Разоренный и полуразрушенный дом, в котором вы провели детство, —весьма печальное зрелище, знаете ли.
— Но как? Почему? — опешил тот.
Эйлин пожала плечами:
— Это вопрос не ко мне, уважаемый мистер Уэйн. Я там всего лишь прошлась.
Отправив наконец служащего с ответом, Эйлин откинула голову и прикрыла глаза. Так, завтра необходимо быть в Министерстве. Оформление документов, возвращение мэнора. Откуда только они узнали о ней? Хотя времени было немало… Но не могли пригласить заранее, хотя бы за день! Придется отменять занятия. И как теперь быть — бежать и сообщать самой по всем двенадцати адресам? Искорки гнева делали черные глаза Эйлин удивительно яркими, но новая мысль быстро его остудила:
— Эбби! Северус!
И вскоре дети отправились по ученикам, Эбби с Ричи — к тем, кто жил по одну сторону улицы, а Северус — к тем, кто по другую и подальше. Благо, дальше четырех кварталов идти не надо.
Эбби откровенно не хотелось к Эвансам, так что она оставила их дом напоследок. Может, Северус догонит, и они зайдут вместе?
«Увы, видимо, брата заговорил кто-то из взрослых», — подумала она, нажимая звонок.
И заодно вспомнила что-то сверкнувшее под рукой Лили сегодня, когда она «замуж за Севера собралась, мелочь пузатая», — фыркнула Эбби про себя. Но не может ли это значить, что Лили — волшебница, как и они?
Передавая старшим Эвансам информацию от матери об отмене занятий и ее извинения, Эбби посматривала на Пэт и Лили, непривычно тихую и скромную. Девочки вышли проводить ее до калитки, и на расспросы Петуньи о том, что же произошло, не выдержала, шепнув ей:
— Мама получила наследство, завтра нужно все оформить. Только не болтай!
Пэт кивнула (Абигайл знала, кому можно доверять секреты!), но уперлась глазами в широко распахнутые зеленые очи Лили.
— Эбби… — прошептала Лили, — клянусь, я никому не скажу, но… Эбби, вы же не уедете? Пожалуйста, Эбби… — глазищи становились все шире и, кажется, на них снова набегала влага.
— Еще никто никуда не собрался! Убери сырость!
Но Лили так вцепилась в ее руки, словно они уже уезжали, а она могла удержать. Эбби попробовала шагнуть и чуть не упала — сестры Эванс едва успели поддержать. Внимательно посмотрев на собственные ноги, Эбби обнаружила, что подошвы туфель практически слились с асфальтом…
— Ой, прости… Это я опять виновата, — прошептала Лили.
И Абигайл, наконец, узнала от обеих сестер, сколько странностей в последнее время возникает вокруг новой маленькой колдуньи.
«Придется все объяснять», — подумала она.
Три девочки и одна собака в пятый раз повернули от дома Принс-Снейпов в сторону дома Эвансов. Лили внимала, широко открыв глаза (и даже иногда — рот). Наконец-то она начала понимать, что с ней происходит, за что была так благодарна этой замечательной девочке. Ведь правда, у Северуса просто отличная сестра. Как же она сразу не поняла!
— Эбби! Девочки! Уже поздно, почему вы не идете домой? — торопливо выскочила на улицу Эйлин.
— Да вот мама, новая колдунья у нас появилась, — обрадовала ее дочка прямо через невысокий заборчик.
— Подождите немного, — миссис Принс быстрым шагом прошла куда-то в глубину дома.
К общей компании присоединилась Эйлин… Что-то повесила рыженькой девочке на шею, и они продолжили путь.
Сентябрьские сумерки все же разлучили этот спонтанный кружок по интересам: женщина с девочкой о чем-то тихо переговариваясь, шли домой, их, к общей радости, догнал черноволосый мальчик, и они наконец зашли в палисадник и закрыли калитку. Постороннему взгляду было незаметно, как мальчик провел над ней рукой, а его мать — палочкой, спрятанной в рукаве. Какими бы ни были новости, детям надо соблюдать режим.
Эйлин пила чай, глядя в окно, и грустила. Уоллис, так и оставшийся без ее ответа (и без близости тоже, в свете последних событий ей было вообще не до мужчин), снова ушел в плавание. А Далтона она оттолкнула сама, боясь не сдержать обещание, данное моряку. Хотя ей самой было очень стыдно перед молодым ученым: сколько он для нее сделал, а она… В конце концов, что это у нее за странная тяга к маглам?
Интересно, появится ли Далтон, когда узнает про ее наследство? И как поведет себя?
Эйлин вспоминала себя в юности: угловатую, некрасивую, с резкими чертами лица и длинным носом. Недалекую и ленивую. Пара приятелей и ни одного поклонника, десяток тех, кто называл себя ее подругами, — и где они все? Хотя… какой она была, вполне можно их понять.
Неужели ей надо было пережить все это, чтобы измениться в лучшую сторону?
Она смотрела на свою жизнь и сравнивала ее сначала с бестолковым барахтаньем в холодной воде, а потом она тонула, но, оттолкнувшись ото дна, вынырнула в теплых и мягких волнах возле прекрасного пляжа. О да, она научилась «держаться на воде», — кажется, так это когда-то называл отец. Отец…
Сейчас в нее вполне серьезно влюблены двое… У нее свой дом, прекрасные дети, подруга, бывший муж, нынче — друг. Удивительно. Магловский мир дал ей больше, чем все, на что она могла рассчитывать в волшебном. А теперь придется возвращаться — ради памяти родителей, а главное — ради детей. Как-то это будет?
* * *
В Министерстве с Эйлин Принц (фамилия была восстановлена, развод принят, сын записан на фамилию матери) запросили… оплату за охрану собственности! Кто бы мог подумать… Эйлин усмехнулась — как бы она попала впросак, если бы ни разу там не побывала. Оплату. Перед глазами встал разоренный дом, а в груди медленно поднималась холодная ярость, и она дала себе волю. Медленно изогнула бровь…
Я? Вам? Должна?
Выбитых окон два десятка не желаете? Или осыпавшихся лестниц? Милости прошу.
Остатки библиотеки, чтобы до свалки донести, не угодно ли? А может, разбитые детские игрушки, чтобы обнять и плакать? Может, вам понравится, откуда я знаю?! Вы, да, господин председатель, вы лично или кто-либо из присутствующих видели мэнор и дом?
Том Марволо Риддл-Гонт (в перспективе Певерелл, а может быть, даже Слизерин) смотрел и наслаждался. Он только что узнал, как скандалят истинные леди, и это было… великолепно.
Хрупкая женщина с аккуратно прибранными черными, как вороново крыло, волосами, чуть отливающими серебром, не кричала, что вы. Не шипела, не истерила, не размахивала руками, не гримасничала… Идеально прямая спина, гордая посадка головы, невозмутимое лицо. Но каждое ее слово, сказанное совершенно спокойным голосом, словно вгоняло ледяные гвозди прямо в
