Нелидова отмочила фортель, который я совершенно от нее не ожидал. Все время наших отношений она демонстративно не лезла в мои дела, не пыталась проталкивать чьи-то интересы или как-то иным образом торговать влиянием. Меня это более чем устраивало, в ином случае построить отношения у нас бы просто не получилось.
И вот неожиданно несколько дней назад Варвара пришла ко мне и попросила принять одного «очень достойного негоцианта», желающего поучаствовать в строительстве планируемой ветки от Луганска до Царицына. Дело — как, впрочем, и вообще все, что было связано с железными дорогами в империи подобно какой-нибудь нефтяной отрасли в будущем — ожидалось выгодным, так что желающих поработать с господрядом было более чем достаточно. Мы потихоньку выходили из кризиса 1846–1847 годов, строительство железных дорог вновь начало наращивать темпы, в отрасль опять потянулись частные деньги.
Ну и естественно мне хватило буквально нескольких часов, чтобы узнать всю подноготную несложной в общем-то интриги. Данный негоциант — французского подданства, что делало ситуацию еще более отвратительной, и подводило теоретически под совсем уж тяжкие статьи Уложения о наказаниях — банально авансировал Варваре двадцать тысяч рублей с обещанием выдать еще столько же после заключения подрядного договора с РЖД.
Сорок «косых» были в эти времена, конечно, более чем солидной суммой — примерно два-три миллиона долларов в ценах 21 века если через золото переводить — но не в том случае, когда личные капиталы твоего мужа тянут на хренов миллиард рублей! Уж подкинуть тысчонку-другую на карманные расходы я всегда могу. Да и самой Нелидовой «по должности» как супруге императора было положено «жалование» от Дворцового ведомства. Триста тысяч рублей в год, на секундочку, огромные деньги, уж экономить на спичках и заколках при таком содержании точно не придется.
Тут, наверное, нужно сделать небольшое отступление и погрузиться в вопрос финансов императорской династии более глубоко. Как уже упоминалось, у меня имелось «три кармана» под рукой. Государственная казна, которая мне теоретически не принадлежала, хоть большинству предыдущих императоров это совсем не мешало периодически запускать туда свою клешню. Ну а что? У нас же самодержавие, кто может запретить?
Потом имелись активы и имущество, проходящее по Министерству двора. Это были средства, которые принадлежали не лично мне, а как бы человеку, занимающему должность императора всероссийского. В случае если бы завтра в стране произошел переход от монархии к республики эти деньги отошли бы государству, поскольку отделялись от общей казны именно на содержание императорской династии.
Ну и третьим кошельком были мои личные средства. То, что я получил в свой карман из дворцового ведомства — я как император по закону получал пятьсот тысяч рублей ежегодного содержания, которое полностью отправлял на благотворительность, тут упрекнуть меня в чем-то было достаточно сложно — плюс все мои сбережения, акции, ценные бумаги, доли в предприятиях, движимое и недвижимое имущество как непосредственно в России так и за ее пределами. Теоретически — очень теоретически, конечно — при упразднении монархии эти деньги все равно остались бы моими. На практике естественно все бы зависело от способа смены строя, если брать французский вариант или наш большевистский, понятное дело, никто бывшему императору ничего не оставит, тут бы голову сохранить за счастье, но я все же надеялся, что сделал достаточно для исключения подобного исхода из списка вероятных.
Так вот нас интересует именно «второй кошелек» — деньги Министерства двора. Надо сказать, что это ведомство за прошедшие двадцать лет трансформировалось чуть ли не сильнее, чем любое другое в империи. Как было раньше? Удельное ведомство — при том, что формально имело статус департамента даже, а не министерства — было фактически государством в государстве. Земли и имущества отнесенные сюда делились на округа, деньги, собираемые на местах, по длинной цепочке шли наверх, по пути теряя кусочки, прилипающие рукам чиновников. При этом удельные крестьяне жили заметно лучше помещичьих, платили оброк за пользование землей и не платили подушное. То есть с точки зрения именно империи — все это представляло собой здоровенную черную дыру, в плане налогообложения.
При этом из-за плохого администрирования и постоянных бесконтрольных трат императорской фамилии — не секрет, что бабка Екатерина скупала бриллианты натурально килограммами, а картины — сотнями штук — удельное ведомство постоянно находилось в долговом кризисе и требовало дофинансирования из госбюджета.
Крестьянская реформа 1829 года повлияла на относящихся к удельному ведомству землепашцев — а их на момент освобождения насчитывалось порядка 600 тысяч душ — даже больше, чем на остальных. Повсеместно были созданы коллективные предприятия — такие себе кооперативы — в которые я в лице Дворцового министерства вкладывал землю и кое-какие дополнительные средства, крестьяне вкладывали свой труд, а прибыль в виде товарного зерна на выходе делили условно пополам. Каждый подобный совхоз фактически стал такой себе независимой хозяйственной единицей, что позволило отказаться от обслуживающих систему чиновников. Теперь вместо идущего по цепочке вверх оброка бухгалтерия такого предприятия просто несла заработанные деньги на общих основаниях в банк. Тем самым коррупционная составляющая хоть и не была уничтожена полностью, но вот ее масштаб снизился неимоверно.
И на эти средства Министерство двора выплачивало содержание Романовым, обслуживало дворцы, выдавало зарплату прислуге, отсюда же финансировался ЕИВ личный охранный батальон и проводились прочие траты. Отсюда же брались средства на обязательную для императорской семьи благотворительность, на подарки и прочие «протокольные» траты.
Большим ударом по доходам министерства двора стало мое решение начать платить налоги в том числе и с кабинетских земель. С другой стороны — было бы странно эти налоги не платить: подушное отменили, оброк вместе с созданием совместных хозяйств автоматически ликвидировался, не могут же теперь хозяйственные единицы вовсе никаких отчислений в казну не делать, это было бы неправильно идеологически.
Да, это было своего рода перекладыванием денег из кармана в карман, экономического толка имелось не много. Зато много в этом было пропаганды. Мол, если даже император платит налоги, то всяким помещикам даже поднимать подобную тему — зазорно. Заодно и церковь — отделенную от государства — подвели под общую систему налогообложения. Больших владений у долгополых еще со времён бабки Екатерины не имелось, но тут важен был сам принцип. Ну а на какие-то особо затратные проекты я лучше попам в ручном режиме денюжку выделю, послушнее будут.
Общий же годовой доход удельного ведомства к середине 1840-х составлял порядка шестнадцати миллионов рублей с учетом доходов от всех предприятий и ренты с ценных бумаг. На дворцовые финансы резко положительно повлияло уменьшение количества великих князей и княгинь на содержании. Александр погиб, Константин исчез, Михаил уехал в Грецию, девочки вышли замуж и были автоматически «сняты с довольствия». Только эта великокняжеская пятерка обходилась в миллион рублей ежегодно.
С другой стороны, мною были зарублены на корню всякие «обходные» привилегии этого ведомства, для которого, например, импорт предметов роскоши из-за границы был беспошлинным. Ну или обмен ассигнаций на серебро — до реформы с жесткой привязкой, во времена плавающего курса — по самому выгодному курсу. Глупость полнейшая — деньги так или иначе остаются в руках императора, а вот изжогу вызвать подобными мелочами — легче легкого.
Глобально большая часть зарабатываемых дворцовым ведомством средств уходила обратно в оборот и тратилась на повышение производственных мощностей удельных совхозов. Удобрения, техника, постройка школ и фельдшерских пунктов. Библиотек, мелких промышленных предприятий. На подобного рода операционную хозяйственную деятельность уходило примерно десять миллионов рублей из шестнадцати.
