тебе кладём, с чистотой сердец наших. На всяк день, аще и на всяк час, встань с духом нашим духом своим. Прими во ум твой деянья наши, и будь в них порукою… Ты волшбит и чародейство ведущий, за скотами и зверями радеющий, трясовиц прогоняющий, боли и хворобы изгоняющий, живота людине дающий, прими от нас – детей своих хваление сие. Мы чтящие тебя и любящие, и любы от сердце дарящие…
Браслет висел на треноге, сделанной старым колдуном собственноручно, согласно правилам ритуала, и воздвигнутой над негаснущим костром на поляне Ягиры. Звезды блистали в безлунном небе. Самое время для таинств. Все стояли молча и смотрели как Чащун поет молитву освобождая бога.
Они долго разговаривали до этого. Браслет и дух жизни. Это было страшно. Жутко смотреть как ругается Чащун, и как отвечает ему искрами злобы браслет, как они вместе смеются, один дымом, другой ярким светом, часто меняя настроение невпопад.
Разговор длился долго и тяжело, но они наконец договорились, и началось действие, вызволения из узилища старого врага, который должен был стать другом. Отчаянный шаг, но оправданный.
Как себя покажет Велес? Даже у богов не спросишь, потому что он и есть бог.
Браслет мелко вибрировал, плевался то кляксами потустороннего мрака, то искрами божественного огня, то воспламенялся Бенгальскими искрами, раскидывая по поляне запах благодати. Кряхтел, как старый дед, выл как пес на луну и плакал как новорожденный, голодный младенец, которому мамка не дает грудь, и все это одновременно, нагоняя тоску, жуть и восхищение.
Чащун стоял, склонив голову, сложив руки на груди и не переставая, беззвучно, одними губами протяжно молился, окутавшись клубами подсвеченного костром дыма. Рядом с ним, стояла Ягира. Она молчала, хмурилась, и водила руками, проводя только ей понятный ритуал. Ожидание чего-то грандиозного витало в воздухе, и его даже физически можно было пощупать, только протяни руку. Но никто не смел даже пошевелится.
Братья находились неподалеку, и наблюдали за происходящим. Напряжение нарастало, даже ельник замер в ожидании результата, перестав раскачиваться
