За март месяц несколько важных, с точки зрения командования, дел, так и пылились на столе у Виктора Викторовича, практически без продвижений. Постепенно картина служебных взаимоотношений становилась все хуже. Майор и так был не самым приятным собеседником, а теперь все реже находил общий язык с коллегами. У него портились отношения со всеми, кто его окружал…
Когда чуткий и внимательный Кикоть узнал о том, что американцы интересуются Громовым, он сразу же направился «наверх». Постучал в кабинет начальника.
— Товарищ полковник, разрешите? Кикоть!
— Входи! — угрюмо произнес Афанасьев, смерив майора колючим взглядом. — Что у тебя, Витя?
— Товарищ полковник, я тут по своим каналам пробил информацию. Про Громова помните?
— Твою мать, Витя! — нахмурился начальник, посмотрев на подчиненного с раздражением. — Ты опять за старое?
— Ну… Теперь все иначе. Есть информация, что Громовым заинтересовалась иностранная разведка. Понимаете, что это означает?
— Откуда у тебя такие сведения? — поднял бровь тот.
— Ну, у меня свои каналы… Тут вот, что интересно…
— Каналы⁈ — перебил его полковник. — Майор, у тебя есть работа, но почему-то за месяц я не увидел от тебя ни одного отчета, ни одного рапорта. Какого черта, чем ты занимаешься на рабочем месте?
— Я делаю свою работу! — сдержанно ответил тот. — Делаю то, что у меня лучше всего получается! Мое чутье никогда меня не подводило… Я подозреваю, что Громов все-таки является американским шпионом, который просто не выходит на связь. Вероятно, они между собой пытаются понять, где он и что с ним. Тем более, с декабря месяца он действительно пропал с радаров. Вот и ответ. Есть неполный текст расшифровки перехвата телефонного звонка, из него ясно, что они его ищут. Наводят справки. Контрразведка пресекла утечку информации. Это же очевидно. Разрешите мне…
— Громов проходит обучение в специальном учебном центре ГРУ! — отрезал Афанасьев. — Никаких чудес тут нет!
— На разведчика? — поднял бровь майор.
— Да тебе-то какая разница⁈ — вскричал Афанасьев, ударив кулаком по крышке стола. От такого вся мелкая канцелярия, что лежала на столе, подскочила вверх, ручки и карандаши соскочили со своих мест и покатились по сторонам. — Витя! Я запретил тебе этим заниматься! Сколько раз тебе об этом нужно говорить⁈
— Это в не служебное время! — быстро добавил Кикоть.
— Врешь! Я прекрасно осведомлен о том, что твои нынешние показатели ниже плинтуса! Где твоя прежняя хватка? Где результаты? Ты скатился, майор!
В кабинете повисла звенящая тишина. Кикоть посмотрел на полковника со смесью страха и раздражения.
— Товарищ полковник! Я что-то не пойму, к чему мы идем⁈
— Ты хочешь здесь работать?
— Так точно!
— Так вот, я тебе официально и в последний раз приказываю, забыть всю эту ерунду про Громова и начать заниматься тем, чем ты должен! Почему я должен выслушивать кучу говна в свой адрес, из-за тебя? А?
— Не должны.
— А, тем не менее, это так. Думаешь, самый умный тут? Не порти мне репутацию!
Кикоть не ответил. Молча смотрел на Афанасьева и постепенно понимал, что все в этом кабинете вдруг начало его раздражать… В том числе и сам начальник!
— Разрешите идти? — сухо процедил он.
— Иди и если я еще хоть раз услышу про Громова, ты у меня вылетишь с отдела, как пробка из бутылки! Ты понял? Поедешь на Северную землю, с пингвинами знакомиться!
— Так точно! Я вас понял!
— Свободен!
Когда Виктор Викторович шел по коридору в свой кабинет, располагающийся на цокольном этаже, слышал, как другие, офицеры, причем и старшие и младшие, тихо посмеиваются над ним. Да и на курилке косятся, перемывают кости.
Он внезапно ощутил в себе некую злость по отношению ко всему, что касалось комитета. Службы, которой он посвятил свою серую жизнь. По всему получалось, что некогда ценный сотрудник, постепенно превратился в белую ворону, а все его заслуги были забыты. И вот сейчас, начальник, с которым всегда были нормальные рабочие отношения, в грубой форме указал на его место, мол сиди и не вякай, пока не спросят. Такой расклад его совершенно не устраивал…
В тот же вечер он выяснил у сокурсника из ГРУ, куда именно пропал капитан Игнатьев… Узнал про специальный учебный центр ГРУ СССР. Там же был и сам Громов.
Звонок майору Кареву прошел нормально, вот только ничего нового чекист так и не узнал…
* * *
В семь часов утра появился рядовой Самарин, весь уставший и потрепанный. Рука на свежей перевязи — видно было, что он только из медсанчасти. Вроде ничего серьезного, просто сильный ушиб, но тем не менее. Задание, кстати, он тоже выполнил.
Вообще, мы заранее условились, что далее обсуждать индивидуальные задания больше не будем. Хотя, в целом, половина из нас и так уже все друг про друга знала. Это нормально, но при таком характере службы совершенно ни к чему.
С другой стороны, возраст-то у всех молодой. Самому старшему, помимо командира, было двадцать четыре — почему бы и не потрещать?
А полноценно вся группа собралась лишь к вечеру.
А еще через полчаса в наше спальное помещение вошел капитан Игнатьев, в комнате повисла звенящая тишина. Мы смотрели на него, он на нас. Никто не решался что-либо сказать.
— Ну что, воины? — наконец пробормотал он, окинув нас уставшим взглядом. — Поздравляю! Все вы с задачами справились. Кураторы отметили, что цели достигнуты и даже более — нестандартный подход проявляется у всех, без исключения. Они посчитали это крайне полезным. В общем, очередной этап пройден, остался последний месяц обучения и в начале мая у нас будет итоговое испытание, но не индивидуальное, а командное. После этого нас, скорее всего, отправят в Афганистан. Куда и в каком составе не знаю, пока что информация только такая.
— Кэп, а что будет на итоговом задании? — поинтересовался Урду.
— Классика, скорее всего. Первые «скачки» помните? Вот будет что-то в этом роде, только теперь нас будут намеренно гнать по сложному маршруту, не давая ни есть, ни спать. При этом, в нас будут стрелять, будут догонять. На пути будут встречаться заранее подготовленные проблемы и препятствия. Задача протянуть так пятеро суток. Те, кто выдохнется, экзамен не пройдет. Само собой, это означает, что испытание не пройдено, а обучение будет закончено. Но об этом пока рано думать, у нас и без этого есть, над чем подумать.
Он еще что-то говорил, парни задавали вопросы.
Но меня волновали не контрольные испытания, я сосредоточился на словах майора Карева об иностранной разведке. Кто и почему мог пытаться получить информацию о моей личности⁈ Зачем? Почему?
В голову ничего дельного не приходило, кроме, пожалуй, одного момента… А что если тот агент, которого я повязал в душманском кишлаке, жив? Как его там звали? Джон Вильямс? Что если, получив тогда несколько ранений, выпав из коляски мотоцикла, он выжил? Душманы вполне могли его доставить куда нужно и оказать срочную медицинскую помощь. Еще неизвестно, что он там за ранения получил… Если все они легкие, то вполне возможно, что восстановив здоровье, агент ЦРУ захотел выяснить, кто же пытался его скрутить… И ведь мне это практически удалось!
Чисто теоретически допустим, что американский агент выжил… Тогда становится логичным тот факт, что обо мне пытаются разузнать какими-то тайными каналами. К сожалению, дыр в армии, а тем более в самом Афгане, хватало и утечки случались достаточно часто. Были и двойные агенты, были кроты, были подсадные люди. Мол, типа и вашим, и нашим. Таких хлопали, но некоторые умудрялись крысятничать годами, а когда им наступали на хвост, либо бежали за границу, либо заканчивали жизнь самоубийством.
Такого в годы Холодной войны было много.
Что же, если Вильямс действительно жив и это он наводит про меня справки, значит, он хочет меня найти. Пожалуй, после всего этого, я бы тоже начал его искать — ведь я дважды его переиграл. Первый раз там, в кишлаке у Иззатуллы, во время короткой стычки просто сломал ему руку, а заодно и физиономию слегка подправил, а во второй раз последствия для америкоса стали куда печальнее.
