Он жестом показал ей «тише» и махнул рукой, мол, выходи. Что это за ночные свидания? Если бабка прознает, да не сносить ей вообще головы! Но Димитрий настойчиво звал, и она решилась.
Тихо, не зажигая свечи, прокралась в сени. Почти не дыша, подхватила шубейку с платком и выскочила на крыльцо. Он быстро схватил ее за рукав:
– Пойдем!
– Куда? Если бабка прознает, что я по ночам с парнями шляюсь, да она завтра же сама меня на все село ославит! И куда я потом? Никто же замуж не возьмет!
– Я возьму! – не глядя на нее, буркнул Димитрий, продолжая настойчиво тянуть ее за руку.
– Что?– она остановилась как вкопанная, не веря в то, что слышит.
– Я возьму. Если пойдешь, конечно, – остановился он.
– Ты предложение мне сейчас делаешь что ли? – обмерла она.
– Да пусть и так, – пожал плечами Димитрий. – Я про князя правду знаю, и знаю, что нет за тобою греха. Другой грех мы на душу взяли. Все вчетвером. Родных да близких обмануть решили. Дурное это. Пойдем. Вода в реке сейчас святая. Покаемся, умоемся, да грех водицею крещенской смоем.
Ночная река сияла белоснежным покрывалом, снег искрящимися гирляндами облепил ветки деревьев. Вокруг тишина – ни ветерка, ни скрипа, вся природа словно замерла в этом восхитительном волшебном оцепенении. К темной воде проруби, вырубленного в форме креста, вела широкая и хорошо утоптанная дорожка из следов, но народ уже разошелся. Это завтра здесь будет шумно и людно, когда селяне придут за водой, а пока у проруби сидели только князь с Федоськой.
Федоська окунала руки в воду и обтирала холодными ладонями лицо князя. Тот смеялся, целовал ей руки и проделывал такую же процедуру и с ней, и Снеженика, глядя на эту идиллию, еще раз утвердилась во мнении, что поступает правильно.
Федоська, увидев ее, бросилась обниматься, а князь поднялся и приветливо махнул головой.
– Спасибо тебе, Глафира. Я добро не забываю, отныне на меня всегда рассчитывать можешь.
– Я учту, княже, – подмигнул Димитрий. Подошел к проруби, размашисто перекрестился и, зачерпнув ладонью воды, умылся. Потом отступил, пропуская Снеженику.
Она присела на корточки, устремив глаза в волнующую зыбкую рябь. Темная, как ночное небо, и сколы льда искрятся под луной. Толстенные, словно бетонная плита. Сколько же времени и сил понадобилось, чтобы выпилить такое без бензопилы?
Она взволнованно повела рукой по водной глади. Холодная, аж руку жжет, будто стеклянными осколками ранит. И волнительно. Так волнительно, что душу заполонило. То ли восхищением накрыло, то ли панической атакой. Она зачерпнула пригоршней воды...
Пятки обожгло огнем. Даже понять ничего не успела. Увидела только, как вспыхнула вода зарницей подо льдом. Тихо, без треска и шума, лед просто расступился под ногами, словно облаком рассеялся, и Снеженика почувствовала, что летит прямо в воду. Боковым зрением выхватила испуганное лицо Федоськи, да князя, что метнулся к проруби за ней...
***
– Внимание! Смертельный номер! Кто стесняется, просьба отвернуться, кто хочет полюбоваться – не стесняйтесь, денег не берем! – Кирилл скинул куртку, которую заранее одел на голое тело, и дедовы валенки, стянул джинсы, оставшись в одних темных плавках.
Глаша и вправду отвернулась, а вот Ксюха, наоборот, восторженно вперилась глазами, как он и призывал – без всякого стеснения.
– Ухх! – Кир проковылял на носочках к корявым перилам. – Отличный морозец!
– Кир, мож не надо, – попытался вклиниться Вадим. – Больничный не дам! У нас китайцы, помнишь?
– Вадька, вот че ты какой муторный? – Кир похлопал себя руками по плечам. – Такая красота вокруг, а у него опять одни китайцы на уме. Учись внимать природе! – разведя руками, патетично возвестил он. – Понимать ее красоту и быть ее частью... И потом, в крещенской воде не заболеешь, лучше раздевайся и тоже ныряй!
– Воздержусь, – усмехнулся Вадим. – А там посмотрим. Когда тебя вытаскивать придется.
– Ой, ой! – передразнил его Кирилл и наступил на первую ступеньку. Та продавилась и опустилась под воду. – Эх, что там полагается сказать? Во имя Отца... – он спустился по лесенке в воду, размашисто осенил себя крестным знамением и три раза окунулся. Потом выскочил из проруби как пробка из бутылки.
– Вот это даааа! Вот это круууть! – Кир, подпрыгивая, носился вокруг проруби, вытряхивая воду из ушей. От его тела валил пар, словно он только что из бани вышел. – Давай, Вадюх, не пожалеешь! И, главное, не холодно совсем!
– Какой там не холодно, иди сюда! – засуетилась Ксюха. Она накинула ему на голову полотенце и принялась растирать. Но Кирилла распирала энергия. Он, похоже, вошел в раж и, кажется, нацелился на второй заход. – Куда? Оденься! Вот дурной, о божеее!
С огромным трудом, почти насильно, она запихнула его в валенки и куртку, застегнула ее на нем и накинула на мокрые растрепанные волосы капюшон.
– Только попробуй рыпнись, свяжу полотенцем!
– Как скажешь, командир, – улыбнулся Кирилл. – Сама-то умойся хотя бы, царевна-лягушка...
– Сам такой!
Ксюха в шутку пристукнула его полотенцем и подошла к мосткам. Присела аккуратно, проговорив про себя слова молитвы, и умыла лицо. Следом за ней такую же процедуру проделал Вадим. Настала очередь Глаши.
Отчего-то стало страшно, словно не прорубь это, а межгалактическая бездна. Сердце замерло, а потом поскакало как сумасшедшее. Только и успела подойти, ничего более... Алая вспышка подо льдом, визг Ксюхи, легкий всплеск...
– Твою мать! Хорошо, штаны не успел нацепить, – Кир быстро скинул куртку и щучкой нырнул под лед.
– Кирилл! – голос Ксюхи сорвался и отчаянным эхом побежал вдоль берегов. Она упала на колени на самом краю проруби, отчаянно шаря руками в воде. – Кирилл! О боже! Кир!!!
Вадим быстро выпутывался из куртки.
– Принимай! – Кирилл вынырнул и ухватился за поручни, прижимая за талию чихающую и отфыркивающуюся Глашу. Дубленки на ней уже не было, и оставалось только догадываться, как и когда он умудрился ее расстегнуть.
Вадим подхватил девушку, вытащил на берег, кутая ее в свою куртку.
– Жива?
– Кирилл... – Ксюха уже бесконтрольно ревела. Совершенно не соображая, что делает, на эмоциях, схватила его руками за плечи, в бессознательной попытке вытянуть наружу, поскользнулась и рухнула в его объятия сама.
– Да здесь что сегодня? Конкурс «Лучший нырок через кувырок»? – воскликнул Кирилл, подхватывая ее, да так удачно, что она даже не успела наглотаться воды. – Вадим, принимай вторую!
Он схватился за перила и выскочил из проруби, отфыркиваясь и отряхиваясь как мокрый кот. Вадим как раз успел вытряхнуть Ксюху из мокрого пуховика, и Кирилл, подхватив свою куртку, накинул её ей на плечи. Приобнял со спины.
– Ты куда полезла, глупая?
– За тобо-ой, – разревелась та. Развернулась, выскальзывая из куртки, и повисла у него на шее, шаря руками по мокрой спине.
Кир снова поднял куртку и надел ее на себя. Потом обхватил руками Ксюху, пряча ее под полами куртки.
– Всё! Будем согреваться старым дедовским способом – тело к телу! Не возражаешь?
– Нет! – сквозь слезы улыбнулась та, прижимаясь теснее.
– Пока бежим до дома, – он подхватил ее на руки и запрыгнул в валенки. – И да, надеюсь, вопросы на тему царевны-лягушки отныне отпали? Я честно выловил тебя в твоем болоте!
– В реке!
– Пускай в реке, неважно! Теперь домой, бегом, к печке! Степаныч! Раскочегаривай свой агрегат!
***
Снеженика боялась вдохнуть. Сердце ухнуло куда-то в пятки и, кажется, почти не билось, перед глазами плыли разноцветные круги. Ледяная вода сковала и тело, и разум. Она была не в состоянии ни кричать, ни двигаться, ни соображать.
Как в полусне почуяла, как чьи-то руки выудили ее из воды, но не заметила разницы между водой и сушей. Везде царил кромешный холод, перед глазами – тьма с редкими проблесками мерцающих огоньков. Чей-то голос, чьи-то прикосновения.
– Глаша! – сильные руки встряхнули ее за плечи. – Жива? Открой глаза.
