— Куда мы едем?
— Я на службу, а ты не знаю.
Когда моя «газонокосилка» лихо зарулила к крыльцу с табличкой, золотыми буквами на красном фоне, «Дорожный РОВД Города», моя спутница в испуге съёжилась на своем сидении, но, собравшись с духом, держась за мной, зашла в здание милиции.
— Иди по коридору до конца. — махнул я рукой в сторону своего кабинета: — я сейчас подойду.
— Привет, для меня что-нибудь есть? — в дежурке было непривычно тихо, в камере торчали головы о чем-то беседующих БОМЖей, во второй кто-то спал, скорчившись на узкой лавке.
— Не, пока нет — дежурный оторвал голову от одного из бесчисленных журналов учета всего подряд: — Ты кого там приволок? Не потерпевшую, надеюсь?
— Нет, максимум свидетель, и то не факт. Ладно, я у себя.
— Чай будешь? Печенье есть. — я покопался в общественных запасах, хранящихся за шторкой, на широком, много раз крашенным белой краской, подоконнике.
Девушка, чье лицо в свете тусклой лампочки, казалось серым, отрицательно замотала головой.
— Я тебе все-таки налью, не хочешь — не пей.
Через пару минут мы молча пили крепкий чай — в магазинах еще встречался неплохой плиточный, во всяком случае, откровенные сухие ветки, как в грузинском, в нем отсутствовали. Девушка, обжигаясь почти черным напитком, к которому я выдал кусок рафинада, продолжала мелко дрожать — езда в «запорожце» в октябре, с открытыми форточками, так как иначе стекла мгновенно запотевали, удовольствие небольшое.
— Ты кто такая?
— Я Нина, Нина Захарова.
— Работаешь там?
— Да, работаю.
— Кем?
— Оператор вычислительной техники.
— Кем?
— На компьютере документы набиваю и печатаю, расчеты делаю, типа секретаря.
— Я правильно понимаю, что деньги из сейфа ты взяла?
— Да, правильно.
— И как это произошло?
— Случайно. Шла по коридору в сторону туалета, мусор из корзины выбросить. Увидела, что вся бухгалтерия «видик» смотрит в кабинете главного бухгалтера, а кабинет бухгалтерии открыт, и ключ из сейфа торчит. Обратно иду — ничего не изменилось, все в рабочее время кино смотрят, даже замок лень замкнуть. Ну я зашла в кабинет, все деньги в мусорную корзину вывернула, и ушла. Сначала думала вернуть, как кассира взгреют, а потом подумала — какого черта? У меня мать болеет, уже год не встает, лекарства нужно два раза в неделю колоть, а оно только на барахолке, с рук, по пятьдесят рублей за ампулу. Если на аптечном складе брать, то можно дешевле, по тридцать пять, но их надо сразу коробкой брать, десять штук, там поштучно не продают. А у меня зарплата четыреста рублей в месяц, и кроме лежачей мамы еще младший брат…
— У тебя зарплата в два раза больше моей, так что, ты меня не разжалобила.
— Знаешь, если ты месяцами, каждый Божий день не приходил домой, где целыми днями лежит лежачий больной, который не может себя обслуживать, ты меня никогда не поймешь. На лекарства уходит вся моя зарплата, а на мне еще три едока, и тетя Зина, которая помогает маму таскать в ванную и мыть. Два месяца она бесплатно помогала, а потом сказала — извини Нина. И теперь я ей плачу пятьдесят рублей в месяц, потому что у меня сил хватает маму только переворачивать и обтирать.
— У тебя уже больше денег уходит, чем твой заработок.
— Маме пенсию назначили, семьдесят рублей, и отец деньги высылает, алименты на брата…
В это время в кабинет, коротко стукнув в филенку двери, вошел дежурный по отделу:
— Сильно занят?
— Нет, не сильно. А что случилось?
— Минут через машина подъедет, надо будет на улицу Заводскую съездить, там якобы в санпропускник кто-то залез. Съезди, разберись, пожалуйста.
— Хорошо, договорились, машина подойдёт — позвони в кабинет, я подойду.
Когда дверь захлопнулась, я вновь вернулся к прерванному разговору:
— У тебя документы есть?
— Только пропуск.
— Давай пропуск.
На пропуске моя собеседница выглядел совсем молоденькой девчонкой, было ощущение, что в шкафу откопали старую фотографию пятилетней давности и прилепили то, что было под рукой. Я переписал данные на Захарову Нину Яковлевну.
— Где прописана и живешь?
— Улица Первой революции, дом восемьдесят пять, квартира тридцать.
— Пойдём со мной. — я вместе с покорно следующей за мной девицей, дошел до дежурки и наклонившись к окошечку в огромном листе оргстекла, крикнул дежурному:
— Слушай Вова, я не буду вашу дежурку ждать, сам съезжу до санпропускника на своей машине, заодно там заправлюсь. Если действительно взломали дверь — отзвонюсь по телефону, чтобы группа подъехала.
— Давай, езжай. Если это сделаешь — буду тебе сильно благодарен, а то сам знаешь, двадцать литров бензина на сутки на дежурку выделяют, у нее уже баки сухие, а ещё полночи впереди.
Я вывел Нину на улицу:
— Садись в машину, до дома тебя довезу.
— Ты что, меня отпускаешь?
— Отпускаю.
— Слушай, отдай мне деньги. Я матери лекарства куплю, а через два дня к тебе приду и во всем, признаюсь. Просто ей нельзя прием прерывать, доктора уверяют, что если продолжать колоть лекарства по схеме, она через полгода должна встать и потихоньку начать двигаться. Ну хочешь, я тебе расписку напишу, что это я украла деньги. Будь человеком, ну пожалуйста. Я только лекарства на весь срок куплю и прийду сдаваться...
— Садись в машину и поехали. Сейчас я все равно ничего решать не буду, а завтра позвони мне по этому телефону, будем с тобой вопрос закрывать. Давай, садись в машину, а то там уже весь санпропускник, такие же как ты нехорошие люди, вынесли. Придут завтра солдаты с эшелона помыться, а там все краны открутили и воды нет.
Глава 18
Глава восемнадцатая. Все беды от женщин.
Высадив Нину у ее дома, что мрачно чернел провалами спящих окон на затихший ночной сквер, я вышел из машины:
— Завтра, вернее уже сегодня, в двенадцать часов дня позвони мне по этому телефону, договоримся, где и когда встретимся. Все, беги в подъезд, я еще пару минут постою здесь, если в подъезде что случиться — громко кричи и беги обратно.
— А я не знаю, что опаснее — то, что может случиться в подъезде или ты — скептически ответила девушка прежде чем скрыться за громко скрипнувшей дверью.
Честно отстояв пять минут и не услышав душераздирающих криков, я посчитал, что долг по охране правопорядка, здесь и сейчас, выполнен, и поехал в сторону своего дома.
Ночь, завершающая мое суточное дежурство, выдалась бурной и насыщенной. После вскрытого санпропускника, откуда, на первый взгляд, ничего не украли, а я долго искал на земле большие гвозди, чтобы заколотить распахнутую дверь, пришлось три часа разбираться с пятью балбесами, которые устроили драку на привокзальной площади в четыре часа ночи, один из них имел глупость заявить подскочившему на шум экипажу вневедомственной охраны, что у него украли кошелек. Остаток ночи прошел в интенсивном общении с полупьяными гражданами, которые все еще хотели с кем ни будь подраться. К девяти часам утра, когда хмель из мужиков начал постепенно выходить, а «потерпевший», зафиксированный дежурной сменой в позе «ласточка», по причине буйства и нецензурной речи, пребывал в ожидании фургона медвытрезвителя, я, не зная, как решить вопрос с этим тупым заявлением, бездумно перебирал вещи задержанных, в беспорядке сваленных в ящик стола помощником дежурного.
— А это чей бумажник — я поднял вверх кошель светло-кофейного цвета.
«Потерпевший», с трудом вывернув голову в мою сторону, заорал: — Это мой, мой кошелек!
— Сколько там денег было?
— Рублей пять и мелочь.
Я щелкнул застежкой и показал всем нутро бумажника, где синела синяя, пятирублевая купюра:
— Ну, что, будем дальше разбираться, кто взял кошелек, или по домам все пойдем.
— Не, начальник, отпусти нас, о то рук уже не чувствую — заныл потерпевший. — Все, криминала нет, я пошел к себе, дальше сам разбирайся — я кивнул помощнику и пошел в кабинет, надеясь, что в банке из-под кофе осталось хотя бы пол-ложки бодрящего порошка. Домой я приехал на автопилоте, стараясь не уснуть за рулем. Поэтому, когда в моей квартире, ровно в полдень, раздался телефонный звонок, я, из последних сил пытаясь не заснуть, просто продиктовал свой домашний адрес. Деньги еще ночью были спрятаны в подвале моего дома, в деревянной клетушке, принадлежащей моей соседке, которая ей не пользовалась. Сквозь щели в досках было видно, что кроме мусора там ничего нет, а мой замок на двери удерживал от посещения хранилища случайных посетителей. Вот там, под помятым, ржавым ведром лежал пакет с деньгами.
