Вот откуда это столпотворение в переходах и во внутреннем дворике! Значит, сегодня Бяслаг-нойон уходит на войну… а я так ему и не отомстила. Даже не придумала как…
— Или можем выехать на конях в степь, — продолжал предлагать варианты Шона. — Ты ведь уже неплохо держишься в седле.
Но я решительно тряхнула головой:
— Нет, лучше посмотрим на Бяслаг-нойона… и его тумен. Ещё ни разу не видел столько воинов сразу.
— Вид их действительно впечатляет, — самодовольно отозвался Шона. — Всюду, где проносится наша конница, приходят смирение и порядок.
— Потому что мёртвые не устраивают мятежей? — съязвила я.
— Да, — согласился Шона. — А оставшиеся в живых подчиняются из страха стать мёртвыми. В твоей стране войны ведутся иначе?
— Венеция живёт торговлей, а не убийством, — резковато отозвалась я.
— Икиресы напали на наши селения, вырезав всех, даже ещё не родившихся детей в материнских утробах, — мрачно проговорил Шона.
— И поэтому Бяслаг-нойон сделает то же с их селениями и их детьми? Так себе справедливость.
По крайней мере, от моей мести не пострадают невинные… как бы я ни ненавидела весь этот варварский народ!
— Ты — не халху и не можешь понять наших обычаев, — возразил Шона.
— И не хочу! — отрезала я.
Шона покачал головой.
— Ты очень задирист, Марко, это — не всегда хорошо. Идём, думаю, воины уже собрались.
Я двинулась за ним. Хотела съязвить, что моя "задиристость" — всего лишь ответ на встретившее меня здесь варварство, но почему-то произнесла совсем другое:
— То, что сказал Очир… ты действительно ждал моего появления?
— Скорее опасался, что можешь не появиться. Тургэн запретил вмешиваться в вашу борьбу за превосходство, но об этом всё равно могли донести моему отцу или, ещё хуже — хатун Солонго.
— Так и думал, что Тургэн — маменькин сынок, — презрительно хмыкнула я.
— Он — её единственный сын, — Шона явно не понял насмешки. — Чтобы защитить его, она пойдёт на всё.
— А Сайна — не её дочь? — зачем-то спросила я — на самом деле родословная каганских отпрысков меня не интересовала.
— Нет, её мать — Юнчихай, младшая жена кагана.
— И сколько у него всего жён?
— Четыре. Солонго — главная. И ещё наложницы, но сколько их не знаю.
Я только покачала головой.
— Слышал, у латинян не бывает больше одной жены? — в тёмных глазах моего собеседника промелькнуло любопытство.
— Представляешь, какой ужас? — съехидничала я. — А тут чуть не каждый день можешь выбирать новую даму сердца!
— Столько жён и наложниц может быть лишь у ханов и принцев, — Шона снова не понял моего ехидства. — У остальных обычно одна жена и, если очень хочется, наложницы, но не больше двух.
— Так мало? — округлила я глаза.
Но брызгать ядом на Шону становилось неинтересно — он просто не понимал моих шпилек. Вот и сейчас рассмеялся, сверкнув зубами, и на полном серьёзе заявил:
— Мне бы вполне хватило. И потом женщины всё время ссорятся. Лучше, когда их меньше.
— Да зачем они вообще! — отмахнулась я. — От них одни неприятности!
— От некоторых — да, — согласился Шона. — Но я — не наследник трона и сам смогу выбрать жену, чтобы мне нравилась.
— А Тургэну придётся взять, что дадут? — злорадно ухмыльнулась я.
— Принцам крови жену обычно выбирают родители, — кивнул Шона. — Но до сих пор Тургэну ни в чём не было отказа — может, не будет и в выборе жены.
— Эту несчастную мне заранее жаль, — хмыкнула я.
— Он ведь не будет обращаться с ней, как с тобой. И к тебе он так относится только потому, что завидует. Поведи ты себя иначе, вы даже могли бы подружиться.
— Ты его защищаешь? — удивилась я. — Несмотря на то, как он обращается с тобой, своим братом? Пусть и только по отцу.
Смуглое лицо Шоны мгновенно помрачнело, он отвёл глаза.
— Это — не его вина.
— А чья? Кто-то заставляет его вести себя по-свински?
— Ты ничего не знаешь о наших обычаях, Марко, — в голосе моего нового приятеля проскользнули металлические нотки. — Ни он, ни отец не могли повести себя иначе…
В отличие от прочих отпрысков кагана, история Шоны меня заинтересовала — в ней была какая-то тайна. Я попыталась поймать его взгляд и осторожно спросила:
— Это из-за твоей матери? Она…
— Её больше нет, — резко оборвал меня Шона. — Смотри, мы как раз вовремя!
Мы уже подошли к площади. Она была была переполнена — на самом деле ещё не видела столько воинов в одном месте. Возле стен толпились зеваки, вроде нас с Шоной, вдоль ровных рядов вооружённых всадников носился на вороном коне Бяслаг-нойон. При виде него у меня сжалось сердце. Перед глазами замелькали картинки, забыть которые я и не пыталась: пронзённый копьём мастер Шуи, Сонг, хватающаяся рукой за торчащую из плеча стрелу, прощальная улыбка Сяо Ци… мёртвое лицо Вэя…
— Сейчас появится каган, — шепнул мне на ухо Шона.
— Чтобы благословить их в путь? — усмехнулась я.
— Да, и выпустить Сокола Войны.
Я недоумённо покосилась на него, но тут раздались приветственные крики, и двери каганского дворца распахнулись. На пороге стоял одетый в позолоченную кольчугу хан ханов, за ним — отряд стражников. Тут же подвели коня, тоже в позолоченной сбруе, и поднесли сокола в кожаном колпачке. Каган взгромоздился на первого, протянул руку, чтобы на неё посадили второго, и, тронув поводья, неторопливо потрусил вперёд — к Бяслаг-нойону, замершему в седле в почтительной позе: голова склонена, правая рука согнута в локте и прижата к груди. Это и есть "правильный" способ кланяться, которому меня должны обучить? Что-то негромко сказав склонившемуся перед ним упырю, каган, обратился ко всем. Речь оказалась короткой, но встречена была с восторгом, и я снова не удержалась от шпильки:
— А твой отец — прирождённый оратор!
Шона только легонько меня толкнул.
— Т-ш-ш, сейчас он выпустит сокола, и по его полёту станет ясно, будет ли поход удачным.
— А сокол откуда знает? — хрюкнула я.
— Это — гадание по полёту птицы, — проговорил Шона тоном, будто объяснял ребёнку, что еду едят, а воду пьют. — В твоей стране так не делают?
— Вот уже тысячелетия два, как перестали, — снова хрюкнула я.
— У нас в это верят. Смотри!
Каган снял с "вещего" сокола колпачок, и тот взмыл в небо, крутанулся раз-другой и спикировал вниз — к типу в нелепом головном уборе, украшенном рогами. В руке тот держал крыло какой-то птицы — именно к этой "добыче" и спикировал Сокол Войны.
— Это — Нергуи, самый известный боо[1] в Астае, — снова зашептал Шона мне на ухо. — Он умеет читать будущее по звёздам и понимает знамения. Сейчас скажет, сулит ли поход победу!
Шаман что-то забормотал, и по рядам «верующих» пронёсся радостный вздох.
— Знамение — удачно, — «перевёл» мне Шона. — Они отправляются немедленно и вернутся с победой!
— Если сокол не соврал, — невозмутимо возразила я. — У нас говорят, к любому гаданию лапу прикладывают демоны. Кто поручится, что они и сейчас не расстарались? Махнули в воздухе чем-нибудь невидимым — и сокол полетел, куда изначально лететь не собирался.
— Не говори так, — поёжился Шона. — От твоих рассказов по коже будто порыв ледяного ветра пронёсся. И в такое у вас верят?
— Среди всего прочего, — едва удерживаясь, чтобы не захихикать, кивнула я.
И тут же забыла о весёлости — мимо, гордо выпрямившись в седле, прогарцевал Бяслаг-нойон. Не знаю, что заставило его обернуться, но на мгновение наши взгляды встретились, и по губам моего врага пробежала неприятная ухмылка.
— Бяслаг-нойон тебя узнал, — тут же покосился на меня Шона. — Правда, что ты грозил ему гневом своих богов?
— И не только моих, — зло усмехнулась я. — Здесь смотреть больше не на что. Может, теперь прогуляемся на конях в степь?
Лучше бы не приходила смотреть, как Бяслаг-нойон отправляется на войну. Теперь моя месть казалась несбыточной, и я испытывала такое же чувство бессилия, как и во время нападения на монастырь.
