– Птахина Елизавета Дмитриевна, так? А вы, молодой человек, кто будете? В списке вас нет.
– Барятинский Михаил Фёдорович, – произнёс я. – Прибыл, чтобы вернуть своё законное право на наследство.
Секретарь вскинул на меня взгляд, полный недоумения, его пенсне от столь резкого движения свалилось с носа, и он еле успел подхватить его.
Глава 16
– Тот самый Михаил Барятинский? – переспросил секретарь Савёлов, откладывая в сторону пенсне. – Ваш визит довольно неожиданный. Кроме того, вы не записались заранее.
– У меня есть на то причины, – ответил я.
– Понимаю, – кивнул секретарь. – Но у вас с Елизаветой Дмитриевной два разных дела. Я не могу вас принять одновременно. Одному из вас придётся подождать.
– Подожди за дверью, – сказал я Лизе. Та вышла.
– Итак, Михаил Фёдорович, – произнёс секретарь, снова нацепив на нос пенсне. – Какое дело привело вас в Совет Старейшин?
– Во-первых, я желаю официально признать себя основателем рода с присвоением соответствующего титула, поскольку выполнил требуемое обычаем условие. Во-вторых, прошу обжаловать моё изгнание. Я был изгнан, как немощный, но чарами я владею, а значит, оно недействительно.
– Погодите, Михаил Фёдорович, – произнёс секретарь, – давайте по порядку. Тут у нас имеются взаимоисключающие требования. Что именно вы желаете: основать собственную фамилию или вернуться в род?
– Я собираюсь вступить в наследство имущества Барятинских, поскольку подошла моя очередь, и возглавить род должен я, а не мой младший брат.
– Так, не торопитесь, – снова остановил меня секретарь. – Это дело уже совсем иного порядка. Вопросы наследства решаются через суд. Совет подобным не занимается. Вернёмся к предыдущим пунктам. Что именно вы желаете сделать: стать основателем рода и получить новую фамилию или обжаловать решение семьи о вашем изгнании?
– Если я получу новую фамилию, я не смогу вступить в наследство?
– Разумеется, нет. На вотчинное имущество вы не сможете претендовать, только на долю благоприобретённого имущества, но этот вопрос вам уже предстоит решать в суде. Совет таким не занимается.
– А я смогу вернуться в род, если мои чары отличаются от родовых?
– Это зависит от множества факторов. Вы и ваши родственники предстанут перед Советом старейшин, и он вынесет вердикт. Я так понимаю, ваши родственники не желают вашего возвращения в семью?
– Да, это так.
– Тогда тем более невозможно знать, каков будет результат. Как я сказал, зависит от многих факторов, в том числе, чистоты крови. Прошу прощения за вопрос, но вы – законнорожденный сын, зачатый в браке?
– Да, разумеется, – сказал я.
– Это облегчит задачу, но окончательный вердикт может вынести только Совет, выслушав обе стороны. Так какое заявление будем составлять?
Я задумался. Всё оказалось несколько сложнее, нежели я представлял изначально. У меня был выбор: стать главой собственного рода или вернуться к Барятинским. Первое легче: условие я выполнил, так что имел полное право. Но при этом я терял почти всё наследство. Мог претендовать лишь на часть какого-то благоприобретённого имущества, которое ещё предстоит отсудить у Барятинских. Таким образом, я получу собственную боярскую фамилию, но при этом останусь беспорточным. У меня, конечно, имелись некое состояние в виде средств, вырученных от продажи алмазов и прочих драгоценностей, которые я захватил в Александрии, но это – копейки по меркам великих семей.
Выгоднее было вернуться к Барятинским, тогда я унаследую (если, конечно меня не убьют) вотчины и возглавлю род. Вот только будет ли решение Совета в мою пользу? Это вилами по воде писано, особенно учитывая моё истинное происхождение. Да и долго ли я проживу после того, как пересеку порог собственного дома? Впрочем, получив новую фамилию и основав род, я тоже окажусь в весьма уязвимом положении. Мало того, что Барятинские и Птахины продолжат на меня охоту, так ещё и тайная полиция заявится. Четвёртое отделение, может, и не рискнёт посягнуть на крупный род, но со мной церемониться никто не станет. Вот и выходило, что какой бы вариант я не выбрал, главным было количество союзников, желающих встать на мою сторону. А сейчас их – раз-два и обчёлся.
– Оба, – ответил я.
– Оба? – удивился секретарь.
– Оба заявления, да. Вначале я хочу потребовать аннулировать моё изгнание, а если Совет откажет, тогда пусть рассмотрит второе.
– Что ж, такое возможно, – согласился секретарь, после секундной паузы. – Значит, будем составлять заявления?
Я кивнул. Савёлов ткнул на кнопку звонка на своём столе, прибежал конторщик в синем мундире с блестящими пуговицами, раскланялся, сел за второй стол, где стояла печатная машинка, и принялся набирать с моих слов текст заявления, а секретарь вносил некоторые коррективы с уточнениями формулировок.
Затем я текст перечитал, поставил подпись, Савёлов тоже расписался, и бумажки исчезли в ящике одного из шкафов у него за спиной.
– Сообщите ваш адрес, – сказал секретарь. – Это необходимо, чтобы оповестить вас о результате рассмотрения заявлений и о сроках заседания.
– Адрес сообщить не могу, – ответил я. – У меня есть на это серьёзные причины.
– Понимаю ваши опасения, но Совет не разглашает дела. О вашем визите никто не узнает, кроме нас, а адрес – тем более. Как же иначе мы сообщим о сроках заседания?
– Письмо до востребования.
– До востребования? Это... довольно необычная просьба. Но если вам так будет спокойнее, то можно устроить. Но помните: если не явитесь в установленное время, с вас будет взыскан штраф.
Я всё же настоял на письме до востребования, секретарь что-то черкнул у себя на листке, и я вышел. А вместо меня забежала Лиза. Я же устроился в холле на диване и принялся рассматривать декор помещения.
Пока всё шло гладко, визит в канцелярию оказался не столь страшен, как я думал. Никто меня здесь не собирался убивать, а даже наоборот внимательно выслушали и проконсультировали. Однако я напомнил себе, что мне ещё предстоит покинуть здание, а на улице может уже поджидать полиция или боярская дружина. Я готовился к худшему.
А в приёмной в это время что-то происходило... Из-за дверей доносился спор на повышенных тонах (причём звучал, главным образом, женский голос), а вскоре дверь с грохотом распахнулась, и из кабинета выскочила Лиза, раскрасневшаяся от гнева. В руках она держала платок, которым постоянно вытирала глаза. Лиза плакала.
– Пошли, – коротко бросила она, направляясь к выходу.
– Постой, что стряслось? – я нагнал её и взял за плечо.
– Ничего, – Лиза устремила взгляд в пол. – Просто пойдём отсюда, – она вытерла очередную слезу.
– Так, ладно, дома расскажешь, – сказал я. – Сейчас нам действительно надо выйти из здания. Боюсь, нас могут ждать. Если что – беги, а я задержу их.
Но опасения мои оказались напрасны. Никто нас не ждал, и мы, поймав «парового извозчика», без проблем вернулись на постоялый двор. Там я отвёл Лизу в свою комнату и принялся допрашивать. Раскололась она быстро.
– Меня изгнали, – проговорила Лиза и добавила чуть погодя. – Сволочи!
Она выглядела подавленной и потерянной. Всю обратную дорогу девушка постоянно шмыгала носом, будучи не в силах успокоиться. Пыталась сохранить гордый вид, но слёзы предательски текли из глаз. Я сразу догадался, что случилось. Ничто другое Лизу так не расстроило бы.
– Может быть, решение можно обжаловать? Этот Савёлов ничего не посоветовал?
– Нет! – воскликнула Лиза. – Ничего! Они меня выгнали. Пока меня не было, они обратились в Совет. Твари! Я их всех убью, – и тут девушка не выдержала и разревелась. Я сел рядом на кровать и обнял её, а она уткнулась в мой сюртук и рыдала, не прекращая.
Ещё бы! Можно себе представить, какая это для неё была трагедия – предательство семьи. Если ты рос, как боярский отпрыск, то оказаться вне клана, без родни, имущества и привилегий – подобно смерти. Лизу ждала судьба простолюдинки. И не то, чтобы для неё все пути закрыты. С образованием, полученным в родительском поместье, Лиза могла много куда податься. Но сейчас ей казалось, что жизнь закончена.
