Но самое ужасное, отсутствие новых идей и препаратов, нет исследовательского центра. Может, развести производства – в Купавне сделать фармфабрику, для чего построить еще пару новых цехов и новую исследовательскую базу, а три новых цеха в Александровке (так назвали из подхалимажа новый поселок) оставить для производства ТНТ, там малой контрольно-аналитической лаборатории хватит, но сначала надо посмотреть на продажи, спрогнозировать спрос и объем производства.
Дома посмотрел привилегии и контракты. Перевел контракт Воскресенского на немецкий, и Артамонов съездил к нотариусу и заверил перевод, после чего сложил перевод вместе в вырезкой из Германской торговой газеты и отправил доктору юриспруденции Гельмуту Шмидту в Цюрих для возбуждения иска против Воскресенского и «Фарбениндустри», написал, что оцениваю свои потери в миллион марок (обосновал рынок хинина, который сейчас займет синтетический аналог Воскресенского, и его потенциал как химика, что привело к моей упущенной выгоде).
Следующие дни я занимался чертежным делом вместе с нанятым студентом. Оформил заявки на привилегии и отослал в Военное министерство. Как и собирался, написал препроводиловки на бумаге с собственным гербом, Ефремыч нашел типографию, где незадорого отпечатали триста листов с цветным гербом в левом углу. Отправил заявки в Военное министерство, кроме танка, еще и самоходное орудие калибром 87 мм (ныне принятая на вооружение крупповская полевая пушка) нарисовал. Кроме того, отправил в Департамент финансов и торговли заявку привилегии на гусеничный трактор – тягач для плуга или повозки (а вообще-то и артиллерийский тоже) и трактор с бульдозерным ножом – для дорожно-карьерных работ. Нарисовал конструкцию гусеницы из траков (обозвал их опорными плитами) и соединительных пальцев (этого в привилегии Мальцева и Загряжского не было). Сделал чертежи двух видов опорных катков – малых подрессоренных и больших. Получилось солидно. Вон Можайскому привилегию выдали с заявкой, на которой был вообще схематический рисунок летательного аппарата, зато подробно расписан такелаж с растяжками от двух мачт (что знаем, о том и поем).
В четверг пришли управляющий и душеприказчик. Проверил гроссбухи – вроде все сошлось, потом поехали в банк. В банке тоже все сошлось – из четырехсот тысяч, оставленных на хозяйство и строительство, на счету, который могли вместе контролировать управляющий и душеприказчик, оставалось еще более семидесяти тысяч рублей. Добавил к этой сумме с основного счета еще двести тысяч, после чего на основном счете осталось четыре миллиона триста пятьдесят тысяч рублей (а ведь я на этой неделе еще для себя снял двести тысяч: надо будет Маше шубу покупать, мебель в дом, да и вообще, что за миллионщик без десятка тысяч в кармане). Посчитав, поехали обедать в «Славянский базар», где взяли отдельный кабинет. Ресторан славился русской едой, а также тем, что половые были во фраках. Из уважения к купцу-душеприказчику не пили, но наелись всяких вкусностей до отвала.
На следующий день поехали к одному из самых известных московских меховщиков – Петру Сорокоумовскому. Оказывается, Маше не по возрасту носить соболей, что я собирался ей купить, молодые женщины предпочитают меха попроще (но не сказать, что сильно дешевле). Некоторые сорта каракуля с мелкими и плотными завитками стоили ничуть не меньше – мода, но Маша уже для себя решила, что не будет ходить в этой шубе. Спросил приказчика, нет ли у них горностая. Он ответил, что горностай – мех царский [86] и дорогой, но для нас может расстараться. Принес шубку, шапочку и муфту, за которые запросил три тысячи. Но Маше понравилось больше всего этот комплект, хотя шубка из кунички была тоже ничего и в десять раз дешевле.
Но, как говорится, «живем один раз» и «разберите стену, я здесь пройду» – князь ни за что бы не купил (сейчас если князь не из Романовых, а обычный, то денег у него, как правило, нет – все заложено и перезаложено, один титул остался, за немногим исключением. А вот для купца-миллионщика – «для меня невозможного – мало». Так что в моей двойственной натуре взыграл купец… Тут появился сам владелец и сделал мне персональную скидку в пятьсот рублей, так как узнал абиссинского героя и его принцессу (смеюсь, конечно, но он нас признал и ему интересно было посмотреть прежде всего на Машу), так как в газетах уже появилась информация о пожаловании нам русских титулов. Ну как не уважить лучшего меховщика Российской империи, и я согласился на покупку. В качестве бонуса Сорокоумов предложил еще и отделать остатками горностаевых шкурок Машину зимнюю обувь, на что она, естественно, согласилась, и Артамонов завтра привезет ее зимние ботиночки.
Маша была счастлива и хотела было ехать домой в обновке, но все же сентябрь в России – еще не тот месяц, чтобы ходить в шубе, и нам завернули покупки, сказали, что рады будут видеть снова и скидка мне сохранится всегда. Подумал, может, бобровую шубу справить и шапку, как у Шаляпина на картине Кустодиева, где певец в расстегнутой шубе на фоне ярмарки и с белым бульдожкой у ног. Тепло и солидно – все же «превосходительство», хотя в Москве я чаше ходил в партикулярном платье [87], это Петербург затянут в мундир, а купеческая Москва проще и свободнее в нравах. Пока ехали домой, размышлял не будет ли очень нескромно для Маши показаться в горностаях, и пришел к выводу, а чего скромничать – на любом княжеском гербе фоном служит горностаевая мантия, да и Маша царской крови, пусть и не русской – так что с этим как раз все в порядке.
Через неделю опять был на новом заводе и посвятил обходу целый день. На этот раз меня сопровождал помощник управляющего Соколов Иван Егорович, выпускник коммерческого училища и с опытом руководства на уральских заводах – протеже Черновых. Впрочем, он недавно вернулся от них, передавал привет и добился скидок на поставку реакторной нержавейки. Мне он показался молодым (лет тридцать с небольшим) и дельным. При обходе работ с удовлетворением отметил, что рабочих стало больше, Соколов сказал, что нанял еще три артели строителей и теперь точно закончит цеха к декабрю, а зимой будет заниматься отделкой и установкой оборудования. Потом мы посмотрели, как идет строительство амбулатории с больницей на тридцать коек и школы на четыреста учеников, из них шестиклассной – на сто мест (четыре класса по двадцать пять учащихся с подготовкой к реальному училищу).
По поводу лавки он не согласился с тем, что продукты несвежие, цена – да, процентов на двадцать выше, чем у селян, зато селяне в долг под расписки давать не будут. Зашли в лавку – ассортимент нормальный, попросил показать мясо – в СССР за таким бы сразу удавились в очереди. По поводу бараков Соколов сказал, что живут там вчерашние крестьяне, со всем их крестьянским сознанием и когда из них рабочий класс получится, даже Плеханов не знает (вот как, мы и революционную литературку почитываем?). Года через три можно будет начать переселять из бараков в кирпичные корпуса, Иван Егорович был в Твери и видел, как Морозов построил свой городок для рабочих с казармами из кирпича, ему понравилось, но зачем делать казармы пятиэтажными, двух вполне бы хватило.
Потом мы сидели все вместе в конторе, и я получил цифры продаж и заказов в этом году, а также чистой прибыли по каждому продукту. Из графика выходило, что спрос на ТНТ возрос, после того как Военное и особенно Морское министерства стали размещать свои заказы. ТНТ оказался и самым прибыльным продуктом, второе место занял СЦ, а вот противотуберкулезные препараты, несмотря на то что дорогие, прибыли приносили мало, синтез там сложный, себестоимость высокая, вот и нет маржи. Спрос на лекарства достаточно стабильный. К сожалению, сезонная реклама диарума не дала результата – спрос практически не вырос. Сказал, что надо работать с врачами – пусть выписывают (в этом времени не как у нас, где аптекарь решает, что рекомендовать больному, здесь решает врач и выписывает рецепт даже на всякую пустяковину, за что и имеет свой гонорар).
