— Благодарю вас, — будто нехотя сказала Бестужева. — Но я так и не получила ответа на вопрос: а дальше что? Сейчас подлатают, а через год еще где-нибудь кусок отвалится. Мне жить хочется нормально, на люди выйти!
Ну всё, слезы полились. Что-то мне себя жалко стало, дай, поплачу немного. Я-то тут при чем? Чудес не обещал, что могу — сделаю. Впрочем, пора в атаку, рыдания начали затихать.
— Не буду скрывать, Антонина Григорьевна, сифилитический процесс поразил многое в вашем организме, но есть и надежда…
Ну конечно, все слезы — фикция. Ишь, подобралась, голову вперед вытянула. И всхлипывать перестала.
— Я уже вам рассказывала, что перепробовала многое. Наверное, всё, что могли предложить. Не помогло.
— Речь идет о совершенно новом, широкой публике неизвестном. Не буду скрывать, метод лечения радикальный и неопробованный, — вот так, жесткими рублеными фразами, чтобы в мозги впечатались — Но результат… обнадёживающий.
— Я вас слушаю, — вот и голос теперь тот же, глубокий, чуть просящий.
— Мной разработана метода, при которой возбудитель сифилиса погибает в организме.
— Но… его ведь еще даже не нашли! — почти прошептала Бестужева.
— И ничего страшного, — успокаивающе заметил я. — В эксперименте заражение не произошло, способ оказался действенным.
Да, врал я напропалую, но где, извините, я буду ставить опыты? И на какие шиши? Было бы, конечно, неплохо собрать кучку свежих сифилитиков с той же Хитровки, да и жахнуть им серы полные задницы. Но финансы… поют известно что. Вот разбогатею на Бестужевой, тогда и поставим опыты на настоящих добровольцах.
— Я готова. Что надо делать?
— Я сделаю вам инъекцию. Весьма болезненную…
— Да что вы знаете о боли? Нашли чем испугать!
— Хорошо. После укола у вас несколько дней будет лихорадка. Но после нее болезнь прекратится. Вам останется только бороться с последствиями.
— Сколько… времени это займет?
— Неделю, не больше. Но сначала надо сделать лекарство.
— Дайте мне знать, когда. Я согласна.
— Надо будет подписать…
— Что угодно. Я сделаю это. И с оплатой… не беспокойтесь. Вы будете довольны.
* * *
Легко сказать. Во-первых, у Бестужевой говорить о результате можно будет примерно через полгода. Когда не возникнет новых осложнений. Ничего, подождем. К тому времени можно и на обычных больных эксперименты закончить.
А пока надо сделать лекарство. В обычной аптеке. Просто выписать рецепт. Да, смеси такой в продаже нет, но все составные части имеются. То есть мой рецепт в работу примут, и препарат сделают. Мало ли что врач нафантазировал.
Рецептурные бланки у меня есть. Врачебная печать нашлась после того, как я заставил Кузьму отодвинуть кровать и приступить к прополке травы, которая там успела вырасти. В углу и лежало искомое. Пишем.
Эх, как давно я не выписывал вот такие рецепты! Пожалуй, с тех пор как закончил изучать фармакологию в институте. А потом — только готовые формы. Да и аптеку, которая сделает лекарство вот так, по заказу, в двадцать первом веке, наверное, и не найти.
Ладно, ничего сложного. Вот тут число, ничего выдающегося пока. Далее, в отличие от советских рецептов, сразу лекарство. Ну, пожалуйте. Знакомое всем врачам начало, Rp., «возьми». И поехали. Мастерство не пропьешь, особенно если с помощью справочника. Все на латыни, до последней запятой. Серы очищенной мелко молотой две десятых грамма. Масла персикового до десяти грамм. M. D. S. — смешать, выдать, обозначить… Да пусть будет «согласно назначений врача». Фамилия пациента. Допустим, Невстроев, Кузьма, значит. Должен ведь этот пьянчуга хоть иногда быть полезным!
Глава 15
«Москва, 3 января. Возмутительный случай произошелъ въ ресторанѣ г. Пороховщикова „Славянскій базаръ“. Купецъ первой сотни П., постоянно проживающій за границею, будучи въ пьяномъ видѣ, столкнулся на входѣ съ дочерью покойнаго профессора Т. и не принесъ извиненія за грубость. Бывшій тамъ же приватъ-доцентъ Б. вступился за честь дамы, произошелъ инцидентъ. Дѣло разслѣдуетъ полиція».
На обратном пути я купил «Ведомости», пока ехал — прочитал о подготовке к крещенским купаниям, новости из жизни царской семьи. В самом углу второго листа обнаружил и себя. В качестве приват-доцента Б. Похоже у Пороховщикова где-то среди сотрудников прилично так «текло» — иначе откуда репортер чужой газеты смог разузнать наши с Викой данные? Интересно, а кто такой купец П? Александр Александрович ни словом о нем ни обмолвился. Сказал, что полиция занимается.
Несмотря на морозы, все присутствия работали, и я решился на серьезной разговор с Еленой Константиновной — велел кучеру ехать в Хамовники.
— Евгений Александрович⁈ — удивилась мне вдова, кутаясь в шаль.
— Извините, я без предупреждения, но дело срочное.
— Что-то с Викторией? — испугалась Талль. — Где она?
— Закрывает кабинет, посетителей мало, я решил прекратить прием на сегодня. С ней Кузьма.
— Тогда в чем же дело? Давайте пройдем в гостинную.
Я разделся, с благодарностью принял чашку горячего кофе. Добавил молочка, кинул кусочек сахара. И просто ожил.
— Елена Константиновна, вы помните архив мужа, который мне передали после его смерти?
— Разумеется! — вдова тоже решила разбавить свое кофе молоком.
— В нем оказались интересные, перспективные исследования. Я пока только разбираюсь с бумагами, но обнаружил уже несколько идей новых лекарств и методов лечения. Их можно довести до ума, запатентовать и зарабатывать на этом деньги.
— Что же вы от меня хотите? — растерялась Талль.
— Я хочу патенты и привилегии оформить на товарищество. Вас же включить в число учредителей. Как наследницу. Чтобы никто не посмел сказать, что я один наживаюсь на исследованиях профессора.
Вдова задумалась. Тема денег была ей близка. И актуальна, судя по температуре в доме. Топили тут не так чтобы очень. Еле-еле. Вон даже пудель Трикси подувял — лежит дрожит у ног Талль. Скорее всего, тепло держится больше за счет толстых стен, чем за счет отопления.
— Сколько же можно заработать на этих лекарствах? Я про них ничего не слышала! И какова будет моя доля?
— Для меня тоже это стало сюрпризом, — развел я руками. — Хотя многие вопросы мы обсуждали. Сумму доходов сходу не назову. Думаю, речь идет о тысячах рублей, может быть, даже больше. Особенно, если лекарствами заинтересуются иностранцы.
Елена Константиновна ахнула.
— Доли предлагаю распределить так. Треть у меня, треть у вас с Викторией. Она ведь тоже наследница? Ей тоже надо будет выделить пай. А еще треть зарезервировать за полезными людьми. Возможно, кого-то придется взять в число пайщиков. Вы согласны?
— Конечно, согласна! Это очень щедро. Вы… вы вообще могли мне ничего не говорить и… Простите, что я несу! Вы честный и благородный человек! Август бы никогда не выбрал себе в ученики другого.
— Вот и отлично. Тогда собирайтесь, съездим к стряпчему, подадим на регистрацию товарищества.
— А как оно будет называться?
— Русский медик.
— Необычно.
* * *
У стряпчего, которого посоветовал Пороховщиков, все прошло быстро. Вместе с пузатым чернявым армянином по имени Яков Иванович Маргаров мы сходили к нотариусу на соседней улице, подписали необходимые доверенности и документы. Нераспределенные доли товарищества решили пока оставить за мной, меня же вписали в качестве председателя. Уставной взнос тоже полностью на мне — две тысячи рублей. Это деньги из Знаменки, плюс все, что удалось скопить на врачебной практике. Оплатить работу юристов и нотариусов хватит. Даже останутся деньги на собственную, а не университетскую лабораторию. На что-то еще… пока нет.
Затык случился только в момент, когда мы вернулись обратно в офис Якова, и я выложил заявки на патенты и привилегии.
— Увы, привилегия на лекарство действует 6 лет и не продлевается, — Маргарян говорил на русском чисто, лишь изредка прорывался малозаметный гортанный акцент в речи. — За рубежом везде срок действия ограничен датой окончания действия по первому патенту.
