После десантирования, я вновь подошел к бойцам. На этот раз с вполне практичным интересом. Раз уж я должен что-то сказать Алкснису по конструкции самолетов для десанта, не проще ли узнать у самих десантников, чего им не хватает? Так и поступил. Сразу мне ответить не смогли, но пообещали написать свои предложения и передать их письмом. Продиктовав свой адрес, с чувством выполненного долга и новых впечатлений я покинул небольшой хутор Клочково, где проводилось мероприятие.
Домой вернулся в тот же день поздним вечером. И через три дня уже шел к Михаилу Ефимовичу — со своим набросками для статьи и намерением спросить у него, стоит ли мне принимать предложение Говорина.
Глава 18
Август 1930 года
— Ну наконец-то мы увиделись! — такими словами встретил меня Михаил Ефимович.
— Что поделать, дел навалилась целая куча, — развел я виновато руками.
— Понимаю, но все же… все же… — укоризненно покачал он головой. Однако долго заострять внимание на моем длительном отсутствии не стал, тут же перейдя к делу. — Ну, показывай. Что у тебя получилось?
Я достал тетрадь, в которой записал черновой вариант сравнения промышленности Франции и СССР, а также условий жизни.
— Предварительно, там почти так же, как в Германии, — сказал я.
— Это я и своими глазами увидел, — кивнул журналист. — Только у них словно позже все началось.
— Это так, — согласился я с Кольцовым. — Даже примерно понял, почему.
— И почему же?
— Репарации от Германии после империалистической. Плюс — они долго являлись кредиторами для других стран. Но последнее сейчас наоборот, усиливает их кризис. Долги им не отдают — у заемщиков самих проблемы с финансами, а новых поступлений из других источников тоже нет. Ну и их предприниматели стали сбегать из страны. Пока что это лишь отдельные люди и больше мелкие частники. Им хуже всего пришлось, — Кольцов согласно кивал моим словам, — вот тут вы написали, что увидели много закрытых мелких лавок. И вот ответы на ваши вопросы некоторых французов, — указал я на то, что Михаил Ефимович передал мне для работы над статьей.
— Все так. У меня схожее впечатление появилось.
— И кроме того, у них проблемы с продовольствием начинаются. Вы вот здесь написали, — ткнул я пальцем в листки, что передал мне Кольцов, — что треть булочных закрыты. Здание есть, вывеска осталась, а не работает. Иного вывода я не вижу — похоже, очень скоро они начнут завозить к себе продукты. Если уже не начали.
— Да. Скорее всего, так и будет.
— И вот тут как раз идет сравнение с нашими колхозами, — показал я на свою часть статьи, — у нас-то продуктовая проблема постепенно решается. И зерна больше в прошлом году собрали. И сейчас я работаю над созданием контейнерных перевозок, которые позволят оперативно вывозить зерно и другие продукты, а не давать гнить им на складах и в элеваторах.
— Вот как? — удивился Кольцов. — Хорошее дело. А можешь подробнее об этом? Тоже добавим в статью, надо же нашим людям знать, что правительство делает для улучшения их жизни. Да и тебе наверное тогда легче будет?
Идея Михаила Ефимовича мне понравилась, и я тут же при нем добавил пару абзацев о будущем введении системы контейнерных перевозок.
Закончив с этим делом, я перешел к идее Говорина.
— Создать контролирующий писателей и других творцов Союз? — задумчиво почесал подбородок мужчина. — Думаю, это не очень хорошая идея.
— Почему? В партии ей многие обрадуются.
— Это-то понятно, — с досадой махнул он рукой. — Но посмотри на минусы: резкое снижение качества текста — раз. Если все будут «гнать» одно и то же, восхваляя правительство и партию, это быстро надоест читателю. Возможен обратный эффект — два. Люди ведь не идиоты. И одной пропагандой их не только не переубедить, и ничего не доказать, как бы отвращение и раздражение такие книги не вызвали. Ну и сведение счетов между писателями, которое никуда не денется, перекинется во власть. Это три. Если в начале подобный «союз писателей» и даст тот эффект, о котором ты говоришь, то в долгосрочной перспективе лишь вред принесет.
— Но тенденция такая есть? — уточнил я. — Если не я такое предложу, найдется ведь и другой «сообразительный»?
— К сожалению, тут ты прав, — вздохнул Михаил Ефимович.
— И как тогда поступить? Махнуть рукой и пустить на самотек, или все же создать «союз»? Но со своими условиями?
— Думать надо, — буркнул Кольцов, которому эта тема не нравилась.
Не став развивать ее, я попрощался с Михаилом Ефимовичем и вернулся домой. Однако этот разговор не оставлял меня. Похоже, в одном Илья Романович был прав — партия пытается подмять под себя всю интеллигенцию. Пока это не приобрело системный характер, но раз уж два совершенно разных человека согласны в одной и той же оценке, это лишь вопрос времени. Цензура неизбежна. А теперь вспомним, была ли она в моем прошлом мире?
— Была, — вздохнул я. — Но «мягкая». С запретами определенных тем и возрастным цензом.
Получается, и тут нужно сделать нечто подобное? Не скажу, что та цензура из моего прошлого как-то сильно ограничивала творцов. Лишь направляла их, как русло реки. Ну и давала по рукам тем, кто берега этого «русла» теряли. Действительно, здесь есть над чем подумать, прежде чем идти с такой инициативой «наверх».
До конца недели я отдыхал. Даже удивительно. Успел и с Борисом покататься на лодках наперегонки и пару партий в «героев» сыграли. С Катей раз виделся — просто прогулялись по набережной. Она рассказывала, как провела лето. Теперь она комсомолка, так что на лето ее озадачили помощью одному колхозу, как и еще семь ее одногруппников. Спросил, как теперь там дела обстоят. Оказалось, все в целом нормально. Колхозники бухтели на власть, но отмечали, что распределение урожая обещает быть справедливым. Надеюсь на это. Если у них председатель нормальный, то так и будет. Если нет… тут возможны варианты. Но главное — разворачивающиеся станции МТС реально помогали. Только техники у них было еще мало.
— Видела одну машину интересную, — делилась девушка, — спереди — ну чистый мотоцикл, а сзади — будто грузовик, представляешь? На нем мешки перевозить — одно удовольствие.
Чуть подробнее расспросив ее о диковинной машине, понял, что это мотороллер типа «Муравей». Не прошла моя заметка в журнале Кольцова мимо наших людей! И как быстро воплотили-то!
Но отдых заканчивается и тут я решил завершить его сам. Было удивительно, что мне дали столько свободного времени. Неужели Ян Эрнестович еще не проверил мой черновик? Понимаю, у него много работы, но спрашивать за выполнение создания системы перевозок с помощью контейнеров будут не с него, а с меня. Эта мысль и побудила меня отправиться в наркомат путей сообщения.
— Вы кто? — был первый вопрос, который мне задала незнакомая женщина за столом секретаря перед дверью наркома.
— Сергей Огнев. Сообщите товарищу Рудзутаку, он меня знает.
— Он больше здесь не работает, — еще сильнее огорошила меня женщина, просверлив недовольным взглядом.
— Как? А где он теперь?
— Идите в комитет по химизации народного хозяйства, — был мне ответ.
После чего, посчитав свою миссию выполненной, женщина продолжила писать что-то в бумагах, что лежали перед ней и от которых я оторвал ее своим приходом.
Блин, и что теперь делать? Искать Яна Эрнестовича? А есть ли смысл? Может потому он мне ничего и не ответил, что посчитал, что теперь не имеет к перевозкам никакого отношения? И если да, то мне как быть? С новым наркомом путей сообщения знакомиться? Выходит так. Во всяком случае, это быстрее, чем искать Рудзутака.
— Вы еще здесь? — заметила секретарь, что я никуда не ушел.
— Да. Раз Яна Эрнестовича нет, сообщите новому наркому о моем приходе.
— С чего это? — фыркнула дама. — Здесь не проходной двор. Если вы знакомы с товарищем Рудзутаком, то и разговаривайте с ним. А Моисей Львович — человек занятой.
