Мы отправились назад к мысу и прошли, между прочим, мимо поселения индейцев у небольшого пруда. Те не обратили на нас никакого внимания.
— Странные они какие-то. — заметил Тропинин. — Абсолютно мирные. Разве у них нет конкуренции за ресурсы, за женщин, за территорию?
— Не знаю, в чем тут дело, но лучшего и желать нельзя. Нам и испанцев хватит с лихвой.
Я заметил Анчо, беседующего о чём-то с парой местных парней, махнул ему рукой.
— Дело есть.
Он вскочил и отправился следом за нами.
Мы вернулись на наш мыс и на обрывистом тихоокеанском берегу нашли Окунева и толпу любопытных. Капитан рассматривал чужака в подзорную трубу. Остальные смотрели так и слушали подробности от капитана.
— Две мачты, — сообщил Окунев, передавая трубу мне. — Паруса прямые. Тонн двести, если на глазок. В борту есть порты, значит есть и пушки.
Я рассмотрел корабль через радужное сияние допотопной оптики. Судно шло с юга и находилось довольно далеко от берега. Наше поселение с него видеть не могли. Горы закрывали и мыс и залив. Даже пролив Золотые ворота они вполне могли проглядеть.
— Судя по всему бриг или какой-то из его пращуров, — резюмировал я.
— Может не подавать им сигнал? — спросил Тропинин. — Пройдут мимо и ладно.
— А вдруг высадятся где-нибудь в твоём Россе? Поставят там форт. Уж лучше сразу расставить все точки над i.
— Так что зажигать? — переспросил коряк, стоящий с факелом перед кучей хвороста, травы и зеленых веток кипариса.
— Зажигай, — кивнул я. — А мы флаг поднимем.
Тут мы пошли на хитрость. Военно-морской флаг Российской империи то и дело менялся. Монархи словно не могли сделать окончательный выбор. Андреевский крест помещали то на белом поле, как бы инверсируя шотландский флаг, то на фоне отечественного триколора. Как раз недавно произошла очередная ротация и на боевых кораблях стали поднимать привычный нам с Тропининым стяг. Мы решили этим воспользоваться.
Хотя обманывать противника чужим флагом считалось в эти века порядке вещей, собственные военные излишне трепетно относились к символике, и поднимать её без права гражданскими считалось серьёзным преступлением. Пойти на него мы не решились, мало ли кто может настучать в столицу. А вот нашить Андреевский крест поверх торгового триколора, коли уж флот от него отказался, нам показалось вполне оправданной хитростью. Пусть думают, будто встретили официальную власть, а не банду торговцев. Благо, что до испанских колоний вести о смене декораций доходят медленно. Если они вообще знают, какие флаги носят российские корабли.
Столб дыма на корабле заметили, а уж тогда рассмотрели в подзорные трубы и всё остальное.
— Флаг подняли белый, — доложил караульный коряк. — Может на переговоры идут?
— Это испанский флаг, — сказал я. — Чёрт! Даже не верится! Мы опередили их на каких-то пару недель.
— Думаешь, нападут?
— Одним кораблём вряд ли. Это скорее разведка. И значит нужно пустить им пыль в глаза.
Тем временем на гору подтягивались новые стайки любопытных.
— Испанский язык кто-нибудь знает? — спросил я, оглядывая народ.
Народ безмолвствовал, только Анчо пожал плечами, мол, дай только время, выучу хоть испанский. Но времени как раз и не осталось.
— Чиж, пусть твои ребята оденут доспехи. И ещё. Отыщи плащи. Одного цвета, чтобы выглядели одинаково. Обряди в них человек десять. Пусть возьмут ружья на плечи и тому подобное.
— Зачем? — спросил Лёшка.
— Понимаешь, эти испанцы дюже уважают армию, а армия в понимании самих армейцев это однообразие и дисциплина, я повернулся к Чижу. — Не найдёшь плащей, сделай на скорую руку какие-нибудь накидки.
Чиж кивнул и ушёл.
— Сашка, опроси людей, может быть, кто-нибудь случайно знает испанский.
Окунев тоже кивнул и отправился в городок.
— Дышло! — наткнулся я взглядом на нашу вечную головную боль. — Сгоняй на «Онисим». Мне нужна сабля. С перевязью. Она висит в казёнке на стене. И моя треуголка, да плащ побогаче. спроси, кто там сейчас, скажи что от меня.
— Мне тоже, — сказал Тропинин.
— Ему тоже, — кивнул я.
Убежал и Дышло.
Тем временем корабль подошёл ближе. Старший офицер в белой рубахе рассматривал нас в подзорную трубу, но тревогу не поднимал. Мы видели его жесты и оживлённую беседу с одним из офицеров.
— Может, пальнуть из пушки? — предложил Тропинин.
— Сколькими выстрелами положено приветствовать корабль?
— Пятью, полагаю. А может семью. Чёрт её разберёшь эту иерархию. Но пока он в порт не входит приветствие ни к чему. Я имел в виду подать знак, намекнуть, что мы тут не с дубинками из бамбука.
— Пока не будем переводить порох. Всё равно не успеем затащить пушку на гору. Вот если они войдут в пролив, тогда и стрельнём. Надо бы предупредить Ватагина, пусть дует в бутафорскую крепость с фальконетом.
Ещё одни посыльный отправился вниз и скоро мы увидели, как байдарка, сражаясь с бурным течением, перескочила Золотые Ворота.
А вот испанцы пролив так и не заметили. Корабль подошёл ещё ближе, паруса убрали, а с борта спустили лодку. Туда попрыгали матросы, сошёл один из офицеров, и лодка направилась к берегу.
— Ты хотя бы пару слов вспомнишь на испанском? — спросил я.
— Аста ла виста, — сказал Лёшка. — Камрад. Вот тебе как раз пара слов.
Дышло притащил снаряжение. Мы переоделись, скрываясь за камешками, и поспешили вниз к океанскому берегу, навстречу лодке.
— Но пасаран! — продолжил по дороге вспоминать Тропинин. — Пуэбло унидо…
— Хамас сера венсидо! — закончил я фразу.
Похоже, мы питались с ним из одних источников. Гражданская война в Испании, Кубинская революция, военный переворот в Чили. Этого мало, чтобы вести переговоры.
— «Но пасаран!» пожалуй, будет актуально, — заметил Лёшка. — А чего ты спрашиваешь?
— Ты уже раз двадцать через пролив переплывал, небось, освоился. И Оладьин тебя к рулю ставил, так что понятие имеешь. Хочу отправить тебя к ним лоцманом, а заодно и на разведку.
— Как в том фильме? — воскликнул Тропинин.
— Как в фильме, — согласился я, с трудом припомнив, что может иметь в виду товарищ. А припомнив испугался. — Только сажать на камни испанцев не надо! Присмотрись, послушай, о чём говорят?
— Послушать? — засмеялся Тропинин. — Если услышу «Но пасаран!» обещаю, ты первым узнаешь.
Лодка шла медленно и долго выбирала место, где можно безопасно пристать, но и спуск по крутому склону отнял много времени. Так что мы оказались на берегу почти одновременно с шагнувшим из лодки испанским офицером. Офицер был в выгоревшем и потертом синем камзоле, рыжих чулках и чёрной треуголке; его матросы — в обычных рубахах и куртках из парусины.
— Салют, амиго! — приветствовал я гостя и помахал шляпой.
Офицер выплюнул длиннющую фразу, в которой не оказалось ни единого знакомого слова, но много артиклей. Они буквально лезли друг на друга.
— Но абла испаньол, — сказал я. — Абла устед инглес?
Ответ был отрицательным, хотя при слове «инглес» офицера слегка перекосило, а шестеро матросов, что остались в лодке, заметно напряглись. Вероятно, несмотря на перечёркнутый триколор, они заподозрили в нас британцев. Или просто не знали российского флага. Я порылся в памяти и наскрёб по сусекам ещё несколько слов.
— Сой команданте ди пуэрто, — я показал рукой на себя, потом за спину. — Пуэрто русо. Биенвенидо!
Испанец пожал плечами и заявил, как я догадался по презрительной интонации, что никакого такого «пуэрто» не наблюдает.
— Лоцман, — я хлопнул Тропинина по спине и, подумав, что словечко наверняка голландское, завезённое Петром, добавил на английском. — Пайлот.
— Пилото? — переспросил испанец.
— Си, — обрадовался я пониманию. — Пилото.
Офицер кивнул и жестом пригласил Лёшку на борт.
Лодка вернулась на корабль, и тот направился к Золотым воротам. Судоходство в эти времена происходило медленно. Ветер не позволил испанцам сходу повернуть в пролив. Их капитану пришлось сделать крюк, а я успел не только вернуться в городок, но и подготовиться к встрече.
