Но реакции не последовало. Мужчина не шевелился. Тогда Султыг помортел на Мусу, мотнул головой в сторону пещеры и что-то сказал ему на своем.
Юноша побледнел, мне показалось, что его губы задрожали. Он отрицательно замотал головой.
Лицо Ямазова исказилось гневом, он перешел на русский, видимо ожидая, что племянник устыдиться своего поведения.
— Иди посмотри, я сказал!
Тот сделал неловкий шаг, споткнувшись, чуть не упал.
— Султыг Ямазович, Муса, всё нормально. Я пойду.
Я, всё ещё держа винтовку перед собой, подошел ко входу в пещеру и заглядывая через лежащего спросил:
— В пещере есть, кто живой?
Мужчина лежал ко мне спиной. Может спит? Поэтому я легонько ткнул его дулом. Его тело от толчка безжизненно перевернулось на спину. Глаза и рот его были приоткрыты, на губах была немного запекшейся крови.
— Я сразу понял, что он мертвый, — услышал я за спиной голос Мусы. В следующее мгновение он отвернулся, потому что его замутило.
Султыг почти зарычал, выговаривая что-то не членораздельное на своем языке. В его глазах сверкали молнии. Стало понятно, что он требовал от племянника собраться. И взять себя в руки.
Я заглянул дальше и увидел еще одно тело лежащее позади первого.
На их руках синели зоновские татуировки, и можно было предположить, что это те самые беглые.
— Там за ним ещё один, — я повернулся в сторону спасателей и сообщил своим спутникам, — Гибарян! Костя! Ты здесь? Откликнись! Это Илья Бурцев.
Но ответа не последовало.
— Что бы залезть посмотреть нужен фонарик и этого нужно оттащить.
Султыг опустил винтовку, но приближаться не стал. Он стоял с таким видом, что было понятно, что он не собирается пачкать руки об этих…
В его глазах я прочел попытку сравнить Мусу со мной и противопоставить нас друг другу. В каком-то смысле мы представляли молодое поколение двух разных миров и мировоззрений. Он сравнивал будущее своего мира с будущим моего.
Мы оба, с Султыгом Ямазовым, были люди способные жить и работать в суровых северных условиях. Оба имели высшее образование, судя по его речи. Родились и выросли в одной стране. Но однозначно жили в разных мирах.
Разница между нами была в том, что для меня, общая, коллективная цель, была выше любых личных амбиций и желаний.
Моя задача была не только найти золото для моей страны, но и сохранить его. Не дать разбазарить.
Ямазову же такое видение мира совершенно не нравилось. Он и такие как он не признавали ничего коллективного, общего. Только личные цели и интересы. Только деньги.
Он видел во мне реального конкурента, опасность, угрозу будущему его мира. Если я окажусь сильнее Мусы, то его мир начнет проигрывать.
Он считал меня врагом племянника. И внимательно наблюдал за тем, как я себя веду. Себя он ставил выше. Над схваткой.
Но я и не собирался состязаться с Мусой в чем либо. Он был младше меня и поэтому не интересен, как соперник.
А вот Султыга, я считал вполне достойным для себя оппонентом. И его высокомерие в какой-то степени играло мне на руку.
Я снова повернулся к телам, лежащим на входе в пещеру.
— Это те самые? — подошел сзади Степан
— Непонятно, но другим тут неоткуда взяться.
— Давай помогу вытащить этого, — он снял рюкзак и оружие и пролез на животе внутрь пещеры потому свод входа составлял сантиметров семьдесят в высоту.
Я тоже поставил винтовку на предохранитель. Подошли Андрюха и Владимир.
Взявшись за руки и за ноги мы не без труда вытащили этих двух мужчин.
— Там дальше большой зал. С дырой в потолке. Отличная вентиляция для дыма. Даже следы костра есть, не знаю чем топили. Консервные банки валяются. Вот их вещи, больше людей там нет, — сообщил Степан, указывая на два рюкзака в своих руках.
Гунько присел и обыскал их карманы. У первого не нашлось ничего кроме спичек и пачки с двумя сигаретами, а вот в нагрудном кармане второго нашелся один из листков, вырванный из журнала разведки Гибаряна.
— Так, что и требовалось доказать. Это те самые. Вот, — он помахал листком, — это из дневника Гибаряна. Недостающие листы из журнала, который мы нашли с Куницыным в месте последней стоянки.
Он порылся в карманах штанов и курток.
— Где-то должны быть еще. Это не все.
А увидел, как вспыхнули интересом зрачки Ямазова. заметив, что я смотрю на него, он вместо того чтобы стушеваться встал и подошел к Гунько.
— Ну-ка, дай.
Гунько протянул ему листок. Ямазов уставился в столбики с цифрами и ничего не мог разобрать. Он посмотрел в мою сторону и протянул бумагу мне.
— Ты что-нибудь в этом понимаешь?
Конечно понимаю, но вряд тебе об этом расскажу. Я хмурил брови, делал вид, что усиленно пытаюсь разобраться в написанном потом протянул ему листок обратно.
— Нет. Цифры какие-то. Я не знаю, что они значат.
Ямазов с сомнением внимательно посмотрел на меня, помахал сложенным вчетверо листком, будто что-то хотел прокомментировать, но потом передумал. Он вернул его Гунько и отошел в краю плато осматривая что-то под ногами.
— Судмедэксперта бы, — задумчиво сказал Степан.
— Ну где я тебе возьму здесь на горе судмедэксперта? — пробормотал Гунько копаясь в рюкзаке одного из беглых.
— Николай Прокофьевич, посмотрите, — он указал на синяки на шее у обоих, — сдается мне, что не своей смертью померли беглые зеки.
— Где? — Гунько подошел посмотрел и задумчиво произнес, — мда. Красиво, может они друг друга?
— Мне, кажется так не бывает чтобы оба одновременно друг друга придушили, — встрял в разговор Андрюха.
— Может их Костя Гибарян? Нет? — он увидел мой осуждающий взгляд, — Бурцев, я просто предположил. Я не знаю, кто их придушил. И придушил ли. К тому же, это не наше дело, в конце концов.
— А что с телами делать будем? — спросил Степан
— У кого фотоаппарат. Сфотографируем тут всё, насколько можно подробнее, а потом похороним их.
— Похороним?
— Ну не потащим же мы всемером два трупа по горам? Передадим правоохранителям, а им если надо то пусть они присылают вертолет и эксгумируют.
Он закончил с первым рюкзаком и взялся за второй.
— Да и потом, хоть они и зеки, но все же люди прежде всего. Не по-людски их тут оставлять, дикие звери тут водятся.
— Понятно, вот фотоаппарат, Николай Прокофьевич — Андрей протянул его Гунько.
— Я не умею, для судмедэкспертизы. Вы же, спасатели, чаще такие картины наблюдаете, сфотографируй как-нибудь поподробнее.
— А вам не кажется странным, что мы их оружия не нашли? — спросил я у Гунько и заметил, как у Ямазова вытянулась шея, видимо ему хотелось получше расслышать, то о чем мы говорим.
— Что же тут странного, Степан правильно заметил: придушили их пару дней назад, все ценное забрали и ушли.
— Кто придушил?
Гунько перестал рыться в рюкзаке повернулся ко мне и закурил.
— Откуда же мне знать, Бурцев? Если у них и было золото Гибаряна, то сейчас его нет. И сдается, мне что мы толком и не узнаем. Давайте с фотографией поскорее.
— Если прислушиваться к моему мнению, — сказал Володя, — их убили не пару дней назад а ночью.
— С чего это ты взял? — Гунько выпустил облако дыма.
— В мед.училище учился, до армии. Есть такое понятие: трупное окоченение называется. Эти, конечно, уже остыли, но если бы пару дней назад всё было, то они были бы жесткими, как деревяшки.
— Ну может быть. Я не специалист в этих вопросах.
— Странно, все это.
— Что тебе странно Бурцев?
— Странно появление беглых в районе, где мы проводили поиски. Странно, что листок Гибаряна мы нашли, а другие его вещи нет. Странно, что мы пошли через гору, изменив маршрут.
— А мне странно, что ты строишь из себя чёрти кого. Ты что какие-то большие прииски открыл, месторождения, заводы построил? Что ты строишь из себя члена-корреспондента Академии Наук? Может быть у тебя какие-то Научные исследования и прорывы имеются? Что-то из себя строишь следователя? Пока ты, Бурцев, Полный ноль. А золото которое у тебя нашли в рюкзаке…Те три килограмма…
