Однако Геля не собиралась сдаваться. Ладно, — сказала она себе, — возможно, дедукция — не наш метод. Железная логика — это для мужчин, а у женщин лучше развита интуиция — железная логика в бархатной перчатке.
Что подсказывает ей интуиция, то есть внутренний голос?
Геля замерла и прислушалась к себе.
Внутренний голос отчетливо булькал где-то в районе желудка, настойчиво подсказывая, что пришло время обеда.
А несколько ощутимых толчков прохожих подсказали, что торчать столбом на узком тротуаре Маросейки — не самое мудрое решение. Геля внимательно посмотрела по сторонам (не хватало еще под трамвай влететь), перебежала дорогу и двинулась вниз по переулку, мысленно подбадривая интуицию: «Ну же, давай. Подскажи, где моя кошечка».
И внезапно почувствовала, что ей следует повернуть направо.
Есть! — возликовала она и немедленно свернула в Петроверигский.
Шла, тревожно вглядываясь в окрестные дома, боясь спугнуть удачу, но внутренний голос не подвел, у особняка чаеторговца Водкина шепнул — здесь.
Геля прошла вдоль невысокой ограды. Обнаглевший внутренний голос указал на калитку слева от ворот, и стоило девочке тронуть железные прутья, как калитка отворилась.
Внутренний голос вконец распоясался и требовал, чтобы Геля вошла, но она медлила.
А вдруг сейчас выскочит дворник или сторож и наорет на нее? Ладно, дворник, а вдруг собака? Набросится и разорвет? Собак, особенно больших, Геля очень боялась.
Однако девочка взяла себя в руки. Да если эти негодяи действительно украли ее любимую кошечку, она сама кого угодно разорвет — хоть дворника, хоть собаку.
И Геля отважно направилась к флигелю, стоящему в глубине двора.
Крыльцо в три ступеньки и ветхая дверь казались знакомыми, хотя она, определенно, никогда раньше здесь не бывала.
Стучать не стала, просто повернула ручку, и дверь легко открылась.
Геля замерла, прислушиваясь. Дом поскрипывал, словно дышал, и ей стало страшно. Почему двор пуст? Почему дверь открыта? Все как в каком-то фильме ужасов, когда глупого героя заманивают в ловушку с чудовищами. Но не отступать же, тем более что внутренний голос шептал — дальше, дальше, по лестнице, наверх.
У самого порога, в пристеночке, скромненько притулились потрепанный веник и железный совок. Эх, была не была! Геля вооружилась совком (на случай чудовищ) и бесстрашно штурмовала лестницу.
Оказалась в просторной мансарде с огромным полукруглым окном. Комната напоминала то ли больницу, то ли библиотеку — полки, уставленные фигурными склянками, белые столы на никелированных ножках, куча книг — ужасающий беспорядок, еще похлеще, чем в кабинете Василия Савельевича.
Может быть, именно поэтому Геля не сразу заметила ротанговое кресло-качалку и спящего в нем мужчину.
Мужчина был не очень старым — лет двадцати семи. Похож на беленького козлика — остроконечная бородка, изящный, но словно чуть приплюснутый нос с розоватыми ноздрями, светлые кудрявые волосы, слегка оттопыренные, остроконечные уши. Спал, смешно склонив голову к плечу и подтянув острое колено почти к подбородку.
Геля разглядывала его, не зная, что делать. Пожалуй, не очень умно набрасываться с совком на спящего хозяина дома и требовать, чтобы он вернул кошку. Нет, надо потихоньку самой поискать.
Но стоило ей отступить на шаг, как мужчина всхрапнул и открыл глаза. Заметив Гелю, помотал головой и зашарил руками по пледу, который почти сполз на пол.
— Кто вы? Ах да… Новая прислуга? Вера Петровна говорила мне… — проблеял хозяин дома.
Геля открыла рот, чтобы объяснить, что никакая она не прислуга, а пусть немедленно отдает ее кошку, но неожиданно сказала вовсе не то, что собиралась:
— Элементы разного атомного веса могут обладать идентичными химическими свойствами.
— Что? — Мужчина отыскал очки, криво нацепил их дрожащими руками. — Ересь! Не может быть! Менделеев…
— Смешно слышать это от вас, Григорий Вильгельмович. Ересь — поповское слово. А вы ученый. В Периодической таблице элементы располагались по ясному принципу: в порядке возрастания их атомного веса. Любого различия в весе было достаточно, чтобы проявились различия в химическом поведении, — слегка запинаясь от изумления, Геля несла нечто несусветное и никак не могла остановиться. — А теперь обнаружилось, что это не так. И вам придется поработать, чтобы понять, почему. И еще. Если элементы не поддаются разделению, надо использовать это, а не сердиться на природу.
— Использовать? Использовать! Ну конечно, использовать! — Мужчина резко вскочил, отшвырнув плед и опрокинув кресло, и бросился к одному из столов, заваленных бумагами. На Гелю он больше не обращал внимания.
Внутренний голос с пугающей отчетливостью приказал — снова придешь к нему завтра, теперь уходи.
Геля повернулась и пошла вниз. Голова кружилась, в виске словно засела тупая игла. Пришлось ухватиться за перила, чтобы не упасть. Рука разжалась, дурацкий совок прогрохотал вниз по ступенькам.
На улице боль сделалась невыносимой, перед глазами замельтешили сияющие точки, и Геля без сил опустилась на крыльцо. Одна из точек взорвалась и вспыхнула, на минуту ослепив ее новым приступом боли. Девочка сжала виски ладонями и вдруг очень ясно вспомнила нынешний свой сон.
Смутные шорохи и шепоты обрели четкость. Геля услышала голос Люсинды Грэй:
— Уже в который раз стараюсь с тобой связаться, но аппарат дает сбой за сбоем. Что-то мешает, а может, расстояние во времени слишком велико. Чтобы изменить настройки, мне нужен хоть какой-то отклик от тебя. Постарайся чаще смотреть на шкатулку, и если ты все же меня слышишь, то запоминай — Петроверигский переулок, дом чаеторговца Водкина. Там, во флигеле, живет Григорий Вильгельмович Розенкранц, он химик. Ты должна найти его и сказать следующее… — Фея слово в слово повторила ахинею, которую несла Геля пару минут назад, — в этих словах содержится подсказка, которая поможет Розенкранцу продвинуться в его изысканиях. Это и есть второе задание. Надеюсь, ты его выполнишь. Слишком многое поставлено на карту, Ангелина, но я начинаю сомневаться…
В чем сомневалась Люсинда, Геля так и не узнала. На этом сон (или сеанс связи) прервался.
Первым чувством, которое она испытала, было ужасное разочарование — никакой это не внутренний голос, и про женскую интуицию все враки.
Геля встала и понуро поплелась домой.
Надежда была только на Щура. А у нее ничего не вышло. Придется спасать этот ужасный мир — мир, в котором у людей воруют любимых кошек. За этим она и здесь, не так ли?
Как бы там ни было, Геля — потомок Тео Крестоносца и неприятного господина Фандорина, готова выполнить свой долг, даже если ее сердце разбито.
Связь через сны установилась и функционировала очень хорошо. Почти каждую ночь звучал «Августин», Геля рассказывала Фее о событиях минувшего дня, получала от нее инструкции и массу полезных сведений.
Хотя первый сеанс прошел несколько нервозно.
— Ангелина! Наконец-то! Ты меня слышишь?! Ты нашла Розенкранца?!! — проорала Фея, словно звонила из уличного таксофона.
— Да, — коротко ответила сразу на все вопросы Геля.
— Хорошо, — Люсинда заговорила спокойнее, — ты должна подружиться с химиком и получить беспрепятственный доступ в его лабораторию. А когда придет время, забрать оттуда Снадобье.
— Забрать? В смысле украсть? Я не воровка! — возмутилась секретный агент Фандорина.
— Речь вовсе не о воровстве. Защитное Снадобье — всего лишь побочный продукт исследований Розенкранца. Этот состав никак ему не пригодится, Григорий Вильгельмович даже знать не будет, что его открыл. В научной работе такое случается сплошь и рядом — иногда побочные, проходные открытия бывают важнее целевого. Задача, над которой бился Розенкранц, не имела решения, но должна была привести его к другому значительному открытию. Такие фокусы вполне отвечают характеру его учителя, Эрнеста Резерфорда. Он не раз ставил перед своими учениками недостижимые цели, объясняя это так: «Я знаю, что он работает над абсолютно безнадежной проблемой, зато эта проблема его собственная, и если работа у него не выйдет, то она его научит самостоятельно мыслить и приведет к другой проблеме, которая уже не будет безнадежной».
— Над какой же идеей работает Розенкранц?
— Не забивай себе этим голову, — отмахнулась Фея, — исследования Розенкранца слишком сложны. У меня нет времени читать тебе университетский курс химии, а без этого ты едва ли сможешь разобраться в вопросе. Поняла?
— Поняла, — вздохнула Геля.
В следующий раз Геля шла к флигелю ученого вовсе не так храбро, как в первый. Волновалась — а как ее встретит Розенкранц? А что она ему скажет? Как объяснит свой визит? Долго мялась у двери. Постучала, но никто не открыл. Тогда уж — будь что будет — вошла и поднялась в мансарду.
