Мы набросились на них со всех сторон. Сам я разрядил крикет, попав одному из всадников в кирасу, но лишь по касательной, так что он удержался в седле. Послышались одиночные выстрелы с разных сторон, я видел, как одного из противников буквально вынесло из седла тяжелой мушкетной пулей.
Кавалеристы, однако, тоже огрызались пистолетными выстрелами. Весь коридор затянуло едким дымом, в котором даже свет факелов давал видимость лишь шага на два, а дальше лишь метались во мгле темные фигуры. Пикинеры встали на смерть, но уже одна лишь последняя шеренга удерживала конных от того, чтобы вырваться на простор и начать теснить нас со всех сторон.
А со стороны луга на помощь им уже бежала с отчаянным криком пехота.
Ружья на стене снова грохнули, на секунду озарив кровавую сечу внизу, но эти выстрелы, большая часть которых наверняка ушла в молоко, не могли.
Орденские полки двигались к нам бегом. Командующий наверняка бросил на нас все силы. Несколько сотен тренированных солдат против едва сотни смертельно уставших людей, большая часть которых еще недавно не знала, с какой стороны у меча рукоять.
В какой-то момент я оторвался от своих, забежав вперед, и на меня из дымной кислой мглы выскочил спешившийся всадник в помятой кирасе, без шлема и с палашом наголо. Глаза его были совершенно безумными. Это был уже не человек, это было что-то вроде чернолесской нежити, умеющей только убивать, и не задающейся вопросом, зачем ей это нужно. С громким ревом он бросился на меня, норовя разрубить палашом надвое, несмотря на мою кирасу.
Я увернулся от мощного удара, пропустив врага вперед и попытавшись ударить его крикетом в голову. Тот, однако, оказался тоже не промах — вовремя наклонился, поднырнув под мою руку, и едва не воткнув мне свое оружие под кирасу.
Завязался поединок, в котором мне приходилось тяжелее, так как для фехтования крикет предназначен не был, а другого оружия я не имел.
Приходилось уворачиваться, финтить, искать брешь в обороне врага, одновременно следя за тем, чтобы никто из верховых не рубанул меня сверху и не затоптал конем.
Наконец, изловчившись, я поймал замешкавшегося врага в ловушку, и мой крикет вонзился кровожадным лезвием прямо в его шею. Кровь брызнула, словно вино из прорванного бурдюка, а я перешагнул через рухнувшее тело и бросился к своим.
Бой превратился в кровавый кошмар, где все вокруг от стены до стены было залито кровью — человеческой и лошадиной. Порой было трудно разглядеть, кто и кого режет. Несколько лошадей, оставшихся без седоков, в ужасе метались в узком коридоре, усиливая хаос, и без того невообразимый.
В какой-то момент казалось, что наш строй прорван окончательно, и вот-вот начнется полное истребление. Однако потом ряды всадников дрогнули — их оказалось слишком мало, чтобы смять нас и задавить.
Один за другим они начали впадать в панику и пытаться вырваться из западни, в которую превратился коридор. Нескольким это удалось, и они с криком унеслись назад в пролом, готовые смять наступающие ряды пехоты. Прочие стали добычей пик и алебард.
Но нам это далось слишком дорогой ценой. К тому моменту, когда последний из всадников исчез в проломе, на ногах оставалось едва ли человек сорок, жиденькая кучка людей, залитых своей и чужой кровью, едва стоящих на ногах.
Барриан лежал на земле с головой, раскроенной конским копытом. Макс, стоял рядом со мной с перекошенным от ярости лицом, стирая кровь, заливавшую его единственный глаз. Последние оставшиеся в живых готовились к решающей схватке. Судя по шагам и крикам снаружи, у нас оставалось не больше минуты. Видимо, на то, чтобы попрощаться друг с другом.
И вдруг мы услышали, как на другой стороне луга глухо грохнула пушка, а за ней — другая. Сперва этот звук поразил меня своей неуместностью.
Зачем они стреляют? Хотят сделать пролом еще шире? Но чего ради? Ведь здесь и так вполне достаточно места, чтобы войти и перерезать нас.
А затем со стороны стены, уже ближе, послышался воющий свист, а вслед за ним — крики ужаса и отчаянная брань. Я узнал звук — это хлестнула по пехоте картечь. Но это была не наша пушка, которую еще не успели перезарядить. Это точно были орденские пушки.
Что они делают? Что вообще происходит?
Неясные силуэты во тьме впереди заметались, сломав строй. Кто-то бросился назад, часть рассыпалась по лугу, другие побежали вперед, к стенам, чтобы хотя бы укрыться от следующего залпа. Мы с Максом недоуменно переглянулись. И тут я заметил, что все, кто еще стоял на ногах, смотрят на меня с недоумением и суеверным страхом.
— Это снова ты как-то сделал? — задал Макс вопрос, вертевшийся, видимо, у всех на устах.
— Нет, ты чего? — я помотал головой. — Каким образом?
— А каким ты бомбарду взорвал? — спросил Макс. — Тут чему угодно теперь не удивишься.
Ответить ему я не успел, потому что в проломе возникло несколько людских силуэтов. Мы приготовились встретить их остриями пик, но те не торопились идти в атаку. Потерявшие строй и ошалевшие, они ждали, пока подойдет больше людей, разбежавшихся по лугу.
Постепенно их и в самом деле становилось все больше, но пока еще подавляющего преимущества на их стороне не было. Я спешно перезарядил крикет, готовясь выпалить, когда они подойдут ближе. Макс натянул тетиву арбалета. Драгун в окровавленном разорванном мундире рядом со мной, чертыхаясь, загонял шомпол в дуло пистолета.
И тут со стороны луга послышался топот марширующего в плотном строю отряда. Враги приободрились, некоторые из них бросились назад, чтобы провести в темноте подмогу прямо к пролому. Мы стояли, не шелохнувшись.
Из-за стены грянули сперва одиночные выстрелы, а затем залп.
Несколько из стоявших в проломе солдат повалились на землю, другие отпрянули в нашу сторону, заметались, а затем стали один за другим бросать оружие и поднимать руки вверх. Они сжались в нестройную толпу, словно стадо овец, ошалело глядя на нас.
Вскоре в проломе показался первый ряд наступающего строя. Это не были орденские солдаты — хуже вооруженные, в кожаных бригантинах, они шли не очень уверенно держа строй. Зато у них было знамя, и едва я разглядел его в мелькающем свете факелов, то едва не прослезился: белый щит на синем поле. Придуманное Сергеем знамя Кернадала.
* * *
Пленные сидели посреди небольшой площади перед ратушей, с руками, связанными за спиной. Один из кернадальских солдат деловито снимал с них шлемы и кирасы — они больше пригодятся нашим.
Мы с Ксай и Морионе стояли чуть поодаль. Капитан был весьма доволен.
— Артиллерия! — проговорил он, воздев палец к небу. — Огромное дело! Вы тут видал, что пара бах-бах сделать можно! Настоящая победа! Превосходно!
Я хлопнул его по плечу, сжав его сильно ладонью.
— Вы появились чертовски вовремя! — произнес я.
— А кто молодец? — спросила сияющая от гордости Ксай. — Все я! Я же сразу поняла, что добром это дело не кончится, и придется вас тут спасать. Но раздраконить их ты мне запретил, хотя это было бы проще и быстрее. Вот я и рванула в Кернадал, едва ты из ставки уехал. В драконьем облике, естественно.
Я взглянул на нее с легким укором.
— Не волнуйся, никто не видел, — ответила она на немой вопрос. — Я в лес сперва пошла, а оттуда уж взлетела. Хорошо, что капитан сумел быстро к походу подготовиться, а то опоздали бы.
Я взял ее за руку и сжал легонько, не зная, как выразить свою признательность. Ксай чуть смущенно улыбнулась.
— Ну, а уж захватить пушки и начать палить по наступающим — это идея капитана, — добавила она. — Мы тут несколько часов в засаде просидели, выжидая момента. Вылезли бы раньше, они бы нас разбили, маловато нас, все-таки.
— Что же, капитан, выходит, в Кернадале теперь есть армия? — спросил я Морионе.
— Так есть, — важно кивнул капитан. — Не очень великий, но вполне надежный. Вот и в бою имел быть.
— Что ж, тогда вам и быть ее главнокомандующим, — сказал я. — Меня тут обещали графом Кернадальским пожаловать, пойдете графской гвардией командовать?
