И она торопилась завершить свои дела в Тавде: продала теля, накупила необходимых мелочей в лавке, не забыла гостинцев сынам, и заторопилась обратно.
Но как не старалась, только на другий день выбралась.
Она купила 5 кг пшена — 2,10 рубля за кг; купила, побаловать ребятишек, гречку кило за 4,30 рубля, и сахар — 4,70 рубля. Муки купила 5 кг.
Ботинки для старшего на размер больше, на вырост купила на барахолке возле железной дороги за 32 рубля, пусть немного поношенные, но крепкие.
Купила полкило мятных пряников за 2 рубля 33 копейки; большой кусок хозяйственного мыла — 2 рубля 27 копеек; масло подсолнечное купила за 13 руб 50 коп и соль по 15 коп за пачку.
Остатние деньги завернула в тряпицу и спрятала за пазуху, к грудям, подумав, что еще они плотные, на зависть некоторым молодым. А ведь столько пацанов выкормила.
Но попутки четвертого сентября не оказалось, вернулась Татьяна только поутру пятого, выехала по темну еще.
Она шла к дому радостная, с узлами, когда бабка Аксинья встретила её на улице и с усмешкой сказала: «Танька, шалава, мы тебе наделали мяса, а ты теперь его ешь!».
В сердце стало холодно. На подгибающихся ногах она зашла в избу и первое, что спросила среднего сынка Алексея:
— Где Павлик?
(Спустя время выяснится, что инициатором убийства выступил дядя Павлика и Феди Арсений Кулуканов, а непосредственными исполнителями убийства стали 76-летний дед Сергей и 19-летний Данила — двоюродный брат Павлика и Феди. Бабка Аксинья помогала скрыть улики, застирывая кровавые пятна на одежде своего мужа и внука. Но, обезумевшая мать уже несется к участковому, а тот поднимает народ — искать детей в лесу).
Как известно, больше года в этом районе свирепствовала банда. Ликвидирована банда Пуртовых, на счету которой было не менее 20 трупов, лишь в 1933 г. Последней каплей, переполнившей чашу терпения органов, стало зверское убийство Павлика и Феди Морозовых, получившее широкий резонанс. Пуртовы не имели к этому прямого отношения, однако сам факт существования в районе банды, пользовавшуюся славой неуловимой, выглядел вызывающим.
Так вот, столь длительная эпопея банды Пуртовых стала возможной благодаря, как бы сейчас сказали, коррупции, поскольку бандиты наладили тесные связи с главами местных сельсоветов, том числе и Трофимом Морозовым. Как говорится, деньги не пахнут, поэтому торговлю справками о бедняцком положении председатель поставил на широкую ногу — покупали их и раскулаченные односельчане и сосланные спецпереселенцы (наличие справки позволяло им покинуть место ссылки). Выданные Трофимом Морозовым справки чекисты изымали у пленных бандитов, находили в бандитских схронах.
Вот и взяли «коррумпированного» председателя под белы рученьки, никакого доноса Павлика для этого не потребовалось. Запираться Трофиму Сергеевичу смысла не было. При чем тут вообще Павка? Дело в том, что его отец был неграмотный, и все справки, которыми он торговал, аккуратным детским почерком выводил сын Павлик. То есть выходит, что отец «сдал» своего сына, а не наоборот. Павлик лишь подтвердил райуполномоченному ОГПУ признание своего отца. Не было и никакого суда, на котором, согласно легенде, юный пионер произнес обличительную речь.
В район была направлена опергруппа ОГПУ под началом опытного чекиста Крылова, которая поставленную задачу выполнила. Так Алексей, ему тогда было 11 лет, рассказал, что 3-го сентября он «видел, как Данила очень быстро шёл из леса, и за ним бежала наша собака. Алексей спросил, не видел ли он Павла и Фёдора, на что Данила ничего не ответил и только засмеялся. Одет он был в самотканые штаны и чёрную рубаху» — это Алексей хорошо запомнил. Именно эти штаны и рубаху нашли у Сергея Сергеевича Морозова во время обыска.
Первый акт осмотра тел, составленный участковым милиционером Яковом Титовым, в присутствии фельдшера Городищевского медпункта П. Макарова, понятых Петра Ермакова, Авраама Книги и Ивана Баркина, сообщает, что:
«Морозов Павел лежал от дороги на расстоянии 10 метров, головою в восточную сторону. На голове надет красный мешок. Павлу был нанесён смертельный удар в брюхо. Второй удар нанесён в грудь около сердца, под которым находились рассыпанные ягоды клюквы. Около Павла стояла одна корзина, другая отброшена в сторону. Рубашка его в двух местах прорвана, на спине кровяное багровое пятно. Цвет волос — русый, лицо белое, глаза голубые, открыты, рот закрыт. В ногах две берёзы. Труп Фёдора Морозова находился в пятнадцати метрах от Павла в болотине и мелком осиннике. Фёдору был нанесён удар в левый висок палкой, правая щека испачкана кровью. Ножом нанесён смертельный удар в брюхо выше пупка, куда вышли кишки, а также разрезана рука ножом до кости».
Второй акт осмотра, сделанный городским фельдшером Марковым после обмытия тел, гласит, что:
«Когда я собрался начать вскрытие покойника и поднес скальпель к грудине, тело вдруг задрожало, начало корчится на мраморе анатомического стола, плеваться и ругаться странными словами. Все я не запомнил, но запомнил вот такие: „Курвiска запорхаться, Ідзі ты да ліхаматары!“
Потом рана на брюхе затянулась сама собой — кишки втянулись в брюхо, а рана в грудине начала сильно кровоточить.
Я остановил кровь салициловым спиртом и сильным давлением на ножевую рану, потом наложил на тело оклюзальную (сдавливающую) повязку».
Тем временем мать находилась в беспамятстве — она потеряла сознание, когда увидела истерзанные трупы сынов. В фельдшерском пункте её заставили нюхать нашатырь, а потом вкололи морфий. И она еще не знала, что Павлик ожил.
Чекист Крылов свел в сельсовет арестованных убийц и вызвал группу милиционеров, которые этапировали их в город.
Из рапорта командира Крылова.
Иван, сын Устиньи, внук Сергея и Ксении Морозовых, двоюродный брат Павлика, официально осодмилец (член общества содействия милиции), на самом деле — осведомитель ОГПУ, 20 лет.
Потом, когда все кончилось, Фёдор Морозов был похоронен на кладбище Герасимовки. Спустя время на могильном холме был поставлен обелиск с красной звездой, а рядом врыт крест с надписью:
«1932 года 3 сентября погибши от злова человека от острого ножа малой парниша Морозов — Фёдор Трофимович».
Глава 4
В поле ветер, огоньки,
Дальняя дорога,
Сердце бьется от тоски,
А в душе тревога.
Да эх, раз, ещё раз,
Ещё много-много раз.
Эх, раз, ещё раз,
Ещё много-много раз.
Цыганочка, слова народные
Школа КГБ, в которую направили Романа находилась в Хабаровске, по соседству с ВПШ (Высшей Партийной Школой [5]). Это был комплекс зданий (частично подземных).
На первом уроке двадцатилетний Роман узнал, что шок — это по-кгбешному! Отчасти потому, что первым уроком было чистописание. Как в первом классе, с перьевыми ручками и чернилами в непроливашках. Отчасти из-за знакомства с западной индустрией рекламы, которая для советского юноши выглядела дико! И не несли особого смысла фразы: «Жилет — лучше нет», «Просто налей воды» или «Масло без холестерина»… Отчасти потому, что если про бритву «Жилет» он что-то знал, то про растворимые напитки ведать не ведал, а масло без холестерина не представлял, если речь шла не о растительном.